Трэш, угар и ананасы!
Название: Камера хранения
Автор: Луна Парк
Бета: анонимный доброжелатель
Герои: Тикуса, Мукуро, Кен, Ланчия, М.М. (Мукуро/М.М. эпизодически)
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: missing scenes
Размер: мини (4 165 слов)
Саммари: если у тебя есть сокровище, осталось найти для него сокровищницу.
Дисклаймер: все принадлежит Акире Амано.
Примечания: фик написан на конкурс Reborn Nostra на дайри, тема «Настоящее сокровище - это твои друзья».
Внизу заскрипели ржавые дверные петли — Тикуса прислушался, машинально опустил руку в карман. Пришедшие не таились: дверь с грохотом ударилась в стену. Эхо разнесло по пустому дому треск дерева, звяканье разболтавшейся ручки, даже шорох штукатурки, осыпавшейся с потолков. Следом долетел хруст упаковочной бумаги, потом напряженное сопение Кена.
— И если ты еще раз... — начал Мукуро и засмеялся. Опять хрустнула бумага, упало что-то легкое.
— А что я? Что?! Я ничего! Он первый полез!
Кен запрыгал по осколкам битых кирпичей, по отколовшимся плиткам мозаики. Наверняка еще и руками замахал.
Тикуса поморщился, встал, бросил короткий взгляд на Ланчию — тот не шевелился; видимо, дремал — и бесшумно вышел на лестницу. Не опираясь на перила, глянул вниз.
— Кен покусал сенбернара, — сообщил Мукуро, поднимая голову: появление каждого из них поблизости он чувствовал мгновенно, Тикуса так привык к этому, что давно перестал удивляться. — И представь себе, не был зачинщиком драки. В кои-то веки.
— Собака оказалась глупее него? — Тикуса пошел вниз. — Я думал, это невозможно.
Мукуро снова засмеялся.
Он стоял посреди вестибюля полуразрушенного особняка, в котором они прятались — не двигался с места, обнимал бумажный пакет, заполненный пестрыми упаковками с едой. Поправлял подбородком верхнюю, то и дело бросая взгляд на Кена: терпеливо ждал, пока тот перестанет скакать вокруг и даст пройти.
Ему очевидно нужна была помощь. То есть, на самом деле, конечно, не нужна. Но к этому Тикуса тоже привык.
— Кен. Ты мешаешь Мукуро.
Ступеньки под ногами еле ощутимо вздрагивали; в этом доме все готово было рассыпаться в пыль, разрушиться, сломаться.
— Я не мешаю! — Кен отпрыгнул от Мукуро, оскалился, ударил кулаком по ладони. — Давай, Каки-Пи, иди сюда, посмотрим, кто тут мешает!
— Спасибо, Тикуса, — Мукуро улыбнулся и понес пакет в гостиную. Тикуса легко проскользнул мимо Кена, пошел за ним следом.
— Мы принесли пончики, еще какую-то ерунду, — Мукуро успел перевернуть пакет над потрескавшимся тяжелым столом и теперь с сомнением разглядывал груду упаковок, — и чипсы для Кена, и вот там, кажется, гамбургеры. И... а, вот она, — он выдернул из пестрой россыпи банку с колой и отошел к продавленному креслу. Упал в него, закинул ногу на ногу. — Что Ланчия? Ему тоже нужно поесть.
— Он спал, — Тикуса взял пончик из коробки.
Мукуро кивнул и посмотрел сквозь Тикусу, сквозь черный пустой камин, даже, наверное, сквозь стену.
— Сейчас спустится, — он щелкнул кольцом на банке. — Кажется, Кен привлек внимание полиции. Собачья драка — подумаешь, повод. Я бы на их месте не стал беспокоиться.
— Они никогда нас не найдут, — Кен подскочил к столу, едва не толкнув Тикусу. И толкнул бы, если бы Тикуса не уклонился за миг до того. — Они же идиоты!
— Может быть, — сказал Мукуро так рассеянно, что Тикусе на мгновение стало не по себе.
Иногда ему казалось, что если Мукуро отвлечется, перестанет поддерживать иллюзию того, что у них все в порядке — все и перестанет быть в порядке. Все закончится — так же внезапно, как когда-то началось.
*
— Теперь все хорошо, — сказал, улыбаясь и глядя на них страшными разными глазами, их невольный спаситель.
Тикуса не был уверен, что все так уж хорошо.
Кен вообще не имел никакого мнения. Он жалобно поскуливал, то жался к Тикусе, то пытался слизать кровь со стен и пола — слишком сильно ею пахло в лаборатории, слишком много было вокруг мертвецов. Тикуса хотел уйти сразу — но мальчик, голоса которого они никогда не слышали раньше и даже имени его не знали, остановил их.
Не остановил, поправил себя Тикуса. Просто сказал: идите, если хотите, а мне нужно кое-что найти.
Они сидели в углу и ждали, пока он обыскивал стеллажи с препаратами, вскрывал или крушил сейфы, ронял то, до чего не мог дотянуться, и разбивал то, что не было ему нужно. Время стекало по стенам грязными струйками, капало на железный пол с лабораторных столов и кресел, засыхало на мертвых лицах. Тикуса задремал.
Дрему разбил негромкий вопрос:
— Это ведь его штуки?
Тикуса вскинул голову. Мальчик стоял над ним, держа на ладони кучку сменных челюстей — переключателей облика для Кена.
— Да, — Тикуса принял челюсти, толкнул Кена локтем — но тот спал беспробудным сном.
— А у тебя что? — мальчик смотрел с любопытством, улыбался мирно и спокойно.
Тикуса пожал плечами.
— Геометрия.
Его собеседник вопросительно прищурился. Тикуса нашарил рядом окровавленный осколок стекла, подобрал, сжал на мгновение в руке. Пространство стало сетью координат, по натянувшимся струнам возможных траекторий скользнули, выравниваясь, точки целей. Тикуса бросил, не глядя, почти выпустил из пальцев осколок: тот ударился об стену, потом об стойку стеллажа, потом об нависающую над раскуроченным креслом хирургическую лампу...
— Ясно, — сказал мальчик, подставив ладонь и позволив стекляшке упасть в нее. — Полезная способность. Меня зовут Рокудо Мукуро. Как зовут вас, я знаю, то, что мне нужно, я уже нашел, а теперь пойдемте отсюда.
Кен все-таки проснулся, собрался закричать или броситься на новоявленного командира — но Рокудо Мукуро улыбнулся снова, протянул ему руку и помог встать.
И они ушли из разгромленной лаборатории Эстранео.
Тикуса ждал неприятностей, но уйти оказалось очень просто: их не заметили какие-то взрослые в темных костюмах, приехавшие к лаборатории на блестящих черных машинах; не заметила полиция, медленно проезжавшая по улицам, где они шли — в крови, едва одетые, маленькие, слишком спокойные для потерявшихся или попавших в катастрофу детей. Их никто не заметил, даже когда они, послушавшись короткого жеста Мукуро, остались стоять у магазинчика и ждать его среди велосипедов, мопедов и детских колясок, щурясь от солнца, морщась от уличного шума — непривычного, но безопасного. Потом Мукуро вернулся с водой и сэндвичами, дернул головой, предлагая снова идти за ним. Они прошли так через весь городок, названия которого Тикуса не знал, на окраине нашли дом с заколоченными окнами и влезли туда, подчиняясь очередному кивку.
Все это было странно и почти страшно — но не страшнее, чем то, что осталось за спиной.
Тикуса почти не удивился, когда в доме Мукуро рухнул на ближайший диван, сказал: "Я устал. Никуда без меня не ходите" и немедленно уснул. Он как будто не беспокоился о том, что его спутники могут причинить ему вред или убежать.
Они, конечно, не сделали ни того, ни другого.
*
— Спишь с открытыми глазами, — сказал Мукуро, и Тикуса вздрогнул. Кен уже разорвал обертку гамбургера и набил полный рот, сидел возле стены и жевал, чавкая и давясь. Мукуро вопросительно глянул на Тикусу, но Тикуса только мотнул головой. За спиной зашуршало — Ланчия вошел в гостиную, волоча ноги. Громадный, ссутуленный, с беспомощно плывущим взглядом.
— Поешь, — скомандовал Мукуро, и Ланчия побрел к столу. Остановился. Мукуро сузил глаза, Ланчия наугад взял какую-то пеструю упаковку и начал неловко разрывать ее прямо над столом.
— Он портится, — вполголоса заметил Тикуса и подумал, что говорит это зря. Мукуро виднее, как использовать подконтрольные ему тела.
— Я знаю, — без раздражения откликнулся Мукуро. — Ничего страшного. Рано или поздно все портятся.
Он собрался сказать что-то еще, посмотрел на Тикусу внимательно и как будто оценивающе — а потом дверь в холле грохнула так, что Кен вскочил на ноги, а Ланчия уронил полуразорванный пакет на стол.
Тикуса отложил недоеденный пончик и опустил руку в карман.
— Не сопротивляйтесь, — Мукуро говорил очень ровно. — Их слишком много.
Полицейских действительно оказалось много — однако не настолько, чтобы Мукуро не смог с ними справиться, если бы захотел. Если бы он поднялся, взял трезубец, наполнил гостиную огнем и кровью — он бы справился. Он бы снова спас их. Как всегда.
Но он сидел в кресле, покачивал на колене банку с колой, улыбался равнодушно и рассеянно. Полицейские обходили его, как пустое место. Кен зарычал, рванулся, когда ему надевали наручники, и Тикусе пришлось сказать, чтобы он не дергался. Он не ждал, что Кен послушается — но тот послушался.
— Кто из вас Рокудо Мукуро? — спросил седоватый полицейский, опуская пистолет.
Кен опять рыкнул, Тикуса открыл рот, чтобы ответить, что среди них нет никого с таким именем — но Ланчия поднял голову, бессильно дернулся в наручниках и хрипло сказал:
— Я — Рокудо Мукуро.
Мукуро в кресле улыбнулся и поднес банку к губам.
В полицейском фургончике было темно и тряско, воняло старой грязной одеждой, спиртным и кровью. Кена приложили виском об дверь, когда запихивали туда — Тикуса видел, что приложили намеренно — и теперь он хрипло стонал, мотая головой.
Ланчию везли отдельно.
— Как так? — пробормотал Кен, то ли в полубреду, то ли приходя в себя. — Почему так?
— Замолчи, — Тикуса бы перебрался к Кену поближе, если бы не был прикован к железной скобе на стенке фургончика; Кена прицепили к такой же. — Замолчи и молчи дальше.
— Я не понимаю, — Кен снова перекатил голову с плеча на плечо. Фургончик тряхнуло, клацнули зубы.
— Вот и молчи, — повторил Тикуса и закрыл глаза. "Рано или поздно все портятся", — вспомнил он.
Мукуро нас вытащит, сказал он сам себе. Для того и остался на свободе, чтобы потом нас вытащить.
Он почти услышал, как говорит это вслух. Жалко и беспомощно. Раньше он никогда нас не бросал, мысленно добавил Тикуса. Вышло еще хуже; воспоминание вспыхнуло перед глазами ослепительно ярко.
*
— А, вы еще живы, — Мукуро держал руки в карманах джинсов, улыбался так беспечно, словно вернулся из очередной вылазки за шоколадками и сэндвичами в ближайший супермаркет. По его волосам скользили солнечные блики, белизна футболки резала глаза. Тикуса почувствовал себя еще более грязным, чем десять минут назад — хотя раньше думал, что такое уже невозможно.
За полгода бестолкового бродяжничества по городкам Северной Италии он привык к рваной одежде, к насекомым в тех тряпках, на которых они с Кеном спали, к голоду, к отчаянным побегам после мелких краж; к тому, что никто не прячет их от ненужных взглядов, никто не ищет для них безопасные места, никто не таскает их по кондитерским, по кинотеатрам, по пустым гостиничным номерам с настоящими мягкими кроватями.
Привык к тому, что Мукуро с ними больше нет.
Даже почти перестал вспоминать, как Мукуро сперва зачем-то привез их в эти места, несколько раз исчезал, ничего не говоря, и возвращался через день-два, а потом сказал "Погуляйте сами" и пропал.
Мукуро качался с пятки на носок, разглядывал Тикусу так, будто серьезно ждал ответа; из развалин, в которых они прятались в тот день, выскочил Кен, бросился на Мукуро, сжимая кулаки, скалясь, злобно щуря глаза — и остановился в метре, едва не налетев на острие трезубца.
— Я тебе что-то обещал? — спросил Мукуро, и его голос прозвучал так равнодушно, что Кен сник, обмяк и отошел в сторону. Сел на расколотый фундамент, еле видный в траве, принялся дергать из земли травинки.
Тикуса стоял молча, ждал, что еще скажет Мукуро; задавать вопросы не хотелось. Мукуро тоже молчал, рассеянно смотрел куда-то в пустоту поверх макушки Тикусы, а потом вдруг улыбнулся.
— А вот и он.
Кен поднял голову, Тикуса обернулся: из-за угла осыпающегося от ветхости дома вышел высокий человек в черном, со странными татуировками на лице, и Тикуса едва не решил, что нужно бежать — таким опасным выглядел незнакомец — а потом понял, что двигается пришедший медленно и неуверенно, что убежать от него будет несложно, и что в руках у него пакеты из "МакДональдса".
— Это Ланчия, — весело сказал Мукуро, когда человек подошел и остановился неподалеку. — Он убил всю свою Семью, это было просто, и купил вам поесть, и вот тут я едва не облажался. Оказывается, считать деньги чужими руками куда сложнее, чем убивать. Но нужно было проверить.
Кен явно ничего не понял; он переводил взгляд с Ланчии на Мукуро, потом на пакеты с пятнами жира, облизывался, но с фундамента не вставал. Тикуса шагнул к Ланчии, тот механически поднял руку и отдал Тикусе один пакет, а потом второй. Второй Тикуса отнес Кену.
Мукуро не стал ничего объяснять. Тикуса не стал ничего спрашивать. Кен был доволен тем, что поел, и не очень доволен тем, что в ближайшем отеле его заставили помыться и переодеться — но не спорил.
Ланчия вообще молчал.
На какое-то время все стало как прежде.
*
В тюрьме их даже не допрашивали. Почти волоком дотащили от фургончика до длинного желтого здания с решетками на окнах, в пустой комнате сфотографировали, сунув в руки таблички с именами, потом провели по облезлым тоскливым коридорам и впихнули в камеры — Ланчию увели, но по крайней мере, их с Кеном не разделили.
Камера оказалась общей, и народу в ней было полно: на узких койках, вдоль стен на корточках, по углам, под высоким узким окном — везде сидели и лежали люди. На них посмотрели без интереса; Кен сжимал кулаки и оглядывался так, будто ждал атаки. Из угла вдруг высунулся и замахал кто-то, предлагая подойти, мелькнули в тусклом свете рыжие волосы.
— Кен, — сказал вполголоса Тикуса и пошел туда, аккуратно обходя вытянутые ноги, сброшенную в проход обувь, грязные вонючие тряпки. Кен побрел за ним.
— Давно не виделись, — бросила, проглатывая резкие итальянские звуки, старая знакомая. — Влипли, да?
Тикуса молча присел рядом. Кен плюхнулся на пол поодаль и свернулся клубком, обнимая разбитую голову.
М.М. очевидно выдавала себя за мальчика: под мешковатой футболкой маленькая грудь была незаметна, в коротко и неровно обстриженных волосах отсутствовали заколки, говорила она отрывисто и хрипло. Зачем ей это было нужно, Тикуса не знал, но мешать не собирался.
— Он тоже? — коротко спросила М.М. Тикуса качнул головой. М.М. тихо хихикнула.
— Сдал вас, значит. Ну и правильно, бесполезные вы. Зачем он вас с собой таскал, не понимаю.
— Не твое дело, — разжал губы Тикуса.
— Правда глаза колет? — М.М. снова хихикнула. — Лучше бы он меня с собой позвал. От меня-то толку больше. А ты с твоими шариками...
Тикуса невольно стиснул кулаки. Йо-йо отобрали еще при аресте — и это, пожалуй, был первый раз, когда он с ними расстался. С тех пор, как они вообще у него появились.
*
Их время шло тогда незаметно, короткими отрезками от точки к точке: они болтались по Италии, как будто совсем бесцельно, но Тикуса считал, что его это не касается, а Кену было все равно. То и дело вместо развалин забирались в очередной брошенный дом. Таких домов на их пути встречалось много: Меззоджорно, солнце, жара, грязь, сонные маленькие городки больны, отравлены бедностью, злобой, разрушением, и люди, которые могут позволить себе жить где-то еще, так и поступают; их особняки остаются брошенными, закрытыми, иногда под охраной — но Мукуро не способна остановить сигнализация, а значит, и Кена с Тикусой тоже.
Мукуро валялся на кожаном диване, сбросив с него чехол, то ли дремал, то ли думал о чем-то; Кен бегал по дому, ронял мебель, рвал портьеры — веселился. Ланчии не было — окончательно освоившись с управлением, Мукуро постоянно отсылал его, ничего не объясняя.
Тикуса сидел, привалившись к дивану, пил воду из бутылки, крутил в руке нож, ловил баланс. Ему никогда не нравились лезвия, не нравились резаные раны, не нравилось, что метнув нож, его надо потом забирать обратно — но Мукуро говорил, что огнестрельное оружие им не нужно, с ним больше хлопот, чем пользы, а быть совсем бесполезным Тикуса не хотел.
— Неудобно, — сказал Мукуро. — Лучше бы что-нибудь другое.
Тикуса не стал отвечать, позволил ножу потерять равновесие и поймал его возле пола.
Мукуро потянулся, встал с дивана, задев Тикусу коленом.
— Прогуляемся.
Иногда на него находило что-то; он отправлялся гулять в одиночку, или брал с собой Кена, или Ланчия следовал за ним покорной тенью. После таких прогулок Кен возвращался довольный и, как казалось Тикусе, сытый — успокоенный, по крайней мере. Тикуса ничего не спрашивал. Ему было любопытно, что это за прогулки — но Мукуро не звал его с собой. До сих пор.
— Мы уходим, — сказал Мукуро, когда Кен, услышав или почуяв движение внизу, слетел кубарем по лестнице и замер перед ними. — Охраняй дом и не пускай никого.
Охранять заброшенный дом не было никакой необходимости, но Кен ухмыльнулся, тряхнул головой и унесся обратно. Мукуро рассмеялся и кивнул Тикусе на входную дверь.
Вечер заливал городок мягким оранжевым светом, горел в витринах магазинчиков холодным огнем. В кондитерской пахло какао, корицей и шоколадом. Тикуса ковырял ложечкой пирожное, смотрел в стол, чувствовал, как растет в нем недоумение: зачем они сюда пришли?..
— Ай, — сказал Мукуро, и Тикуса вскинул глаза. Мукуро крутил в пальцах вишню, которую снял со взбитых сливок, и похоже, только что попал ею себе по носу. Он поймал взгляд Тикусы, засмеялся и потянулся за салфеткой. Тикуса продолжал смотреть на вишню в его пальцах. Темно-красный шарик двигался почти непредсказуемо, но длинный черенок пружинил, направляя его ход.
— Что? — спросил Мукуро, тоже глядя на вишню.
— Такие штуки, — медленно сказал Тикуса. — Игрушки. На веревочке. Как они называются?
Мукуро прищурился.
— Йо-йо?
Сделать чертеж оказалось несложно, Тикуса потратил на него не больше нескольких часов; найти человека, который выполнил бы работу по чертежу и не задал вопросов, было сложнее — но с этим справился Мукуро. На то, чтобы освоиться с новым оружием, потребовалось некоторое время. Кен комментировал упражнения Тикусы в меру отпущенного ему чувства юмора, но Тикусе было все равно. Он тренировался почти все время — в пустых мотелях, в заброшенных домах, даже в дороге, если это не привлекало внимания.
Когда Мукуро снова позвал его прогуляться — они были тогда в Венеции, и из-за воды, шуршавшей по стенам, Тикусе казалось, что город полон крыс — целью их прогулки оказалась не кондитерская.
— Ну как? — Мукуро шевельнул носком ботинка тело, издававшее гнусный смрад. Присел, посмотрел на тонкие иглы, глубоко вошедшие в шею.
Несколько секунд назад тело еще было живо и интересовалось, что мальчики делают в такое позднее время в таком опасном районе.
— Нормально.
Тикусе не хотелось убирать йо-йо; они так послушно скользили вокруг, рисуя безупречные кривые, отправляя веера игл в полет по заранее понятным траекториям. Они делали пространство управляемым. Мой способ контроля, вдруг подумал Тикуса.
— Отлично, — сказал Мукуро, выпрямился и обтер ботинок о пиджак жертвы. — Тогда я хочу горячего шоколада.
И они все-таки пошли в кондитерскую.
*
— О чем задумался? — М.М. подергала его за рукав. Тикуса отодвинул руку и промолчал.
— Нечего обижаться, — М.М. неправильно истолковала его молчание. — Сам понимаешь, вы по сравнению с ним никто.
— Ты тоже.
Тикуса говорил едва слышно, но М.М. все равно поняла. Улыбнулась — так, что если бы кто-то на нее сейчас смотрел, ни за что бы не принял ее за мальчика.
— Может и так, но пользы от меня больше.
Спорить смысла не было. От М.М. была вполне конкретная и осязаемая польза; Тикуса понял это сразу, когда они встретились.
*
— Значит, у тебя есть для меня работа? — рыжая девочка, миниатюрная, похожая на статуэтку из тех, которые Тикуса много раз видел на каминных полках самых разных домов, крутилась на каблуке перед Мукуро.
— Именно, — Мукуро улыбнулся, это было слышно. — Уверен, ты справишься.
— Еще бы, — девочка прищурилась, стрельнула взглядом из-под ресниц. — Но тебе это дорого обойдется.
— В этом я тоже не сомневаюсь.
Тикуса перестал слушать возле двери, вышел из дома на поросшую травой подъездную дорожку. В пригороде Тосканы они сидели уже второй месяц, Мукуро, как обычно, регулярно пропадал, позволял Кену по ночам гулять в пригородных парках и равнодушно относился к теленовостям о страшных нападениях неизвестного животного на влюбленные парочки. Тикуса почти привык просыпаться по утрам в одной и той же постели и даже научился готовить яичницу. Сейчас он собирался сказать Мукуро, что им нужен новый запас продуктов — но подойдя к дверям, обнаружил, что Мукуро не один.
— А, — Мукуро не оглянулся. — Это Тикуса, он со мной. Это М.М., она будет на меня работать.
— Смотря как ты заплатишь, — девочка кинула быстрый равнодушный взгляд на Тикусу и принялась снова сверкать глазами из-под ресниц в сторону Мукуро.
Тикусе на мгновение стало неловко.
Ему было уже четырнадцать. Или около того. Достаточно, чтобы убивать людей, недостаточно, чтобы покупать спиртное и водить машину. Но машину водил Мукуро, его никогда не останавливали полицейские — а спиртное им было не нужно. Зато было нужно кое-что другое.
Тикуса знал, что Кен регулярно онанирует в ванной: Кен не стеснялся и громко комментировал процесс.
Сам он в подобных обстоятельствах обходился без комментариев.
Как решал эту проблему Мукуро — и была ли у него такая проблема — Тикуса не знал; но сейчас, глядя, как М.М. стреляет глазами, а Мукуро разглядывает ее с любопытством и, пожалуй, с интересом, он вдруг об этом задумался.
Потом у них была очередная работа — из тех, о которых Мукуро говорил "дел на полчаса". Дел было действительно немного, участие М.М. осталось для Тикусы незаметным — но его это вполне устроило; М.М. ему не понравилась, и видеть ее лишний раз не хотелось. Однако когда они вернулись в дом, служивший им базой, М.М. вернулась вместе с ними.
— Рассчитаемся? — подмигнула она, когда Мукуро отправил Кена в душ: большую часть крови Кен слизал с рук по дороге, но чище от этого не стал.
— Как договорились, — Мукуро оглянулся. — Тикуса, принесешь?
Тикуса ушел за деньгами, которые в этом доме они сваливали в ящик для игрушек в пустой детской.
Когда он вернулся, голоса за аркой, ведущей в гостиную, заставили его остановиться.
— Зачем тебе это все? — в голосе М.М. позвякивал смех. — Расскажи, мне же интересно.
— Я хочу уничтожить мафию, — сказал Мукуро. Взвизгнула молния, зашуршала ткань.
— Ого, — сказала М.М. то ли с насмешкой, то ли с уважением. — Есть, чем гордиться.
Мукуро рассмеялся.
Тикуса понял, что ему обидно. Он бы тоже мог просто спросить у Мукуро, зачем они делают то, что делают. Вероятно, Мукуро ответил бы — так же легко и беспечно, как отвечал сейчас М.М.
Все равно непонятно, чем тут гордиться, подумал Тикуса, это просто цель, — и сделал шаг в арку.
Мукуро прислонялся к стене под косо висящей картиной в пыльной раме, прижимался затылком к цветочной вязи на обоях. М.М. стояла перед ним на коленях, и Мукуро трепал ее волосы одной рукой, держа другую в кармане расстегнутых джинсов.
Тикуса хотел уйти сразу — но Мукуро остановил на нем взгляд и улыбнулся. И указал движением подбородка на сервировочный столик.
Тикуса бесшумно вошел, положил деньги на мутное стекло столика и ушел к себе.
*
В тюрьме было безопасно и не страшно — но скучно. Время шло медленно и монотонно, иногда Тикусе казалось, что день, когда их арестовали, все длится и длится, не сменяясь новым. Воспоминания, крутившиеся в голове, повторялись тоже: города, дома, машины, пожары и смерти, и отдельно — высокая вазочка, сливочное мороженое с вафельными листиками, которое Кен перевернул на Мукуро в каком-то кафе и попытался облизать, и потом они втроем добирались до отеля, Мукуро и Кен хохотали, как ненормальные, и останавливались по дороге, чтобы отсмеяться, а сам Тикуса чувствовал, что не может перестать улыбаться, даже потом, когда уже лег спать.
И то, как Тикуса все-таки спросил о планах — почти уверенный, что ему Мукуро не ответит — но Мукуро ответил, подробно и с удовольствием, и после этого все стало намного проще и понятнее, и Тикусе даже стало казаться, что Мукуро ему доверяет.
И то, как Мукуро улыбался, глядя сквозь них, когда на них надевали наручники.
День, когда их арестовали, превратился в месяц, потом в два — а потом М.М. сказала, что Ланчию — то есть, как до сих пор считали полицейские, Рокудо Мукуро — собираются расстрелять.
— Без суда? — вяло спросил Тикуса. М.М. только засмеялась.
Законом здесь была мафия — и если мафии мешал Рокудо Мукуро, то от него следовало избавиться. Странно, что этого не сделали раньше, подумал Тикуса и лег спать.
Ночью Ланчия пришел за ними.
Выбил дверь камеры, свернул шею какому-то глупцу, подвернувшемуся под руку, остановился рядом с Тикусой и сказал: "Пошли".
Кен слетел со своей верхней койки, Тикуса поднялся, из придушенно молчащей темноты выскользнула М.М., сказала:
— И я.
Ланчия медленно перевел на нее взгляд и кивнул:
— И ты.
Они прошли тюрьму насквозь, и Ланчия убивал всех, кто пытался встать у них на пути. М.М. молча шла с ними, один раз только дернула Ланчию за рукав, показала на дверь камеры и сказала:
— Этих выпусти. Пригодятся.
Тикуса хотел остановить самоуправство, но Ланчия помедлил секунду и снес дверь.
— Дальше сами, — крикнула М.М. в темноту, и они ушли, вышли во двор тюрьмы и поняли, что их никто не видит.
Тикуса выдохнул с облегчением; день, когда их арестовали, закончился.
В воротах тюрьмы стоял грузовичок почтовой службы с распахнутыми задними дверцами, с водительского сиденья спрыгнул Мукуро. Кен хотел закричать, но осекся, подчиняясь короткому жесту. М.М. хотела подойти, но Мукуро показал на кузов грузовичка, и она послушно влезла туда вслед за Ланчией. Кен вскочил туда же.
— Тикуса, — сказал Мукуро, — на переднее.
Через несколько минут тюрьма осталась позади.
Окна в кабине были опущены, и ветер трепал волосы Мукуро, гладил лицо Тикусы. Фонари вдоль шоссе сливались в ровные полосы.
Мукуро оставил одну руку на руле, а другой, перегнувшись через Тикусу, открыл бардачок. На колени Тикусе вывалились йо-йо.
— Куда мы теперь? — спросил Тикуса, сжимая в ладонях оружие, трогая кончиками пальцев отверстия, предназначенные для игл.
— В Японию, — Мукуро прищурился, обогнал приземистый грузный автобус, прибавил скорость.
— Что там? — не сдержался Тикуса.
— Вонгола, — Мукуро помедлил. — Я тут кое-что о них узнал. Не скажу, что это было просто, но дело того стоило.
Тикуса слушал его голос и думал о Вонголе. О Семье, с которой другие Семьи предпочитали не ссориться. О Семье, на которую работал всем известный отряд независимых убийц.
О Семье, полезть к которой за информацией мог разве что безумец.
Особенно в одиночку.
— А вы бы мне только помешали, — оборвал его размышления голос Мукуро.
Тикуса улыбнулся и закрыл глаза.
Автор: Луна Парк
Бета: анонимный доброжелатель
Герои: Тикуса, Мукуро, Кен, Ланчия, М.М. (Мукуро/М.М. эпизодически)
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: missing scenes
Размер: мини (4 165 слов)
Саммари: если у тебя есть сокровище, осталось найти для него сокровищницу.
Дисклаймер: все принадлежит Акире Амано.
Примечания: фик написан на конкурс Reborn Nostra на дайри, тема «Настоящее сокровище - это твои друзья».
— И если ты еще раз... — начал Мукуро и засмеялся. Опять хрустнула бумага, упало что-то легкое.
— А что я? Что?! Я ничего! Он первый полез!
Кен запрыгал по осколкам битых кирпичей, по отколовшимся плиткам мозаики. Наверняка еще и руками замахал.
Тикуса поморщился, встал, бросил короткий взгляд на Ланчию — тот не шевелился; видимо, дремал — и бесшумно вышел на лестницу. Не опираясь на перила, глянул вниз.
— Кен покусал сенбернара, — сообщил Мукуро, поднимая голову: появление каждого из них поблизости он чувствовал мгновенно, Тикуса так привык к этому, что давно перестал удивляться. — И представь себе, не был зачинщиком драки. В кои-то веки.
— Собака оказалась глупее него? — Тикуса пошел вниз. — Я думал, это невозможно.
Мукуро снова засмеялся.
Он стоял посреди вестибюля полуразрушенного особняка, в котором они прятались — не двигался с места, обнимал бумажный пакет, заполненный пестрыми упаковками с едой. Поправлял подбородком верхнюю, то и дело бросая взгляд на Кена: терпеливо ждал, пока тот перестанет скакать вокруг и даст пройти.
Ему очевидно нужна была помощь. То есть, на самом деле, конечно, не нужна. Но к этому Тикуса тоже привык.
— Кен. Ты мешаешь Мукуро.
Ступеньки под ногами еле ощутимо вздрагивали; в этом доме все готово было рассыпаться в пыль, разрушиться, сломаться.
— Я не мешаю! — Кен отпрыгнул от Мукуро, оскалился, ударил кулаком по ладони. — Давай, Каки-Пи, иди сюда, посмотрим, кто тут мешает!
— Спасибо, Тикуса, — Мукуро улыбнулся и понес пакет в гостиную. Тикуса легко проскользнул мимо Кена, пошел за ним следом.
— Мы принесли пончики, еще какую-то ерунду, — Мукуро успел перевернуть пакет над потрескавшимся тяжелым столом и теперь с сомнением разглядывал груду упаковок, — и чипсы для Кена, и вот там, кажется, гамбургеры. И... а, вот она, — он выдернул из пестрой россыпи банку с колой и отошел к продавленному креслу. Упал в него, закинул ногу на ногу. — Что Ланчия? Ему тоже нужно поесть.
— Он спал, — Тикуса взял пончик из коробки.
Мукуро кивнул и посмотрел сквозь Тикусу, сквозь черный пустой камин, даже, наверное, сквозь стену.
— Сейчас спустится, — он щелкнул кольцом на банке. — Кажется, Кен привлек внимание полиции. Собачья драка — подумаешь, повод. Я бы на их месте не стал беспокоиться.
— Они никогда нас не найдут, — Кен подскочил к столу, едва не толкнув Тикусу. И толкнул бы, если бы Тикуса не уклонился за миг до того. — Они же идиоты!
— Может быть, — сказал Мукуро так рассеянно, что Тикусе на мгновение стало не по себе.
Иногда ему казалось, что если Мукуро отвлечется, перестанет поддерживать иллюзию того, что у них все в порядке — все и перестанет быть в порядке. Все закончится — так же внезапно, как когда-то началось.
*
— Теперь все хорошо, — сказал, улыбаясь и глядя на них страшными разными глазами, их невольный спаситель.
Тикуса не был уверен, что все так уж хорошо.
Кен вообще не имел никакого мнения. Он жалобно поскуливал, то жался к Тикусе, то пытался слизать кровь со стен и пола — слишком сильно ею пахло в лаборатории, слишком много было вокруг мертвецов. Тикуса хотел уйти сразу — но мальчик, голоса которого они никогда не слышали раньше и даже имени его не знали, остановил их.
Не остановил, поправил себя Тикуса. Просто сказал: идите, если хотите, а мне нужно кое-что найти.
Они сидели в углу и ждали, пока он обыскивал стеллажи с препаратами, вскрывал или крушил сейфы, ронял то, до чего не мог дотянуться, и разбивал то, что не было ему нужно. Время стекало по стенам грязными струйками, капало на железный пол с лабораторных столов и кресел, засыхало на мертвых лицах. Тикуса задремал.
Дрему разбил негромкий вопрос:
— Это ведь его штуки?
Тикуса вскинул голову. Мальчик стоял над ним, держа на ладони кучку сменных челюстей — переключателей облика для Кена.
— Да, — Тикуса принял челюсти, толкнул Кена локтем — но тот спал беспробудным сном.
— А у тебя что? — мальчик смотрел с любопытством, улыбался мирно и спокойно.
Тикуса пожал плечами.
— Геометрия.
Его собеседник вопросительно прищурился. Тикуса нашарил рядом окровавленный осколок стекла, подобрал, сжал на мгновение в руке. Пространство стало сетью координат, по натянувшимся струнам возможных траекторий скользнули, выравниваясь, точки целей. Тикуса бросил, не глядя, почти выпустил из пальцев осколок: тот ударился об стену, потом об стойку стеллажа, потом об нависающую над раскуроченным креслом хирургическую лампу...
— Ясно, — сказал мальчик, подставив ладонь и позволив стекляшке упасть в нее. — Полезная способность. Меня зовут Рокудо Мукуро. Как зовут вас, я знаю, то, что мне нужно, я уже нашел, а теперь пойдемте отсюда.
Кен все-таки проснулся, собрался закричать или броситься на новоявленного командира — но Рокудо Мукуро улыбнулся снова, протянул ему руку и помог встать.
И они ушли из разгромленной лаборатории Эстранео.
Тикуса ждал неприятностей, но уйти оказалось очень просто: их не заметили какие-то взрослые в темных костюмах, приехавшие к лаборатории на блестящих черных машинах; не заметила полиция, медленно проезжавшая по улицам, где они шли — в крови, едва одетые, маленькие, слишком спокойные для потерявшихся или попавших в катастрофу детей. Их никто не заметил, даже когда они, послушавшись короткого жеста Мукуро, остались стоять у магазинчика и ждать его среди велосипедов, мопедов и детских колясок, щурясь от солнца, морщась от уличного шума — непривычного, но безопасного. Потом Мукуро вернулся с водой и сэндвичами, дернул головой, предлагая снова идти за ним. Они прошли так через весь городок, названия которого Тикуса не знал, на окраине нашли дом с заколоченными окнами и влезли туда, подчиняясь очередному кивку.
Все это было странно и почти страшно — но не страшнее, чем то, что осталось за спиной.
Тикуса почти не удивился, когда в доме Мукуро рухнул на ближайший диван, сказал: "Я устал. Никуда без меня не ходите" и немедленно уснул. Он как будто не беспокоился о том, что его спутники могут причинить ему вред или убежать.
Они, конечно, не сделали ни того, ни другого.
*
— Спишь с открытыми глазами, — сказал Мукуро, и Тикуса вздрогнул. Кен уже разорвал обертку гамбургера и набил полный рот, сидел возле стены и жевал, чавкая и давясь. Мукуро вопросительно глянул на Тикусу, но Тикуса только мотнул головой. За спиной зашуршало — Ланчия вошел в гостиную, волоча ноги. Громадный, ссутуленный, с беспомощно плывущим взглядом.
— Поешь, — скомандовал Мукуро, и Ланчия побрел к столу. Остановился. Мукуро сузил глаза, Ланчия наугад взял какую-то пеструю упаковку и начал неловко разрывать ее прямо над столом.
— Он портится, — вполголоса заметил Тикуса и подумал, что говорит это зря. Мукуро виднее, как использовать подконтрольные ему тела.
— Я знаю, — без раздражения откликнулся Мукуро. — Ничего страшного. Рано или поздно все портятся.
Он собрался сказать что-то еще, посмотрел на Тикусу внимательно и как будто оценивающе — а потом дверь в холле грохнула так, что Кен вскочил на ноги, а Ланчия уронил полуразорванный пакет на стол.
Тикуса отложил недоеденный пончик и опустил руку в карман.
— Не сопротивляйтесь, — Мукуро говорил очень ровно. — Их слишком много.
Полицейских действительно оказалось много — однако не настолько, чтобы Мукуро не смог с ними справиться, если бы захотел. Если бы он поднялся, взял трезубец, наполнил гостиную огнем и кровью — он бы справился. Он бы снова спас их. Как всегда.
Но он сидел в кресле, покачивал на колене банку с колой, улыбался равнодушно и рассеянно. Полицейские обходили его, как пустое место. Кен зарычал, рванулся, когда ему надевали наручники, и Тикусе пришлось сказать, чтобы он не дергался. Он не ждал, что Кен послушается — но тот послушался.
— Кто из вас Рокудо Мукуро? — спросил седоватый полицейский, опуская пистолет.
Кен опять рыкнул, Тикуса открыл рот, чтобы ответить, что среди них нет никого с таким именем — но Ланчия поднял голову, бессильно дернулся в наручниках и хрипло сказал:
— Я — Рокудо Мукуро.
Мукуро в кресле улыбнулся и поднес банку к губам.
В полицейском фургончике было темно и тряско, воняло старой грязной одеждой, спиртным и кровью. Кена приложили виском об дверь, когда запихивали туда — Тикуса видел, что приложили намеренно — и теперь он хрипло стонал, мотая головой.
Ланчию везли отдельно.
— Как так? — пробормотал Кен, то ли в полубреду, то ли приходя в себя. — Почему так?
— Замолчи, — Тикуса бы перебрался к Кену поближе, если бы не был прикован к железной скобе на стенке фургончика; Кена прицепили к такой же. — Замолчи и молчи дальше.
— Я не понимаю, — Кен снова перекатил голову с плеча на плечо. Фургончик тряхнуло, клацнули зубы.
— Вот и молчи, — повторил Тикуса и закрыл глаза. "Рано или поздно все портятся", — вспомнил он.
Мукуро нас вытащит, сказал он сам себе. Для того и остался на свободе, чтобы потом нас вытащить.
Он почти услышал, как говорит это вслух. Жалко и беспомощно. Раньше он никогда нас не бросал, мысленно добавил Тикуса. Вышло еще хуже; воспоминание вспыхнуло перед глазами ослепительно ярко.
*
— А, вы еще живы, — Мукуро держал руки в карманах джинсов, улыбался так беспечно, словно вернулся из очередной вылазки за шоколадками и сэндвичами в ближайший супермаркет. По его волосам скользили солнечные блики, белизна футболки резала глаза. Тикуса почувствовал себя еще более грязным, чем десять минут назад — хотя раньше думал, что такое уже невозможно.
За полгода бестолкового бродяжничества по городкам Северной Италии он привык к рваной одежде, к насекомым в тех тряпках, на которых они с Кеном спали, к голоду, к отчаянным побегам после мелких краж; к тому, что никто не прячет их от ненужных взглядов, никто не ищет для них безопасные места, никто не таскает их по кондитерским, по кинотеатрам, по пустым гостиничным номерам с настоящими мягкими кроватями.
Привык к тому, что Мукуро с ними больше нет.
Даже почти перестал вспоминать, как Мукуро сперва зачем-то привез их в эти места, несколько раз исчезал, ничего не говоря, и возвращался через день-два, а потом сказал "Погуляйте сами" и пропал.
Мукуро качался с пятки на носок, разглядывал Тикусу так, будто серьезно ждал ответа; из развалин, в которых они прятались в тот день, выскочил Кен, бросился на Мукуро, сжимая кулаки, скалясь, злобно щуря глаза — и остановился в метре, едва не налетев на острие трезубца.
— Я тебе что-то обещал? — спросил Мукуро, и его голос прозвучал так равнодушно, что Кен сник, обмяк и отошел в сторону. Сел на расколотый фундамент, еле видный в траве, принялся дергать из земли травинки.
Тикуса стоял молча, ждал, что еще скажет Мукуро; задавать вопросы не хотелось. Мукуро тоже молчал, рассеянно смотрел куда-то в пустоту поверх макушки Тикусы, а потом вдруг улыбнулся.
— А вот и он.
Кен поднял голову, Тикуса обернулся: из-за угла осыпающегося от ветхости дома вышел высокий человек в черном, со странными татуировками на лице, и Тикуса едва не решил, что нужно бежать — таким опасным выглядел незнакомец — а потом понял, что двигается пришедший медленно и неуверенно, что убежать от него будет несложно, и что в руках у него пакеты из "МакДональдса".
— Это Ланчия, — весело сказал Мукуро, когда человек подошел и остановился неподалеку. — Он убил всю свою Семью, это было просто, и купил вам поесть, и вот тут я едва не облажался. Оказывается, считать деньги чужими руками куда сложнее, чем убивать. Но нужно было проверить.
Кен явно ничего не понял; он переводил взгляд с Ланчии на Мукуро, потом на пакеты с пятнами жира, облизывался, но с фундамента не вставал. Тикуса шагнул к Ланчии, тот механически поднял руку и отдал Тикусе один пакет, а потом второй. Второй Тикуса отнес Кену.
Мукуро не стал ничего объяснять. Тикуса не стал ничего спрашивать. Кен был доволен тем, что поел, и не очень доволен тем, что в ближайшем отеле его заставили помыться и переодеться — но не спорил.
Ланчия вообще молчал.
На какое-то время все стало как прежде.
*
В тюрьме их даже не допрашивали. Почти волоком дотащили от фургончика до длинного желтого здания с решетками на окнах, в пустой комнате сфотографировали, сунув в руки таблички с именами, потом провели по облезлым тоскливым коридорам и впихнули в камеры — Ланчию увели, но по крайней мере, их с Кеном не разделили.
Камера оказалась общей, и народу в ней было полно: на узких койках, вдоль стен на корточках, по углам, под высоким узким окном — везде сидели и лежали люди. На них посмотрели без интереса; Кен сжимал кулаки и оглядывался так, будто ждал атаки. Из угла вдруг высунулся и замахал кто-то, предлагая подойти, мелькнули в тусклом свете рыжие волосы.
— Кен, — сказал вполголоса Тикуса и пошел туда, аккуратно обходя вытянутые ноги, сброшенную в проход обувь, грязные вонючие тряпки. Кен побрел за ним.
— Давно не виделись, — бросила, проглатывая резкие итальянские звуки, старая знакомая. — Влипли, да?
Тикуса молча присел рядом. Кен плюхнулся на пол поодаль и свернулся клубком, обнимая разбитую голову.
М.М. очевидно выдавала себя за мальчика: под мешковатой футболкой маленькая грудь была незаметна, в коротко и неровно обстриженных волосах отсутствовали заколки, говорила она отрывисто и хрипло. Зачем ей это было нужно, Тикуса не знал, но мешать не собирался.
— Он тоже? — коротко спросила М.М. Тикуса качнул головой. М.М. тихо хихикнула.
— Сдал вас, значит. Ну и правильно, бесполезные вы. Зачем он вас с собой таскал, не понимаю.
— Не твое дело, — разжал губы Тикуса.
— Правда глаза колет? — М.М. снова хихикнула. — Лучше бы он меня с собой позвал. От меня-то толку больше. А ты с твоими шариками...
Тикуса невольно стиснул кулаки. Йо-йо отобрали еще при аресте — и это, пожалуй, был первый раз, когда он с ними расстался. С тех пор, как они вообще у него появились.
*
Их время шло тогда незаметно, короткими отрезками от точки к точке: они болтались по Италии, как будто совсем бесцельно, но Тикуса считал, что его это не касается, а Кену было все равно. То и дело вместо развалин забирались в очередной брошенный дом. Таких домов на их пути встречалось много: Меззоджорно, солнце, жара, грязь, сонные маленькие городки больны, отравлены бедностью, злобой, разрушением, и люди, которые могут позволить себе жить где-то еще, так и поступают; их особняки остаются брошенными, закрытыми, иногда под охраной — но Мукуро не способна остановить сигнализация, а значит, и Кена с Тикусой тоже.
Мукуро валялся на кожаном диване, сбросив с него чехол, то ли дремал, то ли думал о чем-то; Кен бегал по дому, ронял мебель, рвал портьеры — веселился. Ланчии не было — окончательно освоившись с управлением, Мукуро постоянно отсылал его, ничего не объясняя.
Тикуса сидел, привалившись к дивану, пил воду из бутылки, крутил в руке нож, ловил баланс. Ему никогда не нравились лезвия, не нравились резаные раны, не нравилось, что метнув нож, его надо потом забирать обратно — но Мукуро говорил, что огнестрельное оружие им не нужно, с ним больше хлопот, чем пользы, а быть совсем бесполезным Тикуса не хотел.
— Неудобно, — сказал Мукуро. — Лучше бы что-нибудь другое.
Тикуса не стал отвечать, позволил ножу потерять равновесие и поймал его возле пола.
Мукуро потянулся, встал с дивана, задев Тикусу коленом.
— Прогуляемся.
Иногда на него находило что-то; он отправлялся гулять в одиночку, или брал с собой Кена, или Ланчия следовал за ним покорной тенью. После таких прогулок Кен возвращался довольный и, как казалось Тикусе, сытый — успокоенный, по крайней мере. Тикуса ничего не спрашивал. Ему было любопытно, что это за прогулки — но Мукуро не звал его с собой. До сих пор.
— Мы уходим, — сказал Мукуро, когда Кен, услышав или почуяв движение внизу, слетел кубарем по лестнице и замер перед ними. — Охраняй дом и не пускай никого.
Охранять заброшенный дом не было никакой необходимости, но Кен ухмыльнулся, тряхнул головой и унесся обратно. Мукуро рассмеялся и кивнул Тикусе на входную дверь.
Вечер заливал городок мягким оранжевым светом, горел в витринах магазинчиков холодным огнем. В кондитерской пахло какао, корицей и шоколадом. Тикуса ковырял ложечкой пирожное, смотрел в стол, чувствовал, как растет в нем недоумение: зачем они сюда пришли?..
— Ай, — сказал Мукуро, и Тикуса вскинул глаза. Мукуро крутил в пальцах вишню, которую снял со взбитых сливок, и похоже, только что попал ею себе по носу. Он поймал взгляд Тикусы, засмеялся и потянулся за салфеткой. Тикуса продолжал смотреть на вишню в его пальцах. Темно-красный шарик двигался почти непредсказуемо, но длинный черенок пружинил, направляя его ход.
— Что? — спросил Мукуро, тоже глядя на вишню.
— Такие штуки, — медленно сказал Тикуса. — Игрушки. На веревочке. Как они называются?
Мукуро прищурился.
— Йо-йо?
Сделать чертеж оказалось несложно, Тикуса потратил на него не больше нескольких часов; найти человека, который выполнил бы работу по чертежу и не задал вопросов, было сложнее — но с этим справился Мукуро. На то, чтобы освоиться с новым оружием, потребовалось некоторое время. Кен комментировал упражнения Тикусы в меру отпущенного ему чувства юмора, но Тикусе было все равно. Он тренировался почти все время — в пустых мотелях, в заброшенных домах, даже в дороге, если это не привлекало внимания.
Когда Мукуро снова позвал его прогуляться — они были тогда в Венеции, и из-за воды, шуршавшей по стенам, Тикусе казалось, что город полон крыс — целью их прогулки оказалась не кондитерская.
— Ну как? — Мукуро шевельнул носком ботинка тело, издававшее гнусный смрад. Присел, посмотрел на тонкие иглы, глубоко вошедшие в шею.
Несколько секунд назад тело еще было живо и интересовалось, что мальчики делают в такое позднее время в таком опасном районе.
— Нормально.
Тикусе не хотелось убирать йо-йо; они так послушно скользили вокруг, рисуя безупречные кривые, отправляя веера игл в полет по заранее понятным траекториям. Они делали пространство управляемым. Мой способ контроля, вдруг подумал Тикуса.
— Отлично, — сказал Мукуро, выпрямился и обтер ботинок о пиджак жертвы. — Тогда я хочу горячего шоколада.
И они все-таки пошли в кондитерскую.
*
— О чем задумался? — М.М. подергала его за рукав. Тикуса отодвинул руку и промолчал.
— Нечего обижаться, — М.М. неправильно истолковала его молчание. — Сам понимаешь, вы по сравнению с ним никто.
— Ты тоже.
Тикуса говорил едва слышно, но М.М. все равно поняла. Улыбнулась — так, что если бы кто-то на нее сейчас смотрел, ни за что бы не принял ее за мальчика.
— Может и так, но пользы от меня больше.
Спорить смысла не было. От М.М. была вполне конкретная и осязаемая польза; Тикуса понял это сразу, когда они встретились.
*
— Значит, у тебя есть для меня работа? — рыжая девочка, миниатюрная, похожая на статуэтку из тех, которые Тикуса много раз видел на каминных полках самых разных домов, крутилась на каблуке перед Мукуро.
— Именно, — Мукуро улыбнулся, это было слышно. — Уверен, ты справишься.
— Еще бы, — девочка прищурилась, стрельнула взглядом из-под ресниц. — Но тебе это дорого обойдется.
— В этом я тоже не сомневаюсь.
Тикуса перестал слушать возле двери, вышел из дома на поросшую травой подъездную дорожку. В пригороде Тосканы они сидели уже второй месяц, Мукуро, как обычно, регулярно пропадал, позволял Кену по ночам гулять в пригородных парках и равнодушно относился к теленовостям о страшных нападениях неизвестного животного на влюбленные парочки. Тикуса почти привык просыпаться по утрам в одной и той же постели и даже научился готовить яичницу. Сейчас он собирался сказать Мукуро, что им нужен новый запас продуктов — но подойдя к дверям, обнаружил, что Мукуро не один.
— А, — Мукуро не оглянулся. — Это Тикуса, он со мной. Это М.М., она будет на меня работать.
— Смотря как ты заплатишь, — девочка кинула быстрый равнодушный взгляд на Тикусу и принялась снова сверкать глазами из-под ресниц в сторону Мукуро.
Тикусе на мгновение стало неловко.
Ему было уже четырнадцать. Или около того. Достаточно, чтобы убивать людей, недостаточно, чтобы покупать спиртное и водить машину. Но машину водил Мукуро, его никогда не останавливали полицейские — а спиртное им было не нужно. Зато было нужно кое-что другое.
Тикуса знал, что Кен регулярно онанирует в ванной: Кен не стеснялся и громко комментировал процесс.
Сам он в подобных обстоятельствах обходился без комментариев.
Как решал эту проблему Мукуро — и была ли у него такая проблема — Тикуса не знал; но сейчас, глядя, как М.М. стреляет глазами, а Мукуро разглядывает ее с любопытством и, пожалуй, с интересом, он вдруг об этом задумался.
Потом у них была очередная работа — из тех, о которых Мукуро говорил "дел на полчаса". Дел было действительно немного, участие М.М. осталось для Тикусы незаметным — но его это вполне устроило; М.М. ему не понравилась, и видеть ее лишний раз не хотелось. Однако когда они вернулись в дом, служивший им базой, М.М. вернулась вместе с ними.
— Рассчитаемся? — подмигнула она, когда Мукуро отправил Кена в душ: большую часть крови Кен слизал с рук по дороге, но чище от этого не стал.
— Как договорились, — Мукуро оглянулся. — Тикуса, принесешь?
Тикуса ушел за деньгами, которые в этом доме они сваливали в ящик для игрушек в пустой детской.
Когда он вернулся, голоса за аркой, ведущей в гостиную, заставили его остановиться.
— Зачем тебе это все? — в голосе М.М. позвякивал смех. — Расскажи, мне же интересно.
— Я хочу уничтожить мафию, — сказал Мукуро. Взвизгнула молния, зашуршала ткань.
— Ого, — сказала М.М. то ли с насмешкой, то ли с уважением. — Есть, чем гордиться.
Мукуро рассмеялся.
Тикуса понял, что ему обидно. Он бы тоже мог просто спросить у Мукуро, зачем они делают то, что делают. Вероятно, Мукуро ответил бы — так же легко и беспечно, как отвечал сейчас М.М.
Все равно непонятно, чем тут гордиться, подумал Тикуса, это просто цель, — и сделал шаг в арку.
Мукуро прислонялся к стене под косо висящей картиной в пыльной раме, прижимался затылком к цветочной вязи на обоях. М.М. стояла перед ним на коленях, и Мукуро трепал ее волосы одной рукой, держа другую в кармане расстегнутых джинсов.
Тикуса хотел уйти сразу — но Мукуро остановил на нем взгляд и улыбнулся. И указал движением подбородка на сервировочный столик.
Тикуса бесшумно вошел, положил деньги на мутное стекло столика и ушел к себе.
*
В тюрьме было безопасно и не страшно — но скучно. Время шло медленно и монотонно, иногда Тикусе казалось, что день, когда их арестовали, все длится и длится, не сменяясь новым. Воспоминания, крутившиеся в голове, повторялись тоже: города, дома, машины, пожары и смерти, и отдельно — высокая вазочка, сливочное мороженое с вафельными листиками, которое Кен перевернул на Мукуро в каком-то кафе и попытался облизать, и потом они втроем добирались до отеля, Мукуро и Кен хохотали, как ненормальные, и останавливались по дороге, чтобы отсмеяться, а сам Тикуса чувствовал, что не может перестать улыбаться, даже потом, когда уже лег спать.
И то, как Тикуса все-таки спросил о планах — почти уверенный, что ему Мукуро не ответит — но Мукуро ответил, подробно и с удовольствием, и после этого все стало намного проще и понятнее, и Тикусе даже стало казаться, что Мукуро ему доверяет.
И то, как Мукуро улыбался, глядя сквозь них, когда на них надевали наручники.
День, когда их арестовали, превратился в месяц, потом в два — а потом М.М. сказала, что Ланчию — то есть, как до сих пор считали полицейские, Рокудо Мукуро — собираются расстрелять.
— Без суда? — вяло спросил Тикуса. М.М. только засмеялась.
Законом здесь была мафия — и если мафии мешал Рокудо Мукуро, то от него следовало избавиться. Странно, что этого не сделали раньше, подумал Тикуса и лег спать.
Ночью Ланчия пришел за ними.
Выбил дверь камеры, свернул шею какому-то глупцу, подвернувшемуся под руку, остановился рядом с Тикусой и сказал: "Пошли".
Кен слетел со своей верхней койки, Тикуса поднялся, из придушенно молчащей темноты выскользнула М.М., сказала:
— И я.
Ланчия медленно перевел на нее взгляд и кивнул:
— И ты.
Они прошли тюрьму насквозь, и Ланчия убивал всех, кто пытался встать у них на пути. М.М. молча шла с ними, один раз только дернула Ланчию за рукав, показала на дверь камеры и сказала:
— Этих выпусти. Пригодятся.
Тикуса хотел остановить самоуправство, но Ланчия помедлил секунду и снес дверь.
— Дальше сами, — крикнула М.М. в темноту, и они ушли, вышли во двор тюрьмы и поняли, что их никто не видит.
Тикуса выдохнул с облегчением; день, когда их арестовали, закончился.
В воротах тюрьмы стоял грузовичок почтовой службы с распахнутыми задними дверцами, с водительского сиденья спрыгнул Мукуро. Кен хотел закричать, но осекся, подчиняясь короткому жесту. М.М. хотела подойти, но Мукуро показал на кузов грузовичка, и она послушно влезла туда вслед за Ланчией. Кен вскочил туда же.
— Тикуса, — сказал Мукуро, — на переднее.
Через несколько минут тюрьма осталась позади.
Окна в кабине были опущены, и ветер трепал волосы Мукуро, гладил лицо Тикусы. Фонари вдоль шоссе сливались в ровные полосы.
Мукуро оставил одну руку на руле, а другой, перегнувшись через Тикусу, открыл бардачок. На колени Тикусе вывалились йо-йо.
— Куда мы теперь? — спросил Тикуса, сжимая в ладонях оружие, трогая кончиками пальцев отверстия, предназначенные для игл.
— В Японию, — Мукуро прищурился, обогнал приземистый грузный автобус, прибавил скорость.
— Что там? — не сдержался Тикуса.
— Вонгола, — Мукуро помедлил. — Я тут кое-что о них узнал. Не скажу, что это было просто, но дело того стоило.
Тикуса слушал его голос и думал о Вонголе. О Семье, с которой другие Семьи предпочитали не ссориться. О Семье, на которую работал всем известный отряд независимых убийц.
О Семье, полезть к которой за информацией мог разве что безумец.
Особенно в одиночку.
— А вы бы мне только помешали, — оборвал его размышления голос Мукуро.
Тикуса улыбнулся и закрыл глаза.
@темы: авторский фик, команда Кокуе, задание 8: фик, джен, PG-13
-
-
30.04.2012 в 13:369/7
-
-
30.04.2012 в 15:43-
-
30.04.2012 в 18:02Inkaly, рады, что вам понравилось! )
-
-
30.04.2012 в 18:2210/10
-
-
30.04.2012 в 18:26-
-
30.04.2012 в 19:42Очень понравилось, 10/10
-
-
30.04.2012 в 21:35-
-
06.05.2012 в 14:14Мукуро такой заботливый: запихнул их в тюрьму, чтоб, если что, под удар не попали....в общем тема раскрыта
Мелкие детали, которые почему-то помнит Тикуса, прекрасно характеризуют его личность, дана оценка Кена, М.М, хорошо показан своеобразный характер Мукуро
Вроде конкретные ошибки назвать не могу, но как-то скучно что ли, фик при всех его достоинствах оставляет не яркие впечатления
10/9
-
-
06.05.2012 в 21:19-
-
10.05.2012 в 20:52-
-
10.05.2012 в 22:22-
-
16.05.2012 в 02:37-
-
16.05.2012 в 02:50-
-
16.05.2012 в 21:14-
-
16.05.2012 в 21:56-
-
16.05.2012 в 21:58-
-
16.05.2012 в 22:06-
-
16.05.2012 в 22:4410/10, и да, я предвзята, пристрастна и прочее пре- ))))
-
-
16.05.2012 в 22:48-
-
16.05.2012 в 22:53-
-
16.05.2012 в 23:02