[The Cloud Room]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Storm-Team]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Команда Flame of Wrath. Задание 4. Авторский фик "Сыграем?"

[Flame of Wrath]

Название: Сыграем?
Автор: И снова Фикус
Бета: Кристал.
Герои (Пейринг): Рикардо, Джотто, Кавахира - эпизодически
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: экшн, возможно частичное АУ
Размер: 3651 слово
Саммари: Джотто получил кольца Вонголы не так легко, как казалось
Дисклаймер: манга и аниме Katekyo Hitman Reborn! принадлежат Амано Акире и студии Artland
Примечания: фик написан на конкурс Reborn Nostra: Танец Пламени на дайри, тема «Недетские игры»

— Сыграем? — предложил Джотто в Неаполе. В его пальцах вертелась монетка. — Если решка, в этот раз я сам возьму пистолет в руки.
Это был первый Неаполь Рикардо, первый раз, когда Джотто позволил ему идти следом, и даже первое со вторым вместе взятое не заставило бы Риккардо расстаться с оружием.
— Я не отдам тебе свой пистолет.
Джотто пожал плечами и сунул монетку назад в карман. Дернул жилетку, повернулся к солнцу лицом.
— Значит, в другой раз, — сказал он, прикрыв глаза.
— Я не отдам тебе свой пистолет никогда, — уточнил Рикардо и отвел глаза. Смотреть на Джотто было неудобно.
— Значит, в следующий раз я возьму другого телохранителя.
Неаполь — особенно первый, — это всегда город-потрясение, город в котором море грязи и сотни церквей. Здесь было больше людей в сутанах, чем в Париже, и меньше, чем в Риме, но по количеству шлюх Неаполь бил и того, и другого.
Джотто его обожал.
Рикардо Неаполь не нравился совершенно.

— Отличные бордели, отличная выпивка, я хочу его погонять, — перечислял Джотто перед отъездом, кидая в сумку вещи, — плюс у меня там дела.
Его нимало не смущало присутствие Рикардо в комнате, который совершенно не хотел, чтобы его гоняли, его не смущало лицо Джи — и, строго говоря, лицо можно было бы кривить поменьше — Джотто просто приглянулась погода, а за окном медленно занимался грозовой рассвет.
— Там дождь, — напомнил Рикардо. — Ты уверен что хочешь выехать сейчас?
О, Джотто был уверен.
— Зато не уверен я. Сотни миль, и ты хочешь взять с собой только этого мальца?
Джотто определенно хотел.
— Мы можем хотя бы отложить твой отъезд?
В окно ударил очередной порыв ветра, а на стыке земли и неба наконец грохнуло беззвучно кровавым красным.
Джотто молча накинул на себя плащ.
— Ты бросаешь нас, — сказал Джи со вздохом, — бросаешь обязанности, оружие, деньги и дом, но Рикардо берешь с собой. Это необдуманное решение.
— Я еду развлекаться, — подмигнул Джотто, — плюс дело, помнишь?
Он был явно уже где-то в дороге. Совершенно нездешний дон Вонгола натягивал свои любимые перчатки, закидывал на плечо сумку, хватал Риккардо под руку и тащил его к дверям, все это умудряясь делать одновременно.
Шальной, бесстыжий, неподобающе нетрезвый дон Вонгола с крепкой хваткой.
— Алауди меня убьет, имей в виду.
— Встретимся через пару месяцев, ему передавай привет, — ответил Джотто и вывалился прямиком в грозу. Рикардо вывалился вместе с ним — и тут же промок до нитки.
— Надеюсь все с тобой будет в порядке, чертов ты лис, — сказал Джи тихо, отворачиваясь и прикрывая дверь.
Рикардо на это надеялся тоже.

— Почему именно здесь, все-таки? Можно было бы остановиться в местечке поприличнее, — недовольно сказал он, бросая сумку на узкую жесткую кровать.
— Инкогнито, — ответил Джотто безмятежно. — Не могу же я отвести тебя прямиком к девочкам — это было бы слишком неприлично, а ничего другого я здесь не знаю, увы.
— Считаешь меня достаточно взрослым, чтобы стрелять из пистолета, но недостаточно взрослым для сисек?
— Для начала начни называть грудь — грудью, — заметил Джотто. — Тогда я решу, что ты достаточно взрослый, чтобы познакомиться с одной из ее владелиц чуть более тесно.
Рикардо засопел.
Они остановились в мелкой гостинице у самой черты города.
Узкий зал для посетителей с дешевой рыбой и трехдневным мясом на ужин, крохотная комната с двумя койками, и в койках много живого помимо будущих постояльцев. Владелец, ощупывающий глазами посетителей взглядом опытного мясника. Не самое лучшее сочетание для безопасного «инкогнито».
Не странно, что Рикардо не нравилось дурное местечко.
А вот Джотто, кажется, очень. Джотто вообще в этом городе все и всегда нравилось.
Впрочем, сам он как раз собирался пойти по владелицам «грудей» и явно не планировал брать своего охранника с собой.
Рикардо укладывался на кровати и думал о том, что Джотто все-таки сволочь, Джотто молча рылся по своим карманам, а потом впервые задал вопрос, подкидывая на ладони только что найденную мелкую монетку:
— Сыграем?
— Во что? — недовольно спросил Рикардо.
— Орел или решка.
— Нет.
— Джи уже настучал?
— У тебя глаза азартные. В последний раз когда я видел такой взгляд, твой Спейд предложил мне покер и обобрал меня до нитки.
— Он обожает карты, — заметил Джотто. Монетка крутилась в его пальцах, мелкая и блестящая. — Ты мог хотя бы подумать о разнице в возрасте или опыте.
— Ну вот сейчас и подумал.
— Тогда ты явно плохо подумал.
Рикардо молча отвернулся. Крыть было нечем.
— Монетку мы все равно подбрасывать не будем.
— Ладно, — кивнул Джотто. — Я сыграю один. Если выпадет решка, я останусь сегодня здесь, под твоей надежной охраной, до самого утра, дела подождут до завтра. Если орел, тогда мои девочки слишком за мной соскучились, чтобы ждать еще сутки.
— Я пойду с тобой, — спокойно сказал Рикардо.
— Разумеется нет, — фыркнул Джотто и подбросил монетку в воздух. Та подлетела к самому потолку, блеснула рыжим, отражая огонь свечи и приземлилась точно на ладонь.
— Орел.
— Вроде того, — пожал плечами Джотто и сунул монету назад в карман. — К рассвету меня не жди.
— Не буду, — ответил Рикардо, скидывая сумку на пол.
Злость поднялась уже после того, как хлопнула входная дверь — дикая и бесконтрольная, как и всегда. Поднялась вместе с желанием прострелить затылок только что ушедшего Джотто и ускоряющимся током пламени в жилах.
Джотто говорил — нужно держать себя в руках.
Джотто говорил, что либо ты контролируешь пламя, либо оно тебя.
Джотто говорил, что Рикардо в ярости опасен для самого себя.
Рикардо ему почему-то верил.
Поэтому медленно выдохнул, досчитал до десяти и закрыл глаза, чтобы не слышать, не видеть, и лучше бы сразу не думать, но это у него получилось бы вряд ли.

Это был первый Неаполь Рикардо.
Джотто до сих пор ни разу не доверял ему свою охрану — всегда был Джи, или Алауди, или Спейд, хотя по мнению Рикардо это от Спейда нужно было защищать, не наоборот, но к его мнению прислушивались редко.
— Глупости, — отмахивался Джотто. А у Рикардо было чувство, что все это он знает и сам, но почему-то бездействует. Разбираться в причинах и следствиях поступках Джотто — безнадежное дело, он всегда знает больше, видит глубже, а если нет ни того, ни другого, то вид он точно сделать всегда сумеет.
Рикардо в его действиях предпочитал разбираться постфактум. Сперва дело нужно сделать, потом можно подумать о том, что из этого дела вышло.
Здесь, в Неаполе, для Джотто что-то было. Он что-то искал здесь, рыскал, как гончая, по церквям, борделям и поместьям, везде желанный гость, улыбка дона Вонгола — пропуск, открывающий любые двери, мы рады вас видеть, пожалуйста проходите, мы расстелимся ковром у ваших ног, только чтобы вы запомнили наше гостеприимство получше.
Рикардо от всего этого тошнило.
В улыбке Джотто с каждый проведенным здесь днем появлялось что-то все более хищное.
Он сорвался, кажется, неделю спустя.
Очередной бордель, рыжеволосая синьорина с яркой помадой и голодными глазами, Джотто шепнул ей что-то, как обычно тихо и жарко, а затем вылетел из комнаты, едва не забыв прихватить любимую жилетку.
— Что-то случилось? — уточнил Рикардо на улице. На него, помимо обязанностей охранника, через неделю возложили еще и сумки.
— Сыграем? — предложил Джотто вместо ответа. В его пальцах вертелась та самая монетка. — Если решка, в этот раз я сам возьму пистолет в руки.
Да, эту монетку Рикардо видел не впервые.
Ему ужасно хотелось спросить, зачем нужен пистолет и на кого они начинают охоту, почему именно чертов Неаполь с его высоким небом и почему Джотто здесь один, почему здесь нет никого кроме, почему не хранители, в конце-то концов? Почему именно Рикардо?
— Я не отдам тебе свой пистолет, — сказал он вместо этого и отвел взгляд.
На Джотто, у которого что-то переворачивалось внутри, и впрямь было неловко смотреть.

Он не сумел спросить днем, но зато смог все-таки открыть рот вечером, когда они снова добрались до гостиницы, койки в которой кишели клопами, а хозяин явственно примерялся к содержимому их кошелей.
— Кого мы ищем здесь? — спросил он тихо.
Джотто подбрасывал монету, и клопы его, кажется, совершенно не беспокоили.
— Почему ты взял именно меня? — попробовал Рикардо с другой стороны.
Ответом ему была тишина.
— Хотя бы скажи, почему именно Неаполь.
Джотто усмехнулся и повернулся лицом к стене.
— Это город, в котором самое высокое небо и лучшие женщины, Рикардо. Смотри, пока можешь.
— Здесь не на что смотреть.

— Вонгола едина перед лицом врага, — сказал Джотто ночью.
— Рехнулся? — уточнил Рикардо. — Три часа до рассвета, какая к черту Вонгола?
— Ты просто не понимаешь, — Джотто покачал головой и шагнул к окну. Там снова начиналась гроза, пока еще далекая, но уже густая, свежая, вода шла к Неаполю сплошной пеленой и Джотто был явно этому рад. — Вонгола едина перед врагом, я знаю, я видел, она должна быть едина. А эта девица говорит мне, что я должен подождать.
Мне плевать на Вонголу, хотел сказать Рикардо, мне не плевать на тебя.
Но все-таки не сказал.
— Ты что-нибудь придумаешь, — бросил он, зевнул и сунул голову под подушку.
— Это будет не скоро, совсем не скоро. Но однажды мы к этому придем. А я не знаю причин, не вижу пути. Так не бывает.
Бывает — у простых смертных. Не у таких, как дон Вонгола, который всегда знает все на два шага вперед и никогда ничего не упускает.
— Бывает, — невнятно сказал Рикардо сквозь подушку. — Еще увидишь.
Джотто внезапно повернулся к нему — спину обожгло взглядом.
— Ты не говоришь то, что думаешь, — сказал он.
Конечно, Рикардо не говорил.
Он уже видел Джотто таким — пять лет назад, когда только пришел в семью; мелкий обнаглевший оборванец, он собирался получить все до капли, а вышло так, что получили его. Потому что Небо, потому Джотто было тогда немногим больше двадцати, и он уже знал куда идет и что хочет получить. Потому что пять лет назад Рикардо увидел в нем знание и цель, а через полгода увидел их же в себе.
Даже хорошо, что он был тогда мальчишкой.
И хорошо, что он все еще мальчишка сейчас. Джотто не воспринимает его всерьез.
— Я говорю что думаю, — возразил Рикардо. Сбросил подушку, развернулся и тут же напоролся, как на острие ножа.
Джотто стоял у подоконника, опираясь о него ладонями. За его спиной сухо сверкали молнии, а на лбу разгоралось благословение Божие, отражаясь в глазах. По крайней мере, Джи говорил, что это оно. Благословение.
Джотто никогда не был с этим согласен.
Сейчас Рикардо казалось, что нет ничего невозможного для человека, который пришел на землю с такой силой. Он ладил с людьми как с оружием — брал в руки, гладил металл небрежно, уверенно устраивал палец на курок, и все, ничего больше не нужно, клиент готов, осталось только нажать. Рикардо не был исключением, с ним ладили так же, но у него, кажется, с самого первого дня было противоядие, которого не было у других.
Рикардо влип совсем на другое.
— Зачем ты поехал со мной? — спросил Джотто, налитый своим внутренним светом до самых краев.
— Ты позвал, — напомнил Рикардо. — Как я мог не поехать?
— Было что-то еще. Было.
— Не было ничего больше. Ты сказал Джи, что хочешь проверить меня в деле, и я поехал.
— Ты не дал мне свой пистолет сегодня утром.
— Я должен тебя защищать, не наоборот, помнишь?
Джотто замолчал.
Рикардо спустил ноги на холодный пол.
— Послушай, тебе нужно отдохнуть. Твои хранители что-нибудь со мной сделают, если ты не придешь в себя.
Джотто стоял не шевелясь. Стоило только Рикардо подняться с кровати и сделать первый шаг навстречу, как полыхнуло особенно ярко и всю комнату залило пламенем.
Оно дрожало в воздухе горячим маревом и все-таки не обжигало.
Рикардо послушно остановился.
Сила внутри отзывалась. Ей тоже хотелось — свободы. Ей тоже хотелось — в ладони, и чтобы никто и никогда не смог остановить.
— Нет, — тихо сказал Рикардо.
Джотто на его протесты, как и всегда, было плевать.
В маленькой гостинице у самой границы города Джотто смотрел в глаза Рикардо, протягивал руку, звал, и Рикардо точно знал, что не должен протягивать руку в ответ.
А потом Джотто просто упал и перестал дышать.

Утром все было уже в порядке.
Джотто был похож на человека, которому накануне достался бочонок с крепкой медовухой, а у самого Рикардо отчаянно ломило все тело. Непросто принимать на себя удар Неба, даже если оно не хочет тебя уничтожить.
Джотто не хотел уничтожать, конечно же не хотел, Джотто просто был немного зол и потерян, со всеми бывает, а Небо как никакое другое пламя умеет звать за собой других.
— Так иногда бывает, — сказал Джотто за завтраком, аккуратно откладывая вилку в сторону. — Ну, ты знаешь.
Рикардо знал.
Или ты пламя — или оно тебя. Держи эмоции под контролем, и твоя сила будет под ним же. Это было правило Джотто, он следовал ему свято, но все-таки иногда давай себе волю, как вчера. Когда думал, что рядом с ним никого нет, и он никому не причинит вреда.
Было немного больно думать, что Рикардо оказался для Джотто настолько разменной монеткой.
— Знаю, — кивнул Рикардо и с трудом заставил себя проглотить кусок рыбы, не особенно ощущая вкуса. — Ничего не случилось.
Джотто кивнул.
— Может быть ты все-таки скажешь, что мы такое ищем? Вернее, что ты ищешь. Я мог бы помочь, если это настолько важно.
— Не можешь, — покачал головой Джотто. — Я справлюсь сам.
И такое с ним тоже было.
Я справлюсь сам, пусть идет как идет. Нет, Джотто и в самом деле справлялся — как мог, как умел, с жертвами ли, без них, но справлялся ведь.
Джи говорил — это потому что он удачливый идиот.
В этом Рикардо был с ним согласен.

Джотто нравился Неаполь, но Неаполю не нравился Джотто.
Это Рикардо понял окончательно ближе к следующему вечеру.
— Послушай, давай сыграем, — пьяно сказал Джотто. В его пальцах вертелась монета. — Если выиграешь, я возьму тебя завтра с собой.
— Ты пьян, — сказал Рикардо спокойно. — Ложись спать.
— Ты не понимаешь, — покачал головой Джотто, сунул монетку в карман и устало рухнул на кровать. Рикардо встал и закрыл за ним дверь. Лишние уши, даже в захудалой гостинице — лишние.
— Ложись спать, — повторил он.
Сегодня днем он нашел в сумке Джотто пару книг, которые туда наверняка сунул все тот же бессменный Джи, и к одной из них ему ужасно хотелось вернуться прямо сейчас, не дожидаясь, пока кое-кого срубит все-таки сон.
— Ты не понимаешь, — шепотом повторил Джотто, ложась на кровать. — Я это видел. Осень, Неаполь. Я видел. Он должен был быть здесь.
— Кто должен?
Джотто не ответил.
По комнате стелился отчетливый запах крепкого вина, и Рикардо он не нравился — люди с таким запахом не умеют себя контролировать.
— Я думал, я просто приеду сюда, заберу кольца, и все закончится.
— Ты несешь чушь, — вздохнул Рикардо.
— Я расскажу когда-нибудь, — убежденно пообещал Джотто. Речь его с каждым словом становилась все менее отчетливой.
— Обязательно расскажешь. Только сейчас, уж будь добр, ложись спать.
Когда тяжелое дыхание стало размеренным, тихим, Рикардо захлопнул книгу. Читать ему больше не хотелось. Пламя рвалось с поводка вместе со злостью, мешая сосредоточиться, а Джотто лежал на соседней койке, молчаливый и даже во сне — растерянный. Наконец-то не контролирующий абсолютно все.
И Рикардо ходил по комнате, Рикардо приложился к бутылке, которую Джотто принес с собой, Рикардо даже вытащил пистолет, да так и просидел с ним до самого рассвета у чужой кровати, охраняя сон.
В отличии от Джотто, он — неудачливый идиот. У него все равно бы ничего не вышло.

— Сыграем, — твердо приказал Джотто утром.
Монетки при нем в этот раз не было.
— Чего ты хочешь? — со вздохом спросил Рикардо, совершенно не успевший выспаться за те жалкие пару часов, которые прошли с рассвета.
— Выпал орел, — сказал Джотто и безжалостным жестом стащил с него плащ, которым Рикардо укрывался, забрал пистолет, поднял на ноги, отряхнул и глянул так, что немедленно стало стыдно за все свои мысли — уничижительные, грязные или снисходительные.
Это ведь все еще Джотто, он все еще здесь, он просто был расстроен, немного пьян, может быть, в отчаянии, но не перестал быть от этого собой, и Рикардо не стоило об этом забывать ни на минуту.
— Собирайся, — бросил Джотто, отворачиваясь. — Буду ждать тебя в общем зале.
Вышел за двери, оставив плащ валяться на полу.
В общий зал Рикардо через несколько минут практически влетел, едва успев прийти в себя после пробуждения.
Джотто сидел за одним из столов и пил морс.
— Молодец, — скупо похвалил он, когда Рикардо сел напротив и подвинул к нему кружку.
Все снова было на своих местах, как будто и не было страшного Неба, льющегося из глаз, как будто Джотто не лежал тогда на кровати как мертвец, и Рикардо не сидел рядом, и как будто не тряслись руки — а ведь тряслись же. Он мог найти в кровати труп на следующее утро. Красивый, бледный труп, с золотистыми ресницами и тонким волосом. Труп, который раньше был главой Вонголы и ее сутью.
Джотто никогда не вваливался в их комнату пьяным. Никогда не пытался вскрыть его изнутри, как бочку с соленьями, и никогда не пытался посмотреть что внутри.
Нет двух последних ночей, и никогда не было.
С Джотто снова все в порядке.
А Рикардо не справился, так ведь?
— Справился, — сказал Джотто.
И Рикардо подавился морсом.

Рыжеволосая женщина из борделя смотрела на Джотто все теми же голодными глазами, но теперь в них было куда больше злости.
— Тебе не стоило пытаться водить меня за нос, — улыбнулся Джотто. Пистолет в его руке не дрожал, и Рикардо было немного странно.
Пистолет, к слову, принадлежал ему, и ему все же пришлось его отдать.
— Он будет нужен, — сказал Джотто коротко, перед тем как они вошли, и Рикардо не мог ему возражать. Сейчас было не время, не место, ему отчетливо дали это понять еще утром. Игры закончились, теперь все начнется по-настоящему, Джотто больше не намерен был упускать свое.
Теперь же дуло пистолета смотрела безымянной проститутке строго между глаз.
— Я не водила, — сказала она дрожащим голосом и попыталась улыбнуться. Получилось не очень, не купился даже Рикардо, не говоря уже о Джотто.
— О, я знаю, что ты не. Но вот твой наниматель — определенно да. И мне не нравится ждать.
— Я никак не могу ускорить процесс.
— Зато я могу, — коротко сказал Джотто и выстрелил. У Рикардо едва не заложило уши от ее крика.
— Пожалуйста, сделай громкость немного меньше, я целился не в тебя, — заметил Джотто почти мягко. Одна из девочек-служанок лежала на полу, из ее затылка вытекала кровь, а рядом с ладонью валялся нож.
— Я ничего не знаю.
— Следующая пуля будет в лоб, — предупредил Джотто, и в его ладони с готовностью вспыхнуло Небо.
Рикардо почувствовал то, что произойдет, кажется, за доли мгновения.
Пуля и в самом деле вошла женщине точно между глаз.
Только вот крови не было.
— Что это? — спросил Рикардо. Из дырки во лбу медленно выкатилась одинокая крохотная шестеренка.
— Скажи мне, ты ведь знаешь, что я могу чувствовать, когда люди мне лгут? — спросил Джотто задумчиво и опустил пистолет.
— Знаю.
— И я действительно могу. Правда или ложь — я всегда умел их распознавать, но что бы мне ни говорила эта женщина, я не мог ее прочитать. Потратил шесть дней, чтобы на нее выйти, а когда вышел, понял, что я ее не чувствую. Это было для меня серьезным потрясением, ты знаешь?
— Я заметил, — кивнул Рикардо.
— Я перебрал все логичные варианты, даже пытался усилить интуицию, но никак не мог подобрать верный ключ. А вот сегодня подумал, а что если все дело в том, что я ошибся с замком?
Джотто присел на корточки рядом с женщиной — или правильнее было бы назвать ее куклой? Взял нож, который был в руке у служанке, поднес острие к виску. Надавил. И медленно повел его вниз, к челюсти. Дерево хрустело под напором.
— Что ты делаешь? — спросил Рикардо.
— Человек, который это создал, определенно меня слышал. Она осмысленно отвечала на вопросы, не тратила много времени на раздумья, ею наверняка управляли, Рикардо. И мне нужно, чтобы до управляющего наконец дошло, что я не намерен шутить.
Джотто отложил нож, когда дошел до второго виска. Поддел ногтем подбородок, и лицо треснуло на уровне глаз.
Что было под ним, Рикардо не понял. Но Джотто смотрел удовлетворенно. Пламя в его руке вспыхнуло вновь.
— А теперь тебе, кто бы ты ни был, придется послушать меня, — сказал он и поднял руку с пламенем. — Я видел будущее и видел тебя в нем. Видел как ты отдаешь мне кольца и как моя семья наконец получает силу себя защитить. Ты наверняка его видел тоже. И если прямо сейчас ты решил сменить свои планы, это дурная идея.
— Здесь никого нет, — осторожно заметил Рикардо.
— Помолчи, — бросил Джотто, и пламя в его ладони загорелось сильнее. — Я — Небо. Эти кольца принадлежат мне и моим хранителям по праву силы, или крови или чего-нибудь еще. И знаете что, я готов сыграть в игру. У меня в кармане лежит монета. Пусть все будет так, как она скажет, ладно? Если выпадет решка, я сожгу этот город дотла, но получу то, зачем сюда пришел.
— Незачем заходить так далеко, молодой Вонгола, — неожиданно отозвалась кукла.
Если бы у Рикардо было немного меньше силы, следующие мгновения могли бы стать последним, что он видел в своей жизни. Как будто на воздух неожиданно рухнула монолитная погребальная плита, тяжелая, как трехметровый слой земли между небом и гробом.
И потом Рикардо его увидел — человека в смешном плаще в частую клетку.
Джотто поднялся на ноги, будто его плита не коснулась.
— Я боялся, что вы все-таки не придете, — улыбнулся он.
— Я должен убедиться, что вы тот, кто нам нужен, молодой Вонгола.
Лицо человека в плаще заслоняла маска, и голос доносился из-под нее немного глухо.
— Убедились?
— Пожалуй, да. Вы тот, кто нам нужен.
Человек в плаще шагнул в сторону, заслоняя Джотто, и тут же исчез. Рикардо едва успел заметить, как Джотто прячет под плащом что-то продолговатое и плоское.
— Убедитесь, что все они попадут в надежные руки, — скачал человек в плаще.
Джотто ответил ему долгим взглядом и медленно кивнул.
Потом все исчезло, а Рикардо остался один на один с чувством, как будто только что на его глазах произошло что-то, этому миру не принадлежащее, а он даже не понял, что именно.
Впрочем, Джотто ему улыбался. Улыбался, как совершенно счастливый мальчишка, крепко сжимая нож.
— Ты только что получил что хотел? — спросил Рикардо.
Джотто даже не смог ответить, он просто молча кивнул, а потом подошел и обнял так крепко, что Рикардо почувствовал, как хрустят его ребра.
— Это было очень важно, да? — спросил он тихо, чувствуя, как быстро бьется сердце напротив.
— Было, — тихо ответил Джотто. — И за эти десять дней я потом попрошу у тебя прощения.
Рикардо ткнулся лбом ему в плечо.
— Я никогда не смогу стать таким, как ты.
— Это нормально. Ты же не я, — Джотто мягко погладил его по спине.
Рикардо молча отодвинулся, ощущая, как тяжелая плита наконец сдвигается и сила человека в плаще медленно утекает, как вода.

— Скажи, ты смог бы сжечь Неаполь, чтобы добиться своей цели? — спросил Рикардо, когда небо Неаполя уже осталось за спиной.
— Смог бы, — ответил Джотто. Монетка вертелась в его ладони, юркая и быстрая. — Весь вопрос в том — орел, или решка?
Рикардо промолчал, запоминая.
— Тогда можно еще вопрос?
— Задавай.
— Ты взял меня с собой, потому что побоялся за жизни своих хранителей?
Джотто почему-то вздохнул.
— Я взял тебя с собой, потому что твое пламя может выдержать мое, Рикардо. Только и всего.
Двусторонний портрет на монетке ярко блеснул на солнце.

@темы: авторский фик, джен, Reborn Nostra: Танец Пламени, команда пламени Ярости, Reborn Nostra: Танец Пламени - задание 4: фик, PG-13

---

[nebbia-team]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Команда Чумовые Электрики. Задание 4. Авторский фик "Мальчик, который кричал "волки!"

[Чумовые Электрики]

Название: Мальчик, который кричал «волки!»
Автор:  Пэмдар
Герои (Пейринг): Ламбо, Вонгола, Вария, ОП
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: юмор, приключения
Размер: 5 505 слов
Саммари: Про то, как Ламбо сначала попал в Варию, а потом просто попал
Дисклаймер: манга и аниме Katekyo Hitman Reborn! принадлежат Амано Акире и студии Artland
Примечания: фик написан на конкурс Reborn Nostra: Танец Пламени на дайри, тема «Недетские игры»

Некоторые считают, что люди, побывавшие на войне, не играют в компьютерные игры. Настрелялись, мол, заработали кучу душевных травм и все в таком духе. Ламбо считал, что иные мафиозные будни можно смело приравнять к военным. Тогда это мнение об играх становилось полной чушью.

В Вонголе играли все. Гокудера в свободную минуту сталкивал лбами империи, стратегически выстраивая войска и ругаясь на историческую недостоверность. Ямамото тоже сталкивал, только одни разноцветные шарики с другими, заставляя их лопаться. Рехей проходил сапера на «профессионале» за тридцать шесть секунд — говорил, что видит мины как слабые места. В комнате Хибари над кроватью висела красная монтировка, а Хром регулярно отпрашивалась на какие-то сборы и уходила из дома в защитном костюме и противогазе. Только Цуна производил впечатление человека, у которого есть дела поважнее, хотя даже тут Ламбо не мог поручиться на сто процентов.

Сам Ламбо был воином сорок второго уровня по имени Рагнарок — косая сажень в плечах, огромный тесак и Доспехи Титана прилагаются. Он считал, что это вполне отвечает его образу самого молодого и слабого Хранителя Вонголы, поэтому изо всех сил пытался соответствовать.

С этого воина все и началось. Если точнее, все началось с прекрасной эльфийской волшебницы Аграниэль. У нее был пятый размер груди, зеленые волосы и Доспехи Бога, любой бы не устоял. Если еще точнее, все началось с одного из ее сообщений:

«Спорим, моя команда порвет твою как Дамблдор Гендальфа~».

Несколько секунд Ламбо тупо пялился в монитор. Разумом он понимал, что стоило просто промолчать и идти дальше, нарабатывать сорок третий уровень, но душа отказывалась игнорировать провокации от игрока с Доспехами Бога. Да и за Гендальфа вдруг стало обидно.

«Нифига», — набил он, — «У меня самая крутая команда в мире!»

Перечитав свое сообщение, Ламбо приуныл. Выходило как-то не очень убедительно. Если уж на то пошло, у него уже давно не было постоянной команды. Последняя отказалась от него неделю назад, когда он завалил миссию с плотоядными фиалками.

При мысли о плотоядных фиалках Ламбо осенило, он начал быстро стучать по клавишам:

«Просто охеренная! Наш танк — настоящий социопат, наш маг — бессмертен, наш хилер — боксер, наш мечник — японец, а у лидера есть Варежки Всевластия!»

Про Гокудеру Ламбо решил умолчать из мстительности. Он отправил сообщение и принялся терпеливо ждать ответа, подперев подбородок рукой. Неестественно-зеленая листва колыхалась в такт груди задумавшейся эльфийки — медитативное зрелище. И когда успели добавить этот элемент графики?

Наконец, пришел ответ:

«И где же она, в реале?)))»

«Да!» — моментально отправил Ламбо. Нет, наверное, вот именно с этого сообщения все и началось.

Эльфийка обязана была подумать, что они просто в оффлайне, или, на худой конец, что Ламбо набрехал с три короба, но вместо этого она написала:

«Завтра, в центральном в парке, в двенадцать. Твои против моих», — и добавила: — «Не придешь — буду считать тебя пятнадцатилетним школоло и девственником :***».

Этого Ламбо позволить никак не мог. И вообще, фиг с ней, с грудью, с зелеными волосами и даже с Доспехами Бога, но человек, говорящий столь возмутительные вещи про Гендальфа, не должен оставаться безнаказанным.

***

Сидя под деревом в центральном парке, Ламбо как никогда мечтал провалиться сквозь землю, закопаться так глубоко, чтобы даже рога видно не было. Для успокоения нервов он попытался представить, как выглядит в реале его эльфийка. По аналогии с ним выходило, что эта какая-нибудь флегматичная очкастая школьница, немного язвительная, но в глубине души очень милая. Шатенка. Они встретятся, начнут переписываться по аське и иногда ходить в кафе. Ламбо набьет морду Реборну, который посмеет ее оскорбить, а через несколько лет они поженятся, нарожают много детишек и восстановят доброе имя семьи Бовино. С эльфийкой поженятся, не с Реборном.

Ламбо в отчаянии схватился за голову. Он снова вспомнил о том, как несколько минут назад позвонил Цуне.

— Да, Ламбо, слушаю, — ответил Цуна тоном человека, у которого куча дел, но который готов уделить минуту своего драгоценного времени именно вам.

— Цуна, привет. Тут такое дело…

«Я повелся на дешевый развод эльфийской волшебницы с зелеными волосами, поэтому не могли бы вы сейчас подъехать к парку, иначе по вашей вине у меня не будет личной жизни еще лет двадцать. Да, захватите Хибари».

— Ламбо, ты здесь?

— Я… Меня похитили, в общем. Требуют, чтобы вы приехали прямо сейчас в центральный парк. Да, захватите Хибари.

— Едем, — от враз похолодевшего тона Цуны по спине побежали мурашки, и Ламбо понял, что попал.

Несколько минут он смотрел на неестественно-зеленую траву парка, проклинал эльфов до девятого поколения и обещал себе, что обязательно извинится. В парке стало непривычно тихо для полудня, даже собаки перестали гавкать, только одна вдруг залаяла громко и знакомо.

А потом мимо Ламбо пролетел файербол.

***

Осуждение повисло в воздухе, его почти можно было резать ножом и мазать на хлеб. Ламбо так и сидел под деревом, не в силах подняться под взглядами окруживших его Хранителей. Невдалеке стояли варийцы: Сквало ругался и грозился сделать из Франа суши, как только его найдет, а Занзас всем своим грозным видом выражал одобрение этой идеи. Хибари так и не явился, зато на телефон Ламбо пришла смска:

«Было весело, особенно когда загорелся киоск с мороженым. Надеюсь, тебе понравились представители моей команды. Они ничего, хотя признаю, что Пистолеты Ярости не сравнятся с Варежками Всевластия. Прости, что не смогла прийти сама, появились срочные дела в Норвегии. Пока-пока~»

Нужно, наверное, было переименовать в телефоне «Аграниэль» на «Фран», чтобы не вздрагивать, но рука не поднималась. Ламбо представил, как в своих мемуарах напишет, что его первая любовь оказалась варийским иллюзионистом и динамо. Захотелось плакать.

— Десятый, можно я его убью? — спросил Гокудера почти вежливо. Рехей нахмурился, а Ямамото перестал улыбаться. Теперь Ламбо начал мечтать врасти в дерево и слиться с корой, чтобы его не было видно. Сегодняшний день грозился стать худшим в его жизни. Хуже, чем когда он разбил любимую вазу Девятого. Даже хуже, чем когда он тайком пробрался в комнату Хибари, чтобы проверить, действительно ли у него над кроватью висит красная монтировка.

— Знаешь сказку про мальчика, который постоянно кричал «волки»? — устало спросил Цуна. — Ты нас всех очень напугал. И нам пришлось подраться с Варией, пока мы не выяснили, что происходит.

— Жаль, что быстро выяснили, — вклинился в разговор Занзас.

Цуна бросил на него быстрый взгляд, поправил галстук, который сгорел почти до самого узла, и снова повернулся к Ламбо:

— Ты же понимаешь, что мы не можем это так оставить? — спросил он.

— Хорошая тренировка помогает выбить всю дурь из башки, — внес предложение Рехей.

— Особенно тренировка с Хибари! — кровожадно добавил Гокудера, и Ламбо в сотый раз мысленно занес его в свой личный черный список. Помогло.

— Я читала, что исправительные работы тоже хорошо влияют на поведение подростков… — начала Хром, робко стискивая трезубец. — Например, Ламбо мог бы пробраться в Вендикаре и протереть банку с Мукуро-сама. Ее постоянно чем-то заляпывают.

Это был первый случай в истории, когда Хром тоже попала в «личный черный список Ламбо».

— Мы сами виноваты. Уделяли нашему ребенку слишком мало внимания, — с важным видом заявил Ямамото и в ответ на удивленные взгляды пояснил: — Что? Я всегда мечтал это сказать.

— Отойдем на минутку, Занзас? — попросил Цуна, выслушав все предложения и поразмышляв о чем-то. Занзас согласился, должно быть, от неожиданности.

Они отошли к тлеющим обломкам солнцезащитного зонтика и принялись живо переговариваться. Остальные поглядывали на них с любопытством, напрочь забыв про Ламбо. Сквало подошел и спросил что-то шепотом у Ямамото, тот в ответ лишь пожал плечами.

В какой-то момент разговора Занзас стал ругаться громче, заставив Гокудеру напрячься, а воздух накалиться. Цуна медленно достал из кармана блокнот с ручкой, выдрал листок и что-то быстро на нем написал.

— Любая сумма, Занзас, — донеслось до слуха в абсолютной тишине.

Сказав это, Цуна порвал листок напополам, протянул одну половину Занзасу, а вторую убрал себе в карман. Теперь настала очередь Сквало на вопрос Ямамото пожимать плечами.

Вернувшись, Цуна выглядел довольным, а Занзас — как всегда. Но он хотя бы молчал, что в его случае, наверное, стоило считать хорошим знаком.

— Я придумал, как убить двух зайцев сразу, — Цуна улыбнулся. — Ламбо, ты должен научиться ценить свою Семью.

«Плохое начало», — подумал Ламбо. — «Очень плохое начало».

— А в Варии как раз вакансия Хранителя Грозы — у Леви срочная миссия в Норвегии, — и, будто вбивая последний гвоздь в крышку гроба, Цуна торжественно произнес: — Ты будешь временно его замещать.

Ламбо нервно икнул. Сейчас он предпочел бы пробраться в Вендикаре в обнимку с Хибари, но его, как всегда, никто не спрашивал.

***

Кровать была слишком мягкой, слишком широкой и вообще какой-то слишком чужой, поэтому Ламбо проснулся рано. Утро на кровати в особняке Варии — прекрасное название для очередной главы его мемуаров, вот только мемуары эти грозили оказаться очень короткими.

Нахлынувшие воспоминания о произошедшем заставили застонать и сильнее зажмуриться. Вчера вечером Ламбо как в тумане собирал чемодан, ехал в особняк, а потом завалился спать в указанной комнате, стараясь поменьше размышлять о том, что будет делать утром.

Но оно все равно наступило.

Чужое присутствие ножом резануло по нервам, Ламбо резко сел и распахнул глаза. В кресле напротив кровати сидел человек, вальяжно закинув ногу на ногу. Ламбо стал молиться, что ему показалось, и у фигуры в тени не было разноцветных волос и солнечных очков.

— Ну-ну, — Луссурия успокаивающе поднял руки. — Не бойся, милый. Ложись, поспи еще. Ты такой славный, когда спишь, такой… спокойный. Как мертвый.

Не показалось. Ламбо попытался быстро подскочить, но запутался в одеяле и кубарем скатился на пол.

— Я, это… — пробормотал он, когда, наконец, поднялся. — Пойду. Туда.

Сопровождаемый тихим смехом, Ламбо выбежал в коридор и, захлопнув за собой дверь, устало привалился к ней спиной. Во всем этом обязан быть некий великий воспитательный смысл, в планах Цуны его не может не быть. Если только смысл не в том, чтобы проредить число Хранителей.

Ламбо обреченно прикрыл глаза и напомнил себе, что недавно пользовался десятилетней базукой, а это значит, что хотя бы до двадцати пяти он доживет. По крайней мере, шансы есть, если верить некоторым временным теориям.

Первым, что он увидел, открыв глаза, стал блеск ножа. Мозг долго отказывался воспринимать Бельфегора целой картинкой.

— Ты наш новый Хранитель Грозы? — с интересом протянул Бельфегор, улыбаясь. — А у нашего прошлого Хранителя Грозы был пирсинг. Много пирсинга.

Бельфегор улыбнулся еще шире и приблизил нож к лицу Ламбо. Тот нервно сглотнул и отодвинулся, уткнувшись затылком в дверь, за которой все еще сидел Луссурия.

— Может быть, в другой раз, — сипло сказал Ламбо, чудом вывернулся и с видом очень делового человека пошел налево по коридору. Скрываясь за поворотом, он бормотал себе под нос: — Только не говорить, что хуже быть не может, только не говорить…

Разумеется, за поворотом его ждал Занзас. Интересно, в Варии всегда так рано встают, или они еще не ложились?

Занзас смотрел на Ламбо как на кусок тухлой телятины, будто раздумывая, можно ли его как-нибудь приготовить до съедобного состояния, или проще сразу выкинуть. Ламбо некстати вспомнил, что разгуливает по особняку Варии в пижаме с расцветкой под корову.

— У нас принято одеваться к завтраку, мусор, — неожиданно выдал Занзас и, потеряв к Ламбо всякий интерес, прошел мимо него.

Позже, анализируя ситуацию, Ламбо пришел к выводу, что остался жив как раз благодаря своей пижаме с расцветкой под корову. Только псих решится разгуливать в такой по особняку Варии, а любой псих здесь успешно смешается с толпой.

***

Потом был завтрак, и Ламбо на собственной шкуре оценил гениальность педагогического решения Цуны. Пытаясь увернуться от меча Сквало, отодвигаясь подальше от Луссурии и обучая телефон новым ругательствам, чтобы ответить на издевательскую смску из Норвегии, Ламбо любил и почитал родную Вонголу как никогда. Даже Гокудеру.

Может быть, вся проблема варийцев заключалась в том, что они не выплескивали агрессию в свободное от миссий время? В компьютерные игры, например.

— Я не понял, астрологи объявили неделю идиотов, что ли?! — заорал Сквало, запрыгивая на стол и пытаясь снести Бельфегору голову.

Или нет. Дело не в играх, они просто психи. Ламбо попытался незаметно сползти со стула, когда телефон выплюнул очередное сообщение:

«Знаю, за Завтраком можно заскучать, но во время Ужина ты познаешь настоящее веселье. Привет Занзасу. ^___^»

Ламбо решил, что Ужин точно не переживет. Опытным путем он установил, что если опуститься на четвереньки и медленно ползти в сторону выхода, то в Варии на тебя никто не обратит внимания. Кроме ухмыляющегося Луссурии, но с этим пришлось смириться.

Оказавшись в относительно безопасном коридоре, Ламбо задумался над дальнейшими действиями. Звуки, доносящиеся со стороны гостиной, громко намекали на то, что надо валить. Но вряд ли Цуна поверит в искреннее раскаяние, если позвонить ему прямо сейчас.

Из приоткрытой двери вылетела тарелка и разбилась о противоположную стену, а на телефон пришла новая смс:

«Но Ужин — это ничто по сравнению со знаменитыми Оргиями Варии».

Ламбо сам не заметил, как оказался у ворот. Он решил, что позвонит Цуне, когда доберется до резиденции Вонголы.

Из особняка он выбрался без препятствий, никто и не подумал его останавливать. Даже охранники у входа молча проводили его скучающими взглядами. Ламбо решил, что просить машину будет чересчур сильной наглостью, поэтому пошел пешком вдоль дороги. По обеим сторонам от нее росли высокие деревья, но впечатление лесной глуши было обманчивым. До оживленной трассы оставалось совсем недалеко.

Выйдя на нее, Ламбо наконец-то смог вздохнуть спокойно. Вария осталась позади, а впереди была дорога, которая приведет его домой, к родной Вонголе и отложенному рейду против бронированных черепах.

— Пошевелишь хоть мизинцем — стреляю.

Впрочем, Вонголе и черепахам придется подождать. Ламбо почувствовал, что ему в спину упирается дуло пистолета.

***

Ему очень резво натянули на голову мешок, защелкнули на запястьях наручники и затолкали в машину, попутно отобрав все, что можно было использовать как оружие. Трясясь на ухабинах, Ламбо радовался, что сумел так мало съесть за Завтраком. Он судорожно пытался вспомнить, что советовал делать Цуна в таких ситуациях, но кроме как «постараться не паниковать» и «молиться» ничего в голову не приходило.

Через какое-то время его вытащили и повели по лестнице в помещение, где усадили на мягкое и освободили руки. Очень кстати, потому что выполнять пункт про панику никак не получалось.

Ламбо стянул мешок и оглянулся. Вопреки ожиданиям, он очутился не в сыром подвале, а на диване прилично обставленной гостиной в бежевых тонах. Похожая была в особняке Вонголы, даже стеклянный журнальный столик с резными ножками стоял почти такой же. Наверняка где-то живет дизайнер, который специализируется исключительно на мафиозных интерьерах.

— Добро пожаловать на загородную виллу семьи Сорди.

Говорившим оказался тощий пацан на вид не старше самого Ламбо, в полосатом костюме и лакированных туфлях. Ему не хватало только шляпы, чтобы занять первое место в конкурсе «Худший косплей Реборна в мире».

Ламбо прокрутил в уме фамилию. Удалось вспомнить только, что Сорди были маленькой семьей, состоящей с Вонголой в натянуто-нейтральных отношениях. Надо было внимательнее слушать Цуну на собраниях.

— Меня зовут Фредерико Сорди, — продолжал пацан, закинув ногу на ногу. В правой руке он немного нервно вертел телефон Ламбо. — А это мой водитель Рудольф, очень не советую его злить.

Фредерико кивнул на седого старика, который дремал на стуле у двери. Старику, должно быть, было лет сто, таким он казался древним. В сморщенной руке он держал парабеллум.

— Табельный? — спросил Ламбо, поражаясь собственной наглости. Охвативший его во время поездки страх будто перебило, когда он попал в этот театр абсурда.

Старик выстрелил, не открывая глаз. Графин на столике со звоном разлетелся, заставив Ламбо подпрыгнуть на диване и снова начать бояться.

— Я же предупреждал… — сказал Фредерико, но в его голосе не было торжества, скорее сочувствующее понимание, будто сам он тоже очень не любил злить Рудольфа.

Ламбо некстати заметил, что у Фредерико все лицо покрыто веснушками, а под виском выскочил прыщ.

— Ладно, — Фредерико снова собрался и даже попытался маниакально улыбнуться, но до Варии ему было так же далеко, как Хибари до идей гуманизма. Он кинул Ламбо телефон. — Позвони Десятому, скажи, что тебя похитили. И что я хочу с ним переговорить.

Телефон Ламбо не поймал, и тот упал на диван, отпружинив от спинки.

— Эм… — Ламбо не знал, как ему поделикатнее выразить свои сомнения в успешности этой затеи. Глаз начал дергаться. — А может быть, лучше просто подкинешь ему мертвого тунца в кровать?

Фредерико нахмурился, а Рудольф вздохнул во сне, пошевелив рукой с пистолетом. Ламбо обреченно потянулся к телефону, гадая, как же это он так нагрешил в прошлой жизни. Наверное, убивал людей направо и налево или был сыном землевладельца, ушедшим в мафию.

— Привет, Цуна, — бесцветным голосом поздоровался Ламбо, когда на его звонок ответили, и включил громкую связь. Глаз задергался сильнее, а потом и вовсе закрылся. — Ты не поверишь, меня похитили. Опять.

Цуна в трубке тяжело вздохнул.

— Ламбо, что я тебе говорил про мальчика, который кричал «волки»? — спросил он. — Не отвлекай меня, пожалуйста, из-за своих игр.

Ламбо с извиняющимся видом пожал плечами, потом нервно усмехнулся. Фредерико выхватил у него трубку и заорал:

— Это Фредерико Сорди, младший сын семьи Сорди! Если ты не приедешь, то я пришлю тебе твоего Хранителя по кусочкам, обмотав водорослями!

— Фредерико Сорди? — в голосе Цуны послышалась теплота. — Я очень рад, что у Ламбо появились друзья-сверстники! Но мне действительно некогда, мальчики, поиграйте сегодня без меня.

В трубке раздались частые гудки. Сжимая ее, Фредерико непонимающе смотрел на Ламбо. Даже Рудольф приоткрыл глаз.

— Долгая история… — пояснил Ламбо обреченно. Он надеялся только, что его хотя бы сначала убьют, прежде чем резать на кусочки и упражняться в кулинарном искусстве.

Но это, разумеется, было бы слишком просто. Телефон в руке Фредерико часто запиликал.

— Твой босс одумался и решил перезвонить? — спросил Фредерико с сомнением.

— Это напоминалка сработала! — Ламбо принялся панически оглядываться, но бежать было некуда. — Слушай, сейчас здесь на пять минут появится ребенок. Пожалуйста, не убивай его и не трогай, иначе наша галактика накроется пространственно-временным континуумом или еще чем-нибудь очень тяжелым!

С некоторых пор Ламбо ставил напоминалки на то время, когда его должно было отправить в прошлое. Примерно, разумеется, не все дни Хранителям удалось вспомнить, а сам он и вовсе не помнил ничего.

Но напоминалка оказалась очень полезной штукой. Цуна в такие дни освобождал Ламбо от всех дел и прямо с утра лично отводил в медпункт, заставляя торчать там в теплой компании врачей Вонголы. И смотрел, виновато так.

Сегодня, видимо, забыл.

— Что за… — Фредерико говорил что-то еще, но Ламбо его уже не слышал. Когда туман рассеялся, перед глазами оказалась старая комната Цуны.

Сам Цуна грыз кончик ручки и, судя по всему, делал уроки. Даже удивительно, что рядом не оказалось верных Гокудеры и Ямамото.

— Ламбо, ты опять? — в рубашке с короткими рукавами Цуна казался совсем ребенком. Черт, он ведь им и был.

Радуясь, что его не выбросило на какой-нибудь бой, Ламбо схватил карандаш и ближайшую тетрадку, вырвал оттуда лист и под недоумевающим взглядом Цуны принялся быстро строчить — время, дата, имена, обстоятельства, клятвенные заверения, что он не врет, и его действительно похитили.

— Вот, спрячь и прочитай через десять лет, — закончив, он протянул бумажку Цуне.

Тот попытался ее взять, бормоча что-то про изуродованную тетрадь по математике, но бумажку перехватил непонятно откуда выпрыгнувший Реборн, бессменный лидер топа «Личного черного списка Ламбо» на протяжении нескольких лет.

— Решай свои проблемы сам, тупая корова, — Реборн рвал бумажку вместе с последней надеждой Ламбо на спасение.

Хлопок вернул Ламбо на диван в гостиную семьи Сорди. Здесь почти ничего не изменилось, только журнальный столик оказался перевернут, и в углу, кажется, произошел небольшой взрыв — занавески были опалены, а на полу валялись осколки оконного стекла. Ламбо всегда подозревал, что, давая ему в пять лет гранаты, любимые родственники просто желали от него избавиться.

Страшнее всего выглядел криво нарисованный крестик на щеке у Рудольфа. И где только фломастер нашли? Фредерико ошарашенно посмотрел на Ламбо, потом взвыл и страдальчески закрыл лицо руками.

— Семья Бовино, как я мог забыть… И зачем я вообще с тобой связался, а?

— Кстати да, зачем? — Ламбо тоже было интересно.

— Ну как… — Фредерико продолжал сидеть с закрытыми глазами. — Ты все-таки самый молодой и слабый Хранитель Вонголы, не Хибари же мне похищать.

— А еще я воин Рагнарок сорок второго уровня… — мрачно пробормотал Ламбо себе под нос. Затея с посланием не выгорела, и теперь его точно убьют. Немного успокаивало только то, что потом Хранителям будет стыдно. Некоторым.

Но Фредерико услышал и убрал руки от лица. Его до этого прилизанные волосы теперь стали смешно топорщиться.

— Рагнарок? — с сомнением переспросил он, а потом закричал: — Рагнарок, скотина ты, я же говорил тебе по стеблям рубить! По стеблям! Зачем в лепестки полез, зубы не заметил?! Я на твое воскрешение всю ману истратил, пришлось потом аптечками долечиваться.

— Рикки?.. — Ламбо не верил своим ушам, но понял, что убивать его сегодня точно не будут.

Правила игры не позволяют хилерам убивать воинов. Тем более если они играют в одной команде.

***

Комната у Фредерико оказалась намного проще, темнее и меньше, чем гостиная. На стенах висели плакаты с полураздетыми девушками и дорогими тачками, а в углу на столе стоял компьютер, по экрану которого плавали пузыри.

Ламбо уселся на узкую кровать, заваленную одеждой, дисками и еще каким-то барахлом, пока Фредерико кружился в компьютерном кресле, цепляя его ножки носками ботинок. Рудольф ушел на кухню готовить гренки.

— Это все мой брат-дебил! — крикнул Фредерико, но тут же успокоился, будто заставляя себя снизить тон. Ламбо уже привык к его постоянной смене интонаций. — Когда отец умер, он стал главой нашей семьи. Все признали его по праву старшего, только Рудольф остался со мной. Так вот, братец мой спит и видит, как бы самоутвердиться за счет Вонголы.

— Мы ему чем-то навредили? — серьезно спросил Ламбо, понимая, что врагов у Вонголы, даже имеющих полное право на месть, набралось бы на стадион.

— Да так, по мелочи… Он просто не может смириться, что есть кто-то сильнее него, — выплюнул Фредерико. — Завтра он планирует напасть на одно из ваших казино. Казино, ты вдумайся! Ни ума, ни фантазии! Вы же его раздавите и не заметите…

Последнее прозвучало как-то совсем горько. Ламбо невольно поежился, но вспомнил, что недавно сам готовился стать фаршем.

— Ты поэтому меня похитил? — он попытался говорить холодно, как Хибари. Вышло больше похоже на Гокудеру в ранние годы, поэтому попытки пришлось оставить. — Ты мог бы, ну… Позвонить Цуне.

— Во-первых, члены моей семьи не простят мне, если я по собственной инициативе, не обсудив в ними, вступлю в союз с Вонголой. Во-вторых, я не знал телефон вашего босса.

Логично. Ламбо почесал затылок, попялился пару секунд на пузыри. Они сталкивались, почти как в игрушках Ямамото, но не лопались.

— А как ты меня нашел? — наконец, спросил он.

— Аграниэль разместила на своей страничке твой маршрут и пару фотографий. Отличная пижама, кстати, — Фредерико показал большой палец, потом нахмурился: — Но с Аграниэль ты лучше не связывайся, динамо она.

Ламбо и Фредерико обменялись понимающими взглядами и улыбнулись друг другу.

— В этой игре кто-нибудь нормальный вообще есть? — риторически поинтересовался Ламбо.

— Нет, конечно, — ответил Фредерико и продолжил тоном истинного задрота: — Ролевую игру «Совиные сказки» основал некий анонимный доброжелатель. Ходят слухи, что этот аноним — иллюзионист, поэтому графика такая хорошая. Аграниэль как-то говорила, что знает его и даже что он был ее учителем. Врет, наверное, хотя кто ее разберет. Игра основана в знак поддержки «детей, пострадавших от лап мафии», цитата примерная. А больше всего от мафии страдают те дети, которые в ней живут, вот и получается…

Последняя фраза снова прозвучала печальнее некуда. Ламбо вздохнул, потянулся лениво, а потом решительно поднялся.

— Твоя семья не поймет, если ты за их спиной сговоришься с Вонголой, — рассуждал он вслух. — Но ты же можешь претендовать на кресло босса, заручившись поддержкой наемников, да? И прийти на переговоры в сопровождении представителя Варии?

В глазах Фредерико зарождалось понимание, и он медленно, будто очень сомневаясь, кивнул.

— Только сначала поедим, — Ламбо снова плюхнулся на кровать, чувствуя, как под ним обиженно хрустят диски. — И это… Оружие верните, что ли.

***

С тоской глядя на распределительный щит, Ламбо попытался вспомнить, кем мечтал стать в детстве, но не смог. Кажется, там было что-то про захват мира.

Пять минут подряд Ламбо пытался дозвониться до И-пин, надеясь поговорить с ней для успокоения нервов и пригласить присоединиться, но автоответчик сообщил, что она очень занята — убивает людей или готовит.

Тогда Ламбо снова перечитал последнюю смс на телефоне:

«Ровно в восемь вечера у охранников начинается местный турнир по Контре, не упустите свой шанс. Я напущу немного тумана, спецэффекты никогда не помешают. Удачи, лузеры. Постарайтесь не умереть, у вас осталась одна жизнь».

Часы показывали пять минут девятого. Вздохнув напоследок, Ламбо наклонил голову и запустил пламенем в щит. По проводам побежали зеленые молнии и устремились в сторону базы — электричество ему подчинилось. Целящиеся в террористов охранники, должно быть, очень удивятся, когда в ответ на их выстрелы из мониторов полетят реальные искры.

Фран не обманул, и главная база семьи Сорди действительно была окутана туманом. После электроатаки камеры тоже не работали. Наверное, тех, кто сидел внутри, это очень нервировало, а по кустам мерещились армии врагов.

Только на это и приходилось рассчитывать. Фредерико шел впереди, Ламбо следовал за ним, отставая на пару шагов. Он оставил попытки выглядеть грозно, и решил хотя бы изобразить спокойствие и безразличие. Может быть, если часто примерять такой образ, то со временем он привыкнет.

— А твой брат к тебе как вообще относится? — спросил Ламбо шепотом.

— Положительно! — в голосе Фредерико прорезалось отчаянное веселье. — В детстве он сломал мой любимый вертолетик, а я настучал на него Рудольфу. В благодарность за то, что я укрепил его характер, он навсегда отбил у меня тягу к стукачеству. И это не был дружеский раунд в Мортал Комбат на приставке, хотя приставка в отбивании тоже фигурировала. Некоторые ее части.

— Мог бы просто сказать, что все как у всех.

Вопреки опасениям Ламбо, их пропускали без возражений. Фредерико знали все охранники, и большинство из них дружелюбно ему улыбались, некоторые даже похлопывали по плечу и интересовались здоровьем Рудольфа. На Ламбо эта семейная атмосфера не распространялась, он непрерывно ловил на себе настороженные злые взгляды. В коридорах было темно, и охранники освещали путь фонариками.

— Вот и главный босс… — бросил через плечо Фредерико, открывая дверь в кабинет. — Если ты понимаешь, о чем я.

Увидев сидящего за столом мужчину, Ламбо понял, что истинный обладатель приза «худший косплей Реборна в мире» сидел перед ним. И дело было даже не в шляпе.

Нет, костюм у брата Фредерико был что надо, особенно полосочки, и прическа идеальная — того и гляди гель с волос на плечи закапает. Но взгляд бегал, как у параноика на забитом чудищами космическом корабле, а за спиной стояли два шкафоподобных охранника, которые лишь немного превосходили его в широте плеч. Горящие на столе свечи делали лица присутствующих страшнее.

— Так это ты тут конец света устроил? — спросил брат, разглядывая Фредерико и заметно расслабляясь. Потом его взгляд переметнулся на Ламбо и снова похолодел. — Нашел друзей-ровесников? Поздравляю. Теперь вали отсюда.

Фредерико с невозмутимым видом сел в кресло для посетителей, моментально в нем утонув. Ламбо не знал, куда себя деть, поэтому встал за его спиной и засунул руки в карманы.

— Я пришел оспорить твое право управлять семьей, — ринулся Фредерико с места в карьер. — Потому что считаю твою политику излишне агрессивной и… Черт, ты нас всех угробишь!

Вздохнув, Ламбо подумал, что зря они весь день писали речь.

— Ты никак не простишь мне ту приставку, да? — брат ехидно усмехнулся, поднимаясь с кресла и опираясь руками на стол. Ламбо заметил пресс-папье один в один как в кабинете Цуны. — Исчезни, чтобы я тебя не видел, и я прощу тебе то, что ты притащил сюда Хранителя Вонголы. А с ним мы поговорим…

— Ага, только не советую звонить Цуне и говорить, что меня похитили, — флегматично сообщил Ламбо. — Это будет уже не смешно.

— Ламбо сейчас выступает в роли представителя Варии, — Фредерико снова взял себя в руки. — Которую я нанял для того, чтобы ты меня хоть раз в жизни услышал. Ее члены сейчас как раз осматривают окрестности базы, у тебя тут неплохой садик.

Брат Фредерико нервно глянул в окно, за которым по-прежнему клубился туман. Ламбо показалось, что там можно разглядеть очертания плотоядных растений, двухголовых собак и гигантских черепах, но никак не Варию. Их блеф, покинув комнату с плакатами, выглядел уже не так убедительно.

— Босс, Рико имеет право претендовать… — начал шкафоподобный, стоящий справа. Кажется, политику брата Фредерико поддерживали далеко не все.

— Молчать! — рявкнул брат и долбанул кулаком по столу, отчего пресс-папье жалобно звякнуло. — И где же твоя хваленая Вария, а? Давай, предъяви что-нибудь убедительнее самого слабого и молодого… Хотя я и с Варией справлюсь. Давай же!

— Я пришел поговорить, а не устраивать резню в собственном доме! — Фредерико подскочил следом. Он говорил правильные вещи, это и по хмурым лицам охранников было видно, но Ламбо начал понимать, что дело дрянь. Они заигрались и не учли, что брат Фредерико был слишком взвинчен, слишком долго он готовился к войне с Вонголой, чтобы так просто отказаться от своих планов и сесть за стол переговоров.

Помочь могло только чудо. Ну, или электрический заряд мощностью с молнию, прямо брату Фредерико в мозг. Жаль, что сам Фредерико отмел эту идею как негуманную и противоречащую его представлениям о семейных ценностях.

Когда Ламбо совсем отчаялся и был готов вспомнить детскую привычку плакать в стрессовой ситуации, в кабинет с диким ором ворвалось Чудо, выбив дверь и размахивая мечом в разные стороны.

— Эй, где тебя черти носят?! — закричал Сквало, тыкая мечом в сторону Ламбо. — Ты пропустил Ужин!

Сквало был слишком известной личностью, чтобы его появление оставалось незамеченным, это даже если не обращать внимания на шум. Увы, глухих в кабинете не оказалось. Брат Фредерико пару раз моргнул и медленно опустился назад в кресло. Охранники за его спиной переглядывались, будто не знали, хвататься им за оружие или сохранять невозмутимость.

Первым сориентировался Фредерико.

— Как я и говорил. Или тебе Занзаса позвать? — он тоже сел в кресло и с видом победителя закинул ногу на ногу, потом провел рукой по голове, взъерошивая волосы. — Итак, на чем мы остановились…

Ламбо подумал, что однажды из Фредерико получится хороший босс.

***

«Стоять рядом и выглядеть опасным социопатом» на переговорах Сквало вместо себя оставил Бельфегора, а сам потащил Ламбо к выходу. Тот особенно не сопротивлялся, зная, что теперь Фредерико и без них справится.

Но настроение почему-то не поднималось.

Они вышли за ворота, и Сквало отвел Ламбо к машинам, припаркованным неподалеку. Рядом с одной из них стояли Цуна и Занзас. Один тепло улыбался, другой хмурился — и то, и другое очень пугало.

Ламбо нервно сглотнул, не зная, от кого ему влетит больше за всю эту самодеятельность. Но вместо нотаций Цуна улыбнулся еще шире.

— Как я рад, что с тобой все в порядке! — воскликнул он. — Мы держали ситуацию под контролем, но я все равно переживал.

Ожидающий очередную сказку про мальчиков и волков Ламбо удивленно приподнял брови.

— Погоди, ты не будешь меня убивать? — спросил он с сомнением в голосе.

— За что? — Цуна, казалось, искренне удивился. — Ты избавил Вонголу от ненужного конфликта и даже заручился поддержкой нового союзника. Я предполагаю, что теперь отношения между Вонголой и Сорди станут намного теплее.

Ламбо понял, что только что его освободили от необходимости все объяснять. Это радовало, потому что сам он слабо представлял, как можно связно и цензурно рассказать о последних сутках. Зато теперь он сам захотел объяснений:

— Ты знал про Сорди?

— Это случайно получилось, — Цуна смущенно покраснел, лицо его приобрело мечтательное выражение. — На днях рылся в своих старых тетрадках, ностальгировал по прошлому… Наткнулся на обрывки твоей записки и не смог удержаться, чтобы не собрать. А потом оставалось только сложить дважды два.

— А моя ссылка в Варию? Похищение? Фран?

— Я отослал тебя в Варию, чтобы обеспечить твою безопасность, пока я навожу справки, — Цуна заговорил серьезным тоном, тем самым, от которого всегда очень хотелось поверить в разумность действий говорившего. — А дальше удачное стечение обстоятельств, немного интуиции и маячок в твоей пломбе. Я практически пустил ситуацию на самотек. Знал, что вы сами справитесь, и временного парадокса так удалось избежать.

— А если бы водитель Фредерико меня случайно застрелил? — спросил Ламбо, вспомнив про разлетевшийся на осколки графин.

— На наше счастье выяснилось, что Рудольф был в долгу перед Девятым — карты или спасение жизни, что-то такое. Поэтому я с ним договорился, — Цуна невозмутимо пожал плечами. — Еще вопросы?

Прокрутив в голове все последние события, Ламбо подумал, что Цуна мог просто прийти к Фредерико и поговорить, предложить свою помощь. С другой стороны, теперь у Сорди будет новый босс — уверенный, что справился сам, и при этом подружившийся с одним из Хранителей Вонголы.

Это как не убивать стражников на воротах, а прокачать харизму и убедить их пускать тебя в город бесплатно, да еще и старое оружие им потом продавать.

— Последний вопрос, — Ламбо не смог удержаться. — Какая твоя любимая компьютерная игра?

По лицу Цуны стало заметно, что теперь он действительно растерялся.

— Да я уже как-то не играю давно… А что?

— Ничего. Вопросов больше нет.

— У меня есть вопрос! — подал голос Сквало и повернулся к Занзасу. — Что он тебе такого пообещал, чего ты не мог достать сам? Мы делали ставки всей Варией, если тебе интересно.

Цуна встрепенулся и стал быстро шарить по карманам.

— Ой, я же совсем забыл! — он извлек на свет смятый клочок бумаги и протянул его Занзасу. — Вот, вторая половина кода на деньги в Симсах плюс нужная для ввода комбинация клавиш, как я и обещал.

Занзас глянул на Цуну испепеляюще, но выхватил злосчастный клочок и затолкал себе в карман.

— Что? — хмуро спросил он у ошарашенного Сквало. — Сложно становиться «Боссом мафии» или «Повелителем зла», когда у тебя унитаз за сто симлеонов.

— Занзас… — от неожиданности Сквало даже повышать голос не стал. — Знаешь, ты мог бы… погуглить?

Глядя на замершего Занзаса Ламбо подумал, что эта идея просто не пришла тому в голову.

— Я вот так и сделал, — подливая масло в огонь, сказал Цуна. Потом почесал затылок и неловко улыбнулся, чем накалил ситуацию до предела.

Шрамы у Занзаса потемнели, он достал из нагрудного кармана приставку и запустил ею в Сквало. Тот что-то проорал в ответ, а Цуна отступил на два шага назад, перед этим пообещав установить в Варии новые компьютеры.

Про Ламбо снова все забыли. Это радовало, потому что было первым признаком возвращения жизни в прежнее русло. Да и вообще, все закончилось хорошо — гигантскими золотыми буквами «GAME OVER» и простеньким видеороликом с титрами. Огорчало только то, что в «Совиных сказках» найти толкового хилера было сложно, а они, скорее всего, сегодня лишились одного такого. У боссов были другие игры.

Телефон в очередной раз запиликал, принеся новое сообщение от «Аграниэль». Прочитав смс, Ламбо понял, что очень предсказуем. И что против воли улыбается.

«Мы с Рикки будем ждать тебя в десять в центральном городе. Бронированные черепахи сами себя не убьют.
P.S.: Я отношусь к части про «удачное стечение обстоятельств».
P.P.S.: Скажешь кому-нибудь мое игровое имя — однажды утром проснешься с тентаклями вместо рук в постели Хибари, мимими».

В конце концов, каждый сам выбирает, во что ему играть. Ламбо после сегодняшнего дня планировал прокачивать Рагнарока еще лет двадцать, и только потом перейти на что-нибудь более серьезное.

На лопающиеся шарики, например.

@темы: авторский фик, джен, Reborn Nostra: Танец Пламени, команда пламени Грозы, Reborn Nostra: Танец Пламени - задание 4: фик, PG-13

---

[Raining Men]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Команда Sky Team. Задание 4. Авторский фик "Без компромиссов"

[Sky Team]

Название: Без компромиссов
Автор:  Sky Team
Бета:  Sky Team
Герои: YB!Дино, YB!Сквало, ОМП
Категория: джен, преслэш
Рейтинг: PG-13
Жанр: общий
Размер: 4002 слова
Саммари: Играя не по правилам, не забывай о последствиях.
Дисклаймер: манга и аниме Katekyo Hitman Reborn! принадлежат Амано Акире и студии Artland
Примечания:

• фик написан на конкурс Reborn Nostra: Танец пламени на дайри, тема "Недетские игры"
• школьное АУ

Предупреждения: ООС, нецензурная лексика.

От волнения Дино никак не мог перестать грызть ногти, пока они с отцом ехали в его новую школу. За окном мелькали, сменяя друг друга, виллы и виноградники. Осень уже вовсю хозяйничала на юге Италии, расплескав вокруг красно-желтые брызги и превратив еще недавно пышно-зеленые деревья в полыхающие огнем факелы. Школа-интернат «Ла форса делла Фиама» находилась в пригороде Палермо, и принимали туда только детей с пламенем. Инициатива перевести Дино сюда принадлежала отцу, который, несмотря на активные протесты, все же надеялся воспитать себе достойного преемника.

Преемника хотел отец, а страдать почему-то приходилось Дино. Он уже успел выяснить, что в дурацком интернате ученики жили постоянно, родительские дни, когда можно было повидаться с родственниками, там устраивали всего раз в месяц. И самым ужасным, по его мнению, было то, что учились там только мальчики. Вот же невезение! Дино совсем не представлял, как его могут встретить другие парни, наверняка давно успевшие подружиться.

— Мы приехали, сынок, — тронул его за плечо отец.

Дино вздрогнул от неожиданности, посмотрел на него и тут же отвернулся, демонстративно нахмурившись.

— Ты должен пойти. Мы уже обсуждали это, — продолжил отец, чуть наклоняясь к нему и заглядывая в лицо. — Эта школа лучшая в Италии. Тебе понравится. Заведешь друзей, это не раз может пригодиться в жизни.

"Как же, понравится, — думал Дино. — Глупые взрослые отговорки".

— Мне и в моей школе нравилось, если что, — заявил он, упрямо вздергивая подбородок. — И я не хочу идти в эту твою мафию. Понял? Не хочу.

— Боюсь, у тебя нет выбора сынок, — ответил отец.

Дино фыркнул, открыл дверцу, подхватил сумку с сидения и выскочил на залитую солнцем парковку. В двухстах метрах от него возвышалась мрачная громада — интернат. Что ни говори, а размеры здания впечатляли. Явно старинное, оно, похоже, перестраивалось несколько раз на современный лад, и теперь о его истинном возрасте напоминали разве что башенки со стрельчатыми окошками по бокам да вычурные мраморные колонны у входа.
Отец, не спеша, вышел из машины следом за Дино и, как можно беззаботнее, спросил, кивая на школу:

— Ну что, нравится?

— Нет, — буркнул Дино и подхватил чемодан, который верный Ромарио уже успел выставить на выложенную плиткой дорожку.

Тяжело вздохнув, отец покачал головой и направился к внушительным, покрытым переплетением необычных узоров, дверям. Поморщившись, как от зубной боли, Дино устремился следом, стараясь не отставать — не хватало еще потеряться в этом склепе, как он успел про себя окрестить «Ла форса делла Фиама».

***

Дино сидел за предпоследней партой и старательно изображал интерес к неправильным глаголам в немецком языке. Мыслями он был очень далеко от душного кабинета с тремя рядами ученических столов, — там, где у кромки обрыва плескалось бирюзовое море, и ветер путался в отросших за лето волосах. И никак не получалось у него вернуться к чертовым правилам, когда за окном стояла такая не по-осеннему теплая для конца ноября погода.

Вчера отец оставил его в интернате. Крепко обнял на прощание, похлопал по плечу, пожелав удачи, и укатил в привычную жизнь. А Дино еще долго стоял у ворот и смотрел на опустевшее шоссе. В душе зрела и ширилась обида на весь мир в целом и на отца в частности. Дино эту обиду холил и лелеял так, что к концу дня не пошел даже на ужин, забаррикадировав дверь в своей новой комнате стулом, на случай, если кому-то неожиданно пришло бы в голову навестить новичка. На занятия его ждали только завтра, как сообщил ему мило улыбающийся в пышные усы директор, а сегодня он должен был успеть получить ключи и белье у кастелянши. У нее же полагалось забрать расписание занятий и нужные учебники. Это отняло у Дино от силы часа два, а потом он провел вечер, разбирая вещи и размышляя о завтрашнем дне, в котором все-все уже будет совсем иначе.

***

Небрежно откинувшись на спинку стула, Сквало внимательно наблюдал за уставившимся в окно новеньким. Дино Каваллоне, кажется, как его представила учительница немецкого. Сквало он не понравился. Чересчур сладкий и милый, с этим глупым выражением на улыбающейся роже, которое так и хотелось стереть, заехав по ней хорошенько. Сквало слышал, что он вроде как наследник не последней мафиозной семьи в мире, но не поверил, конечно. Разве может такая размазня кем-то руководить? И пламя. Неужели у этого полудурка пламя Неба?

Сквало с сомнением покосился на тонкий профиль и ухмыльнулся. Ничего, вот сегодня вечером и выяснится, что из себя представляет Дино Каваллоне — у них было запланировано торжественное посвящение новенького в братство пламени школы «Ла форса делла Фиама». Эта традиция, кажется, существовала всегда. По крайней мере, на памяти Сквало не встречалось ни одного ученика, который бы не прошел через это маленькое приключение. Обычно все происходило после отбоя, когда воспитатели завершали обход и укладывались спать. Разумеется, о посвящении не могли не знать директор и завуч, но они предпочитали не вмешиваться, пока никому из подопечных не угрожала настоящая опасность.

— Псс, — донеслось с соседнего ряда, и на парту перед Сквало упал смятый клочок бумаги.

Убедившись, что учительница не смотрит в его сторону, Сквало развернул листок и прочитал написанные корявым почерком цифры 25.23.00. Это означало, что сегодня, двадцать пятого ноября, в одиннадцать часов вечера, Дино Каваллоне примет свой первый бой в стенах школы. От предвкушения грядущего веселья у Сквало зачесались ладони и участился пульс. Он облизал пересохшие губы, моргнул и только тогда понял, что все это время продолжал пялиться на новенького, а сейчас тот отвернулся от окна и непонимающе смотрел на Сквало, видимо, почувствовав на себе пристальный взгляд.

Сквало поначалу даже немного растерялся, но потом высокомерно выгнул бровь, как бы спрашивая «что надо?», и осклабился, обнажая острые, как у акулы, зубы. Новенький дернулся, будто его ошпарили, покраснел и уткнулся в учебник.

Сквало, обрадованный достигнутым эффектом, сел прямо и перевел взгляд на доску, где синьора Леониди проставляла маркером правильные окончания.

— Сквало, эй, — тихо позвал его Маркус Росси. — Ты будешь сегодня участвовать?

— Буду, — не поворачивая головы, ответил Сквало.

— Кого он выберет, как думаешь? — не унимался Маркус, имея в виду Дино Каваллоне.

— Не знаю, отвали. Ночью будет видно.

— Вот бы меня, — не замечая его раздраженного тона, мечтательно протянул Маркус.

— Да без разницы кого. Все равно проиграет, — вновь окидывая новенького изучающим взглядом, заключил Сквало. — Видно же — слабак.

Сзади послышался скрип отодвигаемого стула: похоже, Маркус понял, что от него больше ничего интересного не услышать, и благоразумно ретировался на свое место. А Сквало попытался вникнуть в монотонную лекцию и хоть что-то записать, наконец. Кто только додумался выдать этой бубнящей курице диплом учителя?

Но стать прилежным учеником ему снова не дали.

— Ты гляди, как на него Бруно слюной капает, — чуть ли не в голос пробормотал Маркус и пихнул Сквало кулаком между лопаток.

По-хорошему, следовало развернуться и двинуть ему в ответ, но Сквало невольно обратил внимание на Рафаэля Бруно, сидевшего около стены. Разные слухи о нем ходили по школе, но напрямую никто ничего не утверждал. А сплетням Сквало обычно не верил. Впрочем, сейчас, наблюдая за Бруно, он был готов поверить во что угодно.

Тот сидел полубоком и не сводил глаз с завесившегося светло-русыми прядями новенького. И взгляд у него был до того масляный и противный, что у Сквало сразу засосало под ложечкой от отвращения, и возникло мерзкое чувство, будто он в помои вляпался.

Дино Каваллоне, видимо, было немногим лучше. Он неловко встряхивал челкой, пару раз ронял ручку на пол и даже умудрился прищемить себе палец крышкой стола. При этом он не забывал краснеть, ярко и сочно, всем лицом и даже шеей.

— Вот цирк будет, если новенькому Бруно выпадет, — снова оживился Маркус. — Он же его потом ни за что не отпустит.

— Что ты к ним прицепился? Может, они одного поля ягодки. И все будет по согласию, — подвигал бровями Сквало, все-таки развернувшись к нему.

— С Бруно по согласию? Да ты пошутил, что ли? — скривился Маркус, изобразив пальцами рвотный позыв.

— Мальчики, не мешайте, — строго прикрикнула на них синьора Леониди.

— Кто знает, — пожал плечами Сквало.

— Мальчики! Я вас…

Что с ними сделает учительница, Сквало так и не узнал — ударившая по ушам трель звонка, поглотила угрозу. Захлопали учебники, зажужжали молнии на сумках, ученики вскакивали со своих мест и, громко переговариваясь, выходили из класса. Пытаясь перекричать общий гул, синьора Леониди диктовала домашнее задание, а Сквало, задержавшись на мгновение, успел заметить, как к Дино Каваллоне, паскудно ухмыляясь, приблизился Бруно и что-то сказал, азартно блестя глазами. Тот в ответ смерил его презрительным взглядом и, оттолкнув плечом, пошел к выходу.

— Ты еще пожалеешь, — крикнул Бруно ему в спину, но новенький уже вышел из класса.

***

Дино проснулся от того, что какой-то мудак светил ему фонариком в лицо. Он уже приготовился заорать, как челюсти, фиксируя, сжали стальные пальцы, а в рот впихнули кляп. Дино по-настоящему перепугался. Страх липкими лапами вцепился в плечи, разбегаясь по телу ледяными мурашками. Он не видел тех, кто напал на него, но отчетливо понимал, что их много, судя по смутным очертаниям в темноте и тяжелому дыханию.

А потом его схватили под руки и куда-то потащили. Дино брыкался и выкручивался, стараясь освободиться, но не преуспел — держали его крепко, да и опыта у них, судя по всему, было немало. Он прислушался к приглушенному шепоту, доносившемуся со всех сторон, и понял, что тащат его на какое-то «посвящение». Дино приходилось слышать о такой традиции в университетах и закрытых школах, но никогда бы не подумал, что придется самому проходить через подобное.

Увидев, что он больше не вырывается, удерживающие его парни ослабили хватку, и один из них даже предложил:

— Может, вытащим кляп? Он вроде успокоился.

— Ага, мы сейчас вытащим, а он всю школу воплями на уши поднимет.

Поняв, что у него появился шанс избавиться от мерзкой тряпки во рту, Дино отчаянно замотал головой, как бы подтверждая, что орать он не будет.

— Ладно, вытаскивай, — махнул рукой еще один, и повернулся к Дино: — Только попробуй пасть раскрыть, пожалеешь.
Кляп вытащили, а потом Дино снова куда-то повели в плотном кольце, иногда чувствительно подталкивая в спину — не для того, чтобы заставить идти быстрее, а больше для острастки. Дино терпеливо молчал, стараясь не зацепиться за что-нибудь ногой и не растянуться на полу, как это часто с ним бывало.

Один из парней достал ключ, отпер маленькую дверь в конце коридора, и вся толпа высыпала на тренировочную площадку, расположенную на заднем дворе школы. Директор рассказывал, что на ней три раза в неделю проходят спарринги между учениками, но его, как новенького, ожидали сначала индивидуальные занятия с тренером. Увидев, как в двух концах площадки зажигаются переносные лампы-прожекторы, Дино почувствовал, как внутри неприятным колючим комком заворочалось беспокойство. Ничего хорошего на сегодняшнем посвящении его явно не ждало.

***

— В наше братство сегодня вступит новый член! — громко и почти торжественно объявил один из парней, стоявших рядом с Дино.

Когда чернильную темноту ночи прорезали конусы света от ламп, установленных на земле, Дино сумел разглядеть тех, кто собирался посвящать его в упомянутое братство. Большинство были его одноклассниками, парочка старшеклассников, которых он видел в столовой, и ни одного младшеклассника. У каждого из них в руках было какое-нибудь оружие. Помимо привычных мечей, кинжалов, бит, нунчак, некоторые держали в руках совсем странные тонкие цепочки и даже шелковые ленты. Дино нахмурился, выставил вперед ладони и быстро заговорил, то и дело срываясь на крик:

— Что вы собираетесь делать?! Я не хочу ни в какое братство! Вас накажут!

— За что это нас накажут? — засмеялся тот, который говорил первым, — очевидно, один из старшеклассников. — Мы же просто поиграем с тобой.

— Странные у вас игры, — сказал Дино, опасливо оглядывая длинный страшный меч высокого блондина справа от говорившего с ним старшеклассника, хищно растянувшего тонкие губы в ухмылке.

— Принесите коробку! Пусть выберет свою судьбу! — не обращая внимания на его слова, выкрикнул тот, и гул голосов дружно поддержал его.

Когда Дино подсунули коробку с какими-то бумажками и приказали вытащить одну, он попытался оттолкнуть стоявшего рядом тощего прыщавого одноклассника и сбежать. Но его перехватили, не больно, но очень обидно выкрутили одну руку за спину, а другую засунули в ящик и буквально впихнули в пальцы клочок смятого листка.

Все это заняло у них не больше пары секунд, и мгновение спустя старшеклассник уже зачитывал имя того, с кем Дино предстояло драться.

— Рафаэль Бруно!

Дино отпустили, и ученики мигом расступились, пропуская вперед его будущего противника. Дино едва не прикусил себе язык, когда понял, кто вышел против него. Ну почему ему всегда так не везет!? На другом конце площадки, расплывшись в гадкой улыбочке, стоял тот самый одноклассник, который весьма недвусмысленно намекал на немецком, что бы он хотел сделать с Дино, когда они останутся наедине. Разумеется, Дино его послал, не обратив внимания на прозвучавшую угрозу. И, похоже, сейчас он сполна расплатится за все.

Заводила-старшеклассник еще что-то говорил, но Дино вынырнул в реальность только тогда, когда его тронули за руку.

— Ты все понял, претендент? — поинтересовался все тот же старшеклассник.

— Что? — ошалело уставился на него Дино. — Что я должен был понять?

— Ну, ты даешь, — заржал тот. — Я тут десять минут распинаюсь, а он даже не слушал.

Дино опустил голову, почувствовав себя невыносимо глупо. Мало того, что он, как ни крути, ни за что не победит этого Бруно, так еще и на посмешище себя выставил.

— Ладно, повторю для глухих и бестолковых, — милостиво согласился старшеклассник и с пафосом продолжил: — Ты должен в честном бою доказать, что достоин называться членом братства. Если проиграешь, то на семь дней станешь рабом победителя. Будешь выполнять все его желания и не посмеешь отказаться. Понял теперь?

— Да, — по инерции выдал Дино, пребывая в глубоком шоке от всего сказанного. А потом опомнился и заорал. — То есть, нет! Нет, конечно!

— Он еще и тупой, как пробка, — засмеялся его светловолосый одноклассник с мечом. Дино обратил на него внимание все на том же уроке немецкого. Он тоже странно смотрел на Дино, но совсем не так, как Рафаэль Бруно.

— Мне все понятно, — огрызнулся Дино, — но участвовать в ваших играх я не буду. Не заставите.

— Кто тебя спрашивать будет? — подал голос мерзкий Бруно, похабно облизывая губы. — Красотка.

Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения Дино. От накатившей волной ярости потемнело в глазах, и кулаки сжались сами собой. Медленно, разделяя каждое слово, он произнес:

— Я не буду с тобой драться. Отвали, придурок.

— И не надо, — прокрутив нунчаки вокруг руки, заявил Бруно. — Можешь сразу сдаться, и не придется портить тебе личико.

— Мудак, — бросил Дино и развернулся, чтобы уйти.

Он понял, что разговорами ничего не добьется, поэтому решил больше не тратить время попусту. Следовало немедленно позвонить отцу и рассказать о потрясающих порядках в новой школе. Пусть приезжает и сам разбирается с директором, а Дино не задержится в этом дурдоме больше, чем на час.

Но ему не позволили сделать и пары шагов. Преградившие путь одноклассники втолкнули его обратно в центр площадки, где Дино уже ждал занявший боевую позицию Бруно.

У Дино во рту все пересохло, когда он увидел потрескивающее электрическими разрядами, подсвеченные зеленым нунчаки. Всего на минуту он представил, что может сделать с ним удар таким оружием, и чуть не лишился чувств. Ему ведь даже защитить себя было нечем — он и пламенем своим никогда не пользовался, не возникало такой надобности.

Тем временем, Бруно подходил все ближе, ступая легко, будто паря над асфальтом, а нунчаки в его руках просто летали, не давая возможности толком разглядеть направление будущего удара. Задыхаясь от подступившей панической атаки, Дино практически оглох и ослеп. Ему чудилось, будто он провалился в темный колодец, и повсюду только склизкие, покрытые плесенью стенки, которые с минуты на минуту сдвинутся и расплющат его. Дино потряс головой, силясь сбросить нахлынувшее оцепенение, и в это мгновение ему в руку ткнулось что-то деревянное. Дино опустил глаза и увидел, как светловолосый одноклассник протягивает ему обыкновенный боккэн. Он непонимающе покачал головой из стороны в сторону, будто прогоняя непрошенное видение, и посмотрел тому в лицо.

Встретившись взглядом с прищуренными, зло сверкающими из-под неровной челки глазами, Дино как-то сразу пришел в себя, словно его с головы до пят окатили ледяной водой. Мир вокруг перестал вращаться, обретя привычную четкость, вернулись звуки и запахи, а Дино вдруг очень ясно понял, что без боя он не сдастся. Пусть у него не было опыта, пусть все вокруг желали ему поражения и поддерживали выкриками соперника, но рабом этого извращенца он не станет ни за что.

— О, у девочки появился защитник, — наступая на него, пропел Бруно. И тут же замахнулся, нанося удар.
Только чудо и врожденная неуклюжесть спасли Дино от перелома плеча, на которое пришелся бы удар нунчак. Но он очень вовремя оступился и, пытаясь сохранить равновесие, балансируя на одной ноге, отклонился назад и в бок. Нунчаки прошли по касательной, лишь слегка задевая кожу электрическим разрядом. Почти не чувствительно, к счастью для Дино.

Следующий удар он блокировал боккэном. А потом Бруно резко развернулся и побежал прочь. Дино недоумевающе посмотрел ему в след и хотел уже повернуться к одноклассникам, чтобы спросить, в чем, собственно, дело. Но тот остановился, принял боевую стойку и начал раскручивать нунчаки с бешеной скоростью. Как сверкающие изумрудные змеи, в воздух устремились электрические разряды, один за другим разворачиваясь и целя прямо в Дино.

Не стоит верить утверждению, что в последние минуты перед чем-то страшным и неизбежным человек видит всю свою жизнь. Пафосный бред и ложь. Вот и у Дино за секунду до того, как электрическая цепь врезалась ему в грудь, перед мысленным взором возникло узкое лицо с острыми скулами и жесткой усмешкой, а вовсе не то, о чем писали в книгах и журналах. Он машинально выставил перед собой боккэн и зажмурился, предчувствую сумасшедшую боль.

Но ничего не произошло. Вокруг по-прежнему стоял ровный гул вперемешку со специфическим потрескиванием, только ободряющих выкриков почему-то больше не было слышно. Не веря в то, что все же выжил после такой сокрушительной атаки, Дино несмело приоткрыл сначала один глаз, потом другой, и с ужасом уставился на свои объятые ровным золотистым пламенем кисти. Боккэн в его руках треснул и расщепился на несколько тонких прутьев. Дино смотрел и не верил, что у него получилось самому зажечь пламя. Он опустил боккэн, и оранжевое свечение исчезло, словно его и не было.

Дино оглянулся на одноклассников и заметил, что на него никто не смотрит. С непередаваемым выражением на тускло освещенных лицах все уставились в противоположный конец площадки. Он тоже посмотрел туда и чуть не лишился чувств уже второй раз за эту кошмарную ночь. В ста метрах от места, где стоял Дино, на земле лежал его поверженный противник.

— Как думаете, он выжил? — не обращаясь ни к кому конкретному, тихо спросил длинноволосый шатен, который, кажется, тоже учился с Дино в одном классе, и имени которого он, разумеется, не запомнил.

— Без понятия, — рявкнули в ответ, после чего, не раздумывая больше ни секунды, Дино бросился к Рафаэлю Бруно, чтобы помочь или хотя бы убедиться, что тот жив.

То, что с Бруно все неплохо, Дино понял, едва опустившись перед ним на колени. Тот смотрел зло, бешено вращал глазами, скалил зубы, будто хотел укусить Дино, но пошевелиться не мог. Судя по всему, ударив в боккэн, электрический разряд срикошетил назад и попал в выпустившего его Бруно, обездвижив его.

— О, живой! — весело заметил подбежавший следом старшеклассник, который руководил всем посвящением.

— Да, блядь, живой, — выплюнул постепенно приходящий в себя Бруно и пихнул ногой склонившегося над ним Дино в живот так, что тот опрокинулся навзничь, больно стукнувшись локтями об асфальт.

Бруно подтянулся и сел, замахнулся нунчаками, чтобы снова ударить, но Дино даже закрыться не успел, как соединяющий две палки шнур пересекло лезвие меча, мелькнувшее серебряным всполохом в полумраке предрассветных сумерек.

— Сквало, ты совсем охренел! — заорал Бруно, обиженно и как-то по-детски опуская уголки губ.

— Ты проиграл, — спокойно отметил тот, — смирись.

— Ладно, веселье кончилось. Ты победил, Дино Каваллоне, — похлопал его по плечу тот же старшеклассник. — Расходимся, господа!

— Спасибо, — выдохнул Дино, обращаясь к тому, кого Бруно назвал Сквало.

— Не за что, — криво усмехнулся тот, разворачиваясь и направляясь в сторону школы.

— За все, — крикнул Дино удаляющейся прямой спине, а про себя подумал, что честь и благородство иногда не просто слова.

Когда Дино устало плелся в свою комнату, думая лишь о теплой постели и мягкой подушке, его догнал Рафаэль Бруно, и, ухватив за отвороты пижамной куртки, прошипел прямо в лицо:

— Ничего еще не кончено, новенький. Даже не надейся.

В ответ Дино только безразлично пожал плечами: после сегодняшнего посвящения ему было уже ничего не страшно.

***

Дино Каваллоне остался в школе, хотя Сквало был уверен, что после ночного происшествия этот изнеженный папенькин сынок свалит в тот же день. А может, еще и нажалуется на них отцу и директору. Но Дино его удивил, как ни в чем не бывало явившись в столовую на завтрак. Только выглядел он не таким идеальным и прилизанным, как в первый день. Он постоял пару минут с подносом в руках, решая, куда сесть, даже покосился на стол, за которым сидели Сквало и Маркус, но испытывать судьбу не стал и расположился в одиночестве почти у самого выхода.

Сквало и сам не понимал, зачем обращает на него внимание, но это как-то само получалось. Еще он заметил, как шайка Бруно о чем-то перешептывается, иногда посматривая в сторону новенького. Определенно, эти придурки замышляли какую-то пакость, и Сквало поймал себя на мысли, что раздражается, представляя имена Дино и Рафаэля в одном предложении.

Разумеется, вмешиваться он не стал. В школе «Ла форса делла Фиама» было не принято заступаться за тех, с кем не водишь дружбы. Каждый должен был уметь постоять сам за себя. Человек человеку — волк, по этому принципу жила мафия, а еще — кто сильнее, тот и прав. И Дино Каваллоне совершенно не вписывался ни в один из них.

Сквало всегда тренировался до позднего вечера, пока кто-нибудь из воспитателей не приходил за ним. Поэтому и в душ он приходил самым последним, когда все уже рассасывались по комнатам, готовясь ко сну и доделывая уроки на завтра. Но в последнее время привычное одиночество было нарушено появлением нежеланного соседа. Чертов Дино Каваллоне будто нарочно припирался в душ в то же время, что и Сквало. Он, изо всех сил стараясь быть незаметным, просачиваясь в освещенное холодным белым светом помещение. Как девочка, прикрывался полотенцем до последнего, только оказываясь за перегородкой отбрасывал его на лавку в центре, отворачивался лицом к стене и раскручивал краны.

Сквало казалось, что тот мылся кипятком, судя потому, какой пар валил из его угла. Пару раз, не в силах сдержать любопытство, он выглядывал из-за перегородки и рассматривал загорелую спину Каваллоне и намокшие потемневшие волосы, облепившие шею. Однажды Сквало опустил взгляд чуть ниже поясницы, зацепился им за ямочки на крестце и завис, почувствовав ненормальное желание потрогать Дино там. Он тут же окрестил себя конченым извращенцем и старался больше никогда не подглядывать за голым Каваллоне.

Сквало прекрасно понимал, почему тот упорно ходит в душ в одно время с ним. Синяки и ссадины по всему телу более чем красноречиво намекали, что Рафаэль Бруно так и не оставил попыток отомстить Дино за позорное поражение на посвящении. Впрочем, Каваллоне не сдавался, и Бруно частенько щеголял синяками на морде и перебинтованными конечностями.
***

Сегодня Сквало прогуливал математику. Измочалив в хлам тренировочный манекен, он сообразил, что рискует не попасть и на следующую пару, если немедленно не уйдет из зала. Он бегом влетел в туалет и чуть не врезался в Каваллоне, склонившегося над крайней от входа раковиной и смывавшего кровь с разбитых рук. Неловко въехав бедром в фаянсовый бок, Дино взмахнул руками и чуть не растянулся на скользком от натекшей воды полу.

Сквало в последний момент ухватил его за рубашку и потянул на себя, не давая упасть. Дино машинально вцепился ему в руку и внезапно оказался так близко, что у Сквало перехватило дыхание. Он смотрел в темные, будто бархатные глаза, и начинал понимать извращенца Бруно. Нужно быть гребаным трупом или бревном, чтобы устоять перед таким взглядом. И волосы эти дурацкие, слишком мягкие и идеально лежащие, как в кино прямо — у парней таких не бывает, по крайней мере, у тех, с кем Сквало обычно общался.

Дино несмело кашлянул, а Сквало запоздало сообразил, что они все еще стояли подозрительно близко друг к другу. Он тут же отпустил чужую рубашку и отступил на шаг, привычно хмурясь. Каваллоне смущенно потер лоб и вдруг сказал:

— Спасибо, я иногда бываю очень неловким.

Сквало неопределенно пожал плечами, включил воду и начал умываться.

— Сквало, — снова позвал его Каваллоне. — Директор сказал, что я не должен жить один в комнате и предложил выбрать соседа. В смысле, что у вас по двое все живут, — зачем-то добавил он, опуская глаза.

Уже догадываясь, что тот сейчас скажет, Сквало приготовился отказать и послать его подальше. Он даже кран закрыл, чтобы Каваллоне точно все расслышал и понял.

— Сквало, можно я к тебе перееду? Ты ведь один живешь? — совсем тихо спросил тот и выжидающе уставился на него.

— Валяй, — неожиданно для себя ляпнул Сквало и чуть не взвыл от досады на собственную глупость.

— Правда? — неверяще переспросил Каваллоне, буквально светясь от счастья.

— Правда, — мысленно проклиная себя на все лады, подтвердил Сквало, а потом машинально провел рукой по щеке Дино, стирая оставшуюся на ней грязь.

— О, спасибо, — солнечно улыбнулся тот, — я так рад, что ты согласился.

«Доигрался», — подумал про себя Сквало, разглядывая смуглую шею и капельки воды на ней, сбегающие в открытый ворот рубашки.

Новое соседство обещало стать сладкой пыткой, а заодно — испытанием на прочность. И он очень сомневался, что не поддастся искушению.

@темы: авторский фик, джен, Reborn Nostra: Танец Пламени, команда пламени Неба, Reborn Nostra: Танец Пламени - задание 4: фик, PG-13

---

Команда "Солнечная сторона". Задание 4. Авторский фик "Культ пламени"

[Солнечная сторона]

Название: Культ пламени
Автор:  Солнечная сторона
Бета:  Солнечная сторона
Герои (Пейринг): AD!Реборн/*YL!dark!Савада Цунаеши, *YL!Гокудера Хаято, *YL!разные персонажи
Категория: джен, слэш
Рейтинг: PG-13
Жанр: триллер, детектив, экшн
Размер: 6 285 слов
Саммари: Выследить и поймать сбежавшего из тюрьмы Саваду Цунаеши может только один человек
Дисклаймер: манга и аниме Katekyo Hitman Reborn! принадлежат Амано Акире и студии Artland
Примечания: 1. фик написан на конкурс Reborn Nostra: Танец Пламени, тема "Недетские игры"
2. Частичный ретеллинг сериала The Following, real-life!AU
Предупреждение: смерть второстепенных персонажей

Реборна выдергивают из сна звонком.

Ночь, темно, душно, жалюзи пыльные и поломанные, экран телевизора, мерцающий повтором ночных новостей. Пометки «срочный репортаж», вспышки фотокамер, интервью и массовая истерика.

И уныло дребезжит мобильник на тумбочке: монотонные прерывистые гудки — мелодия по умолчанию.

Мелодия, которая не звучала уже восемь лет.

Сон сразу как рукой снимает. Реборн трет виски. Нагретый пластик трубки противно теплый, липнет к потной коже.

— …сбежал из тюрьмы. Мы собираем команду специалистов, и нужен консультант, — Тимотео плохо слышно из-за помех, шума и голосов на заднем фоне. — Ты поймал его восемь лет назад.

И после этого, восемь лет назад, его «ушли» в бессрочный отпуск по состоянию здоровья. Агенты с кардиостимулятором никому не нужны.

Даже чертовски удачливые и невероятно живучие.

— Ты нужен нам здесь, Реборн, потому что знаешь его лучше всех.

Савада Цунаеши. Мелкий, щуплый, издалека можно перепутать со студентом младших курсов. Вел западную литературу в университете, написал свою книгу. Студенты его обожали: за внутренний огонь, к которому всех тянуло, как бабочек на свечу.

Тянуло с тем же результатом.

Потому что Савада, двинутый на готическом романтизме, с особой жестокостью — ритуальные штучки, вырезанные глаза, сцены из романов на месте преступления — убивал молодых девушек.

Полтора десятка жертв, прежде чем Реборн его наконец-то взял.

— Наш специалист устанавливает защищенный канал, передаст тебе все, что есть.

Зажав мобильник между плечом и ухом, Реборн вытаскивает потрепанную сумку из-под кровати.

Своя бутылка минералки — три к четырем абсента, и плевал он на предупреждения кардиолога, — и старые записи, оставшиеся после составления отчетов. Пистолет с полным магазином патронов.

— Рейс через сорок минут. Такси уже должно ждать снаружи. С бумагами все утрясают прямо сейчас.

Тимотео отодвигает трубку, и его голос ненадолго становится тише. Он отдает приказы оперативной группе и аналитикам, подгоняет и переругивается.

— Самолет сядет в Нарите, в аэропорту тебя встретит наш агент и доставит в Намимори. Встретишься с руководителем группы, тебя введут в курс дела.

А потом Тимотео отключается, и Реборн ненадолго прикрывает глаза. Разница в восемь часов, у него раннее утро, в Намимори — поздний вечер. Из Италии в Японию лететь больше двенадцати часов, потом добираться до штаба, развернутого в Намимори.

Савада успеет удрать на другой конец страны.

Они теряют чертову прорву времени и знают об этом.

Реборн раздраженно морщится и продолжает собираться.

Мобильник в кармане вибрирует, принимая сообщения с вложениями — записи с камер, фотографии из тюрьмы и последние выкладки аналитиков. С улицы сигналит — Реборн раздвигает жалюзи, выглядывая, — машина с «шашечками» такси.

У японских СМИ наверняка день больших сенсаций, первых полос и фото на весь разворот. У японских служб охраны порядка — день аврала и паники.

Восемь лет назад дело Савады поставило на уши всю Японию: небольшая островная густонаселенная страна — и не могут поймать серийного убийцу девушек. Паника была такая, что в атмосфере строжайшей секретности вызвали специалиста со стороны.

Реборн садится в такси и пролистывает присланные сообщения. Фотографии тюремной камеры, отчеты патологоанатомов, заметки оперативной группы и нарезка из записей камер наблюдения.

Заляпанный кровью пульт охраны, трупы и проникающие пулевые ранения. Пятеро охранников, на записях камер ни черта не видно — они ходят в кепках с низко надвинутыми козырьками.

Ни черта не видно и ни черта не понять.

Реборн связывается с дежурным по штабу в Намимори.

— Гокудера Хаято, слушаю вас, — пыхтение в трубке заглушает щелканье клавиш и короткие переговоры.

— Сасагава Кеко. Возьмите ее под охрану.

— Сделано, Реборн-сан, то есть, да, сэр, она сейчас с братом и группой наших агентов.

Реборн ее хорошо помнит. Милая домашняя девочка из благополучной семьи. Очень невезучая девочка: Савада на нее запал со школы, а она его не замечала.

— Выяснили, кто помог ему сбежать?

— Сверяем записи камер и списки дежурных охранников. По отпечаткам — ничего.

Сасагава, объект патологической страсти Савады, по старым фотографиям походила на его мать. И все его жертвы походили на нее — кто больше, кто меньше, но сходство было.

С матерью Савады других девушек увязали сразу, как только узнали про Кеко.
Но узнали слишком поздно — Савада выбирал очень придирчиво и действовал очень осторожно.

— Сейчас прочесываем территорию на случай, если остались какие-то следы или он не успел далеко уйти.

Реборн знает, что успел: Савада не дурак, он все продумал. Они ничего не найдут.

— Готовы списки посещавших Саваду в тюрьме? Он сам просил о встречах? О чем-нибудь?

Реборн пролистывает старые заметки и перекладывает трубку к другому уху.

В одиночку Савада такое провернуть не мог. Он и не был один. Вопрос в том, скольких увлек за собой своими играми.

— Уже запрашиваем, — Гокудера шелестит бумагами. — Простите, тут полная неразбериха. Много народу, собирают бывших студентов Савады: всех с потока, кто ходил на его курсы. Послушайте, сэр, понимаю, что это немного неподходящий момент, но я читал ваши отчеты по тому делу восьмилетней давности. И дипломную работу по ним защищал. Реборн-сан, сэр, знаете…

— Савада о чем-нибудь просил? — раздраженно прерывает его Реборн.

Не хватало еще сопливых признаний. Они и так теряют время.

— Сейчас, да… библиотека! — Гокудера лихорадочно щелкает клавишами. — Доступ в городскую библиотеку. Савада отказался от адвоката и представлял себя сам. Перед третьим судом он много времени проводил в юридической секции. Его туда отвозили два раза в неделю.

— Книги, электронные файлы, интернет?

— Только локальная сеть, все книги были на сервере библиотеки, рядом постоянно находился охранник. Выход в интернет был запрещен.

— И Саваду это, конечно же, остановило, — Реборн кривится.

Они действительно в панике — такой, что мозги поотшибало, и сами не могут сообразить, откуда начинать копать.

— Черт, да у него же наверняка был свой хакер! — упавшим голосом произносит Гокудера. — Саваде могли создать отдельный сервер.

— Пробейте охранников и сверьте списки. И подключитесь к библиотечной сети — должны были остаться следы.

— Минутку, сейчас я… Твою мать!... — Гокудера бросает трубку на стол, и Реборн опять слышит переговоры. Потом сочный чавкающий звук, короткий взвизг, тишина — и волна криков.

А потом связь обрывается.

Реборн прислоняется к жесткой спинке заднего сиденья и закидывает руки за голову. Светлеет, отключают городское освещение. На дорогах еще свободно, раннее утро, никто никуда не торопится.

И практически на другом конце света из тюрьмы сбежал Савада Цунаеши.

Робко улыбающийся, низкий, худющий, с встрепанной копной волос на голове. Разрез глаз для японца слишком широкий, как бы матушка где не гульнула по молодости.

Романтичные девицы с младших курсов на него хорошо велись. На его манеру преподавания и образ увлеченного мечтателя.

На его огонь.

Единственное, что в нем есть хорошего — пламя, способность заражать людей идеей и вести за собой — и что он умело использует.

Реборн видел это своими глазами: он был на лекциях. Савада загорался и зажигал других, полыхал и приковывал к себе все внимание — когда цитировал куски из рассказов, когда объяснял, проводил опросы.

Его слушали, затаив дыхание.

Реборн хорошо помнит.

Сасагаву Кеко и четырнадцать зверски убитых им молодых девушек — тоже. Кто-то — больше, кто-то меньше, но все походили на Кеко.

На Нану.

Детскую травму Савады и неудачную подростковую влюбленность тоже перетрясли везде, где смогли. Биографию собирали по крупицам, и, когда СМИ дорвались до деталей — над Савадой шел первый суд, бешеный резонанс, мировая известность, — обмусолили все, до чего дотянулись.

Сасагаве Кеко очень не повезло с другом детства.

В аэропорту Реборна по спецразрешению ведут служебными помещениями к посадочной площадке. Визу, разрешение на ношение оружия — все выдают на ходу.

У Тимотео очень хорошие связи.

И личная заинтересованность в том, чтобы Саваду побыстрее взяли. Нагулять ребенка на стороне могла не только Нана.

Гокудера перезванивает, когда Реборн садится в автобус на летном поле. Голос у него дрожит.

— Молодая девушка заколола себя перед всеми, — тараторит он. — Одна из бывших студенток Савады. У нее все тело исписано цитатами из «Ворона». Снимки я уже пересылаю. Тут такое творится… Сэр, во время перелета мы будем стараться держать вас в курсе. Со спутниковым каналом связи проблем быть не должно, но, если что, проведем в салон через диспетчеров и кабину пилотов.

— Что с охранниками? Кто посещал Саваду?

— Все еще готовим списки, — вздыхает Гокудера. — Из-за этой девушки все чуть с ума не посходили.

— Как она себя убила?

— Просто поднялась — тут их целая группа сидела, заполняли анкеты — и пошла вперед. Потом разделась и, ну, проткнула отверткой глаз… Ей на мобильный пришло сообщение с приказом, что-то вроде «делай сейчас». Телефон одноразовый, мы запрашиваем распечатку у оператора, но это вряд ли что-то да…

— Ей приказал Савада, — отрезет Реборн, поднимаясь по трапу. — В его понимании это проявление силы: убедить слабого сделать то, на что он сам не решился бы. Часть его учения и того, чем он объединяет всех в "семью". Проверьте отпечатки и сверьте почерки на теле девушки: она не могла расписывать сама себя.

Гокудера мешкает, а потом его голос отдаляется:

— Я переключаю на громкую связь — будет лучше, если вас услышат все.

— Это стиль Савады, — повторяет Реборн громче. На него косятся другие пассажиры. - Все отсылки, цитаты, специфика самоубийства.

Продолжается посадка, его сопровождающие переговариваются со стюардами, люди проходят мимо, торопясь занять места.

— Савада читал курс западной литературы, налегая на эпоху романтизма: Эдгар По, Торо, Эмерсон, Ремарк. Эстетика смерти. На месте каждого убийства он устраивал целое представление: выколотые глаза, особое положение тел, узоры порезами. Символика, отсылки, целая идеология — на это он всех и цеплял.

— Савада следует символике из романов По, — поддакивает Гокудера. На заднем плане слышны короткие переговоры. — Например, выколотые глаза у него считались лишением души, то есть, глаза — как зеркало в душу человека, ну и то, что он их вырезал… Савада все представляет как искусство и этим оправдывает свою желание убивать.

— Не желание — патологическую тягу, — поправляет его Реборн. — Он представляет себя кем-то вроде продолжателя дела По. Безумный гений, необходимость чувствовать это безумие, яркое пламя во тьме и вся эта чушь. Такая большая игра в подражание — как у детей.

Только цели и средства у этой игры совсем недетские. И результаты на возню в песочнице походят мало.

— Задолго до ареста Савада начал писать книгу, — продолжает Гокудера. — Он даже опубликовался, но продажи провалились — и у критиков тоже.

Реборн помнит, как они перешучивались о количестве проданных экземпляров, пока Савада консультировал их в ходе расследования. Тогда его никто и не думал подозревать, а за это время в списке жертв прибавилось еще шесть девушек.

Убитых с меньшей аккуратностью и большей злостью — Савада проигрывать никогда не умел, и провал его взбесил.

После этого назвать Саваду двинутым садистом было бы слишком просто.

— Есть вероятность, что вокруг него образовалось какое-то подобие культа, пока Савада оставался в тюрьме, — голос Гокудеры ненадолго пропадает, а потом возвращается. — Порядка сорока посещений за последние полгода, семеро человек появлялись больше одного раза. Сейчас сверяем все журналы.

— Савада всех цепляет на одно и то же, — устало повторяет Реборн. — Им нужен ведущий, кто-то, дающий возможность ощутить причастность к общему делу. Проверяйте по психологическим профилям, кто подходит больше.

— В списке охранников часто повторяется одно и то же имя: Бовино Ламбо, эмигрант, в Японию перебрался пятнадцать лет назад. Последние четыре года работал охранником в ночную смену у камер пожизненно заключенных. Личное дело пересылаю вложением.

— Где он был во время побега?

— По документам — взял отгул по болезни.

На телефон приходит карточка с личным делом и фотография: худой и нескладный молодой мужчина с телячьими глазами. Савада таких очень любит, паршивых овец удобнее всего отбивать от стада.

Такие ему поддаются лучше всего, но в душу Савада лезет ко всем.

К Реборну тоже лез.

По салону передают сообщение о готовности к полету.

— Начинайте поиски с него, — коротко произносит Реборн и сбрасывает звонок.

А потом скрещивает руки на груди и откидывается на спинку кресла. Подголовник жесткий, упирается в затылок.

Савада действительно с ними работал: ближе к середине расследования, когда убийства удалось связать друг с другом по общему стилю, и Реборн выбил внимание к своей теории о подражании По.

Им понадобился специалист по литературе готического романтизма, и Саваду советовали все.

К концу полета симпатичная, но слишком бледная — уже успела наслушаться о Саваде? — стюардесса отводит его к перегородке между салонами и передает трубку с панели внутреннего телефона.

— …только что получили сообщение о нападении! — Гокудера орет в полный голос, слышно плохо, помехи, шум вертолета, голос постоянно пропадает. — Миура Хару, бывшая одногруппница Савады, они жили рядом с детства. Час назад сообщили о проникновении в ее дом и попытке убийства. Мы получили записи с дорожных камер — Бовино где-то в Намимори, так что это мог быть он. Сейчас прочесываем территорию.

Слишком просто. Савада мог стравить им Бовино нарочно, а это значит, что от тупой коровы они ничего не узнают.

— Отработайте еще раз списки его бывших одноклассников. Проверьте, с кем Савада учился в университете, где проходил практику, — монотонно перечисляет Реборн. — Кто за последние восемь лет с ним как-то контактировал.

— Никто так и не засветился. Ну, кроме Сасагавы Кеко и Миуры Хару сейчас. Сасагава Рехей остается с сестрой, но он вне подозрений. Есть еще некто Ямамото Такеши. Когда вы брали Саваду восемь лет назад, он доучивался в полицейской академии. Об их контактах во время учебы нам ничего не известно.

— Тогда продолжайте искать.

Когда Реборн возвращается к своему креслу, на него косятся все чаще.

За восемь лет ничего не изменилось, если люди Савады и продолжали вести его игру — эта их сплоченность, их вера, культ — то тайно, не попадаясь на глаза.

Как раньше нигде не светился сам Савада.

Его бы могли так и не поймать, не начни Реборн слежку: постоянно, повсюду, ожидая малейшей ошибки. А потом перехватил его сразу после убийства — практически над трупами, пока Савада выжигал им глаза, — и получил пулю в грудину.

Он тогда до скорой дотянул только на одной своей живучести. Будто хранило что-то, тянуло из последних сил. Какой-то внутренний жар.

Гокудера встречает Реборна в аэропорту сразу после окончания возни с документами. Встрепанный, нервный, с именной табличкой в руках и изжеванной незажженной сигаретой в зубах. С татуировкой на руке — черное солнце в грозовых облаках.

— Все подтвердилось, на нее напал этот больной придурок, Бовино Ламбо, — сходу начинает он. — Пытался скопировать стиль убийств Савады — эти выжженные глаза, роспись тела… Соседи помешали.

— Миура Хару жива?

— Да, легко ранена, скорую уже вызвали, оставили охрану. И мы взяли Бовино: ему прострелили плечо, но медики сказали, скоро можно будет допрашивать. Он должен знать хоть что-то.

— Что еще?

— Сасагаву Кеко перепрятали, теперь Савада ее не найдет. Никто не знает, где она: максимум пара человек из всего управления. Те, кто контактирует с программой защиты свидетелей.

Реборн растирает немеющие кончики пальцев и глубоко дышит — кардиостимулятор работает нормально, но после перелета и новостей о Саваде накатывает раздражающая слабость, — и лезет в сумку.

— У вас там простая минералка? — Гокудера кивает на бутылку.

— Да, — сухо отвечает Реборн и делает несколько глотков.

Все внутри как огнем обдает, становится легче. Перестает колоть в висках, и отступает тупая ноющая боль.

— Жвачку хотите? — неловко спрашивает Гокудера.

— Давай.

Они выходят на парковку.

— Мы сейчас к Бовино домой, а потом — в больницу, — говорит Гокудера, снимая машину с сигнализации. — К дому направили группу экспертов, но вам надо это увидеть самому. Знаете, сэр, я все-таки скажу: это честь — работать с вами. Серьезно. Меня приняли недавно, поэтому в команде еще смотрят косо, и…

— Заводись и поехали, — снова прерывает его Реборн.

— Да, вы — некомандный игрок, я в курсе, — тяжело вздыхает Гокудера.

На дорогу уходит больше часа. Дом Бовино в пригороде, снаружи ничем не отличается от соседних. Выровненный и подстриженный газон, каменный забор по пояс. И по всей улице — машины, люди, грузовики спецназа.

Встречать их выходит группа агентов.

— Бьянки, руковожу командой, — высокая молодая женщина, отдалено напоминающая Гокудеру — Реборн машинально отмечает сходство, — на западный манер подает руку для рукопожатия. — Вас направили сюда, как консультанта по делу Савады. Нам уже очень пригодилась помощь…

Потрепаться она тоже любит, как и ее вероятный родственник. Реборн коротко косится на Гокудеру и проходит в дом. Первый этаж кажется заброшенным: тонкий слой пыли, нетронутая мебель, в раковине на кухне давно засохшие остатки обедов быстрого приготовления.

— Нам нужно выше, — говорит Бьянки, указывая на лестницу. — Самое интересное — там.

То, что Реборн должен был увидеть, начинается с площадки второго этажа: стены ободраны до грунтовки и сплошь покрыты надписями и изображениями — углем, черной масляной краской.

Цитаты из книг Эдгара По накладываются на рисунки: женщины без голов, искаженные в крике лица, жутковатые монстры. Схематичные изображения домов: Реборн находит даже простенькую карту дома Миуры Хару.

На навесных полках — копии единственной книги Савады, переиздания собраний сочинений По и резиновые маски уродцев.

Повсюду расклеены газетные вырезки.

— Я возглавляю подразделение, специализирующееся на редких разновидностях религий, — Бьянки оглядывается по сторонам, дожидаясь, пока Реборн подойдет, — так что опыт есть. И по моему опыту, это — самый настоящий культ.

Она указывает на изображения Савады: его портреты проступают через надписи и рисунки, если как следует приглядеться.

Лицо Савады в обрамлении всполохов.

— Получается что-то вроде религии, которую он использовал для общения с людьми: пламя жизни, возможность раскрыть себя через чужую смерть. И сам Савада — как проводник в подлинный мир, путеводный огонь, — Бьянки подходит от одной стены к другой. — Часть рисунков старые, им не меньше восьми лет, часть новые и сделаны чужой рукой. Маски и книги тоже появились недавно. Значит, это место все еще используют как убежище.

— Обрабатывать Бовино Савада мог еще до ареста, — нехотя признает Реборн. — И с началом слежки просто обрубить все контакты. А другие последователи появились позже: на свободе оставались его люди, и они распространяли идеи дальше. Все, что нужно — найти подходящую жертву. В Намимори таких много.

— Да, у них это со школы. Многие выпускались… подавленными, — кивает Гокудера. — Дисциплинарный комитет временами перебарщивал. И вообще сейчас полно народу с мозгами, начисто промытыми интернетом и телевиденьем. Они сами могут даже не понимать всего ужаса, который творят: зачем думать, когда у них есть добренький Савада, который всегда похвалит, утешит и выслушает? И достаточно просто делать, что он говорит.

Они с Бьянки коротко переглядываются.

— Возьмите Бовино: неудачник со слабым характером, перебрался в чужую страну, никому не нужен, жизнь не удалась. Естественно, Савада его легко перехватил. Он учит своих последователей жить через убийства других. Учит диктовать свои условия, ведет их… Типичный культ с лидером, — Бьянки пожимает плечами и еще раз оглядывается. — Мы возьмем пробы и сличим почерки. Тут задействовано минимум семь разных человек.

— Бьянки — моя сестра по матери, — тихо говорит Гокудера, когда они с Реборном спускаются на первый этаж. — Она меня забрала из дома, и мы переехали из-за того же: родители были частью общины культистов. Я знаю, о чем говорю, Реборн-сан, сэр, мозги запудрить очень просто. В сектах психику ломают даже сильным людям.

И Савада это умеет: скрывать все о себе и вытаскивать — из других. Про Сасагаву Кеко до последнего никто не знал, потому что он держал рот на замке. Даже когда Реборн начала просто перебирать всех подряд, и вскрылась очень подозрительная смерть Савады Наны.

А Савада Цунаеши все равно вел себя так, что его никто не заподозрил. И жил так, чтобы на него нельзя было подумать.

Он умел притушить свой огонь, когда это было необходимо.

Реборн был у Савады дома несколько раз: тихий, хорошие отношения с соседями, скромно обставленные комнатушки, везде книги, ничего лишнего — квартира небогатого молодого преподавателя. Скромно, аккуратно, может быть, даже с каким-то их, японским, вкусом.

— Извините, вы такой гость, а мне даже нечем… — Савада тогда всплеснул руками, кинулся к шкафам и, покопавшись, достал бутыль саке. — Вот, пожалуйста, для приличия. Нужно же как-то проявить гостеприимность. Извините еще раз…

Он виновато улыбался, метался по квартире и постоянно сдувал лезущие в глаза волосы.

Реборна его суета дико раздражала, но Савада был ему позарез нужен, как специалист в своей области.

— Пожалуйста, садитесь, — Савада расставил закуски. — Помогу всем, чем смогу.

Больше мельтешения перед глазами Реборна раздражала только обстановка, дурацкие церемониалы, низкие столы с подушечками на полу и палочки, которыми глаза выколоть еще проще, чем вилкой.

Реборна раздражает все это до сих пор: Савада здорово попортил остаточные впечатления о своей стране.

В гостиной на первом этаже разворачивают мини-лабораторию, и Гокудера помогает подключиться к серверам в штабе.

— У нас есть совпадение по почерку Бовино и самого Савады, — через некоторое время объявляет Бьянки.

Оживает телефон в кармане пиджака, и Реборн достает его, чтобы проверить вызов.

— Номер не определен, — он некоторое время смотрит на экран. За спиной мечутся агенты из оперативной группы, настраивая оборудование. — Подключайте прослушку.

— Уже. Перехват из штаба, — одними губами произносит Бьянки и делает жест, будто прикладывает мобильный к уху, — говорите.

— Слушаю.

— Здравствуйте, Реборн-сан, очень рад вас слышать. Столько лет прошло.

Савада Цунаеши. Он действительно рад: голос высокий, звонкий, эмоциональный — и Реборн чувствует дрожь от смеси накативших возбуждения и предвкушения. Савада решил выпендриться и позвонить — настолько уверен, что его не найдут.

Однажды его уже поймали его на этом, но полученного урока оказалось мало.

Реборн кривит губы в ухмылке.

— Нет, отследить звонок не удастся, не тратьте время, — бодро продолжает Савада. — Пожалуйста, не тратьте наше общее время — мне тут кое-кто помогает. Очень хороший специалист.

Реборн поднимает глаза на Бьянки — она слушает разговор через наушник. Гокудера бросается к лэптопу.

— Уже ищем по спискам посещений и знакомых, — шепотом говорит он.

— Вы молодец, Реборн-сан, только прибыли, а уже успели организовать всех. Без вас с ними было совсем неинтересно. Большой игре большой противник — или как-то так.

— Мы взяли твоего придурка Бовино. Он скоро расколется.

— А, Ламбо. Ничего страшного, — Савада негромко смеется. — Он свое дело уже сделал и больше не нужен. Но не думайте, что с остальными будет так же просто. У меня тут много новых друзей, такая большая семья. И они все ждут возможности с вами познакомиться.

— Продолжайте говорить, — знаками показывает Бьянки.

— Что за новые друзья, Савада? Какого черта вы творите?

— Ну, для начала, мы вытянули вас сюда, Реборн-сан, а это важно. Потому что за эти восемь лет я очень соскучился. Помнится, мы замечательно проводили время вместе.

Он снова смеется, и Реборн до хруста в корпусе стискивает телефон.

— Прошло много времени, но вам пора вернуться в форму. Только тогда все пройдет как надо. У нас тут большие ставки, — Савада издает нервный смешок и кладет трубку.

— Успели что-нибудь выяснить? — резко спрашивает Реборн.

— Звонок отследить не удалось даже до ближайшей передающей вышки — сигнал постоянно перебрасывает на разные точки передачи. Чуть на вирус не напоролись, — жалуется Гокудера, а потом разворачивает экран лэптопа:

— Зато нашли вероятного хакера. Ирие Шоичи, пропал некоторое время назад.

— Почему никто не заявил об исчезновении?

— На работе уволили за прогулы — он считался ненадежным, друзей не было, жил отдельно от семьи и контактов с ними не поддерживал. Где находится сейчас — неизвестно. Под типаж людей Савады подпадает хорошо: с детства был нервный, неуравновешенный, очень внушаемый. И, похоже, все, что есть в сети у Савады, поднимал он — онлайн-чаты, сайты, форумы… Десятки ресурсов. Теперь понятно, где он набирал людей. Мы пока вычисляем узлы, уже назначили группу, которая будет заниматься анализом, но это займет время.

— Конкретные имена есть?

Гокудера, пожевав губами, качает головой.

— То есть, у вас опять ничего нет, — подытоживает Реборн и кривится.

— У нас остается еще Бовино Ламбо, — возражает Гокудера. — Больница близко, минут десять езды.

Бовино держат в особой палате, пристегнутым наручниками к койке. С виду он слегка вяловат — обкололи лекарствами, — на плече марлевая перетяжка в месте ранения. У дверей в палату дежурит охрана.

— Я пока свяжусь со штабом, — предупреждает Гокудера, оставаясь за порогом, в коридоре.

Бовино при виде Реборна и Бьянки подбирается.

— Я ничего не скажу, — сразу предупреждает он. — Даже не рассчитывайте.

Реборн забирает со столика у дверей набор хирургических перчаток. Бовино внимательно наблюдает за тем, как он натягивает их на руки.

— Можете пытать, но я все равно ничего не скажу.

— Не хочешь рассказать, где прячется Савада? — спрашивает Реборн. — И, может быть, тебе в итоге скостят срок заключения.

— Я же не идиот, — лыбится Бовино. — Вы ничего не сделаете. Я офицер тюремной охраны, в камере и недели не протяну. Но знаете, в чем секрет? Это все того стоило, Савада Цунаеши того стоил. И он меня вытащит!

— По-моему, ты чего-то не понял, — медленно произносит Реборн. — Ты облажался. Савада хотел, чтобы ты убил Миуру Хару, а вместо этого ты лежишь здесь и треплешься с нами.

С лица Бовино медленно сходит улыбка.

— Думаешь, Савада все еще доволен тобой?

— Эй, погоди, я знаю, что ты сейчас делаешь, — Бовино беспокойно возится. — Я не буду слушать.

— Ты уже облажался. Подвел его.

— Не слышу. Не слышу! Ла-ла-ла-ла!

— Хватит! — рявкает Реборн. Он с размаху бьет кулаком по месту пулевого ранения под бинтами, и Бовино вопит во всю глотку.

— Реборн! — Бьянки вклинивается между ними.

Бовино глубоко дышит, по его лицу струится пот.

— Еще раз спрашиваю: где Савада?

— Да не знаю я! Честно! — неразборчиво лепечет Бовино, мотая головой. — Мы специально разделяли тайну — чтобы никто ничего не знал полностью, если нас поймают.

— Кто — мы?

Резко побледневший Бовино замолкает.

— Вы же просто не понимаете, — хрипло произносит он. — Рядом с Цунаеши мы можем стать лучше. Он дает нам шанс.

— Кому — нам?

— Он учит нас, как правильно жить! Чтобы вокруг все было ярко, красочно и по-настоящему! И вы тоже, вы же чувствовали это, да? Нужность. Причастность!

Бовино безумно хохочет, и Реборна это злит: больше, чем все их неведенье, отсутствие информации и наглость Савады.

Но еще больше бесит понимание того, что этот придурок в чем-то прав, и они могли бы поймать Саваду раньше.

Если бы Савада со всем его огнем и увлеченностью не лез к Реборну, пока они работали вместе.

Если бы Реборн не повелся на его игру.

Если бы они не переспали, и назойливые звоночки в своей голове Реборн не относил к проблемам нарушения этики ведения расследований.

А теперь эта тупая корова корчится на своей койке и еще на что-то там намекает.

Бьянки успевает перехватить его, когда Реборн снова стискивает забинтованное плечо Бовино.

— Не стоит этого делать, — жестко произносит она. — Мы не имеем права на пытки, вы и так перешли черту.

Реборн стряхивает ее руку и нависает над койкой, перед самым лицом Бовино.

— Значит, думаешь, вы для Савады имеете какое-то значение? Вошел в его круг приближенных, семью или что это у вас там еще? — тихо говорит он. — Ошибаешься. Ты — отработанный материал, который Саваде больше не нужен. Он тебя сдал, а ты продолжаешь его защищать… Молодец.

— Все не так! — Бовино выпучивает глаза. Его лицо наливается кровью.

— Савада звонил мне на мобильный. У нас тут остался его телефон, хочешь, свяжемся с ним и сами спросим?

Бовино молча ловит воздух ртом. Он уже собирается ответить, когда в палату, широко распахнув дверь, влетает запыхавшийся Гокудера.

— Миура Хару пропала, — выдает он на одном дыхании.

— Какого черта ее увели из-под носа отряда агентов? Дом должны были охранять два десятка человек! — взрывается Реборн. — Чем они занимались?

Гокудера под его взглядом теряется.

— Ее забрали. Некто в полицейской униформе, показал значок и распечатку приказа с печатями, сказал, что ее требуется срочно перевезти.

— Почему никто не отзвонился в штаб?

— Все происходило в спешке, ее собирались перевезти, как Сасагаву Кеко, — Гокудера отводит глаза. — Когда догадались запросить подтверждение, было уже поздно. Сейчас смотрят дорожные камеры, но пока ничего нет. С приказом вообще ни черта не ясно, пришлось проверить систему на атаку извне — мог ли кто-то подключиться и провести все через базу в обход нас.

Бовино переводит взгляд с Гокудеры на Реборна. Его мелко трясет, слезятся глаза.

И не похоже, чтобы кто-то посвящал его в планы с похищением.

— Видишь? — Реборн встряхивает мобильником перед лицом Бовино. — Савада про тебя забыл, у него новая игрушка. Как там это, по-вашему, по-семейному, называется?

Бовино нервно сглатывает и дергает пристегнутой рукой, чтобы смахнуть пот.

— Если я скажу, где могут держать девушку, вы позволите поговорить с Цунаеши? — дрожащим голосом спрашивает он.

— Давай, — кивает Бьянки. — У нас остался номер. Ты говоришь, где девушка, мы — связываем тебя с Савадой.

Она соглашается слишком быстро, и Реборн видит, как лицо Бовино дергается.

— Погодите, откуда мне знать, что вы не лжете? Если я расскажу что-нибудь, а вы просто оставите меня здесь? Как я могу верить…

А если Бовино начал сомневаться, его нужно додавить.

— Так, все, уходим, — Реборн отворачивается и медленно идет к дверям. — У нас есть зацепки, найдем Саваду и Миуру сами.

— Послушай, есть такая вещь, как сделка со следствием, — торопливо начинает Бьянки. Роль «хорошего копа» на ней. — Ты рассказываешь, куда могли забрать Миуру Хару, а я гарантирую, — она оборачивается на Реборна, — что мы звоним Саваде и даем вам поговорить.

— Уходим, — повышает голос Реборн. — Выясним и без него.

Бовино будто подбрасывает.

— Подождите! Заброшенный склад «Белый маяк»! На другом конце города, в промышленном районе! — он почти кричит и дергается вместе с больничной койкой. — Дайте поговорить с Цунаеши!

— Пробил, — тут же отчитывается Гокудера, поднимая голову от экрана телефона. — Адрес есть. Полтора часа езды — и мы на месте.

Реборн стягивает перчатки и бросает их на железный столик с лекарствами у дверей.

— Выезжаем.

Дикий вопль Бовино Ламбо они слышат даже в коридоре.

— Я еду в штаб и поднимаю спецназ и местную полицию, вы — к складу. Постарайтесь остаться незамеченными, внутрь без поддержки — ни ногой, — предупреждает Бьянки. — Без лишнего геройства, ладно? Хаято, Реборн-сан?

— Не с моим сердцем, — бурчит Реборн и уходит вперед.

— Вы уверены, что Миура находится там? — спрашивает Гокудера, когда нагоняет его у машины.

— Дело в книге Савады: он ее писал под впечатлением от незаконченного «Маяка» По. Савада зациклен на этом — завершить начатое. У него осталось три незаконченных дела: Сасагава Кеко и спасенная вами Миура Хару.

— А последнее? — Гокудера заводит двигатель и оборачивается к Реборну.

— Разобраться с теми, кого он винит в своем поражении. Например, со мной.

До склада они доезжают без разговоров: Гокудера торопится, смотрит на дорогу и постоянно ругается сквозь зубы. Дело идет к вечеру, улицы заполняются машинами, весь город встает в пробки. Приходится срезать дворами и узкими полутемными переездами.

— Ждем прибытия спецназа? — спрашивает Гокудера, паркуясь неподалеку от главных ворот.

Телефон Реборна снова оживает.

— …или уже нет.

— Вы очень быстро приехали, — в трубке слышно эхо, расходящееся от голоса Савады. — Ламбо все рассказал или додумались сами?

Гокудера делает большие глаза, указывая на склад, и Реборн кивает.

— Девушка у тебя?

— Как невежливо, Реборн-сан. Эта ваша западная прямота, — Савада вздыхает. — Да, она здесь, со мной, хотите послушать?

Они слушают: крики, лепет и плач.

Реборн стискивает зубы.

— Все-таки здорово, что вы здесь. Я так скучал, — по голосу кажется, Савада доволен. — И очень хорошо, что ваши друзья не успели испортить нам все веселье. Присоединяйтесь, Реборн-сан, зачем ждать остальных? Вас двоих вполне достаточно.

Они с Гокудерой переглядываются.

— Не пытайтесь дурить, я жду. Нам тут многое нужно обсудить.

Склад изнутри в таком же состоянии, что и дом Бовино: заброшен, давно никого не было, кучи пыльного хлама и полная темень. Секции хранения отделены перегородками, кое-где из-за проломов в крыше светлее, чем в других частях.

Реборн пускает Гокудеру с фонариком и пистолетом вперед. О кобуре за поясом, под пиджаком, он ему так и не говорит.

На складе тихо. В ушах стучит кровь, слышно только их дыхание и нарастающие крики Миуры Хару — Реборн с Гокудерой идут на звук.

Кардиостимулятор работает на пределе, слюна во рту вязкая, и Реборн с трудом сглатывает. Эта чертова слабость тоже не вовремя.

Они выходят в слабо освещенную комнатушку с длинным деревянным столом посередине. Пустым, кроме плеера, проигрывающего запись с криками.

Гокудера опускает пистолет, возвращая его в кобуру, и подходит ближе.

— Вот ублюдок, — он сплевывает и отключает проигрывание. — Все это время ее тут даже не…

Миура Хару выступает из темного прохода за его спиной, с размаху заезжая развернувшемуся на звук Гокудере обломком деревяшки по лицу. Он отшатывается в сторону и падает, оглушенный.

Реборн успевает выхватить пистолет и выстрелить несколько раз прежде, чем Миура снова замахивается.

А потом его самого вырубают со спины сильным ударом в затылок.

Реборн приходит в себя на столе, со связанными руками и ногами. И Савадой, сидящим рядом, на самом краю столешницы: он такой же мелкий, хилый. И лицо молодое — только морщин немного прибавилось.

Реборну как никогда хочется заехать по этому лицу со всей силы и что-нибудь Саваде сломать.

Желательно, все.

Воздух вокруг него наполнен пылью, и в свете лампы под потолком она похожа на маленькие огоньки.

— Вот мы и увиделись, Реборн-сан, — Савада Цунаеши улыбается, наклоняясь ниже. — Столько времени прошло. Все эти восемь лет, — ненадолго лицо его искажается гримасой, но он справляется с собой. — Я про вас постоянно вспоминал.

Проигрывать он не умеет.

Реборн выворачивает шею, оглядывая комнату: Гокудера в углу, тоже связанный, с огромным кровоподтеком на лице. Его держит на прицеле высокий мужчина в униформе полицейского.

Труп Миуры Хару так и остался лежать рядом со столом.

Савада перехватывает его взгляд.

— Да, неудачно с ней получилось. Но кто же знал, что у вас останется пистолет? Жаль Хару, она была такой хорошей девочкой. Еще со школы. Умела все сделать, как надо, — Савада щурится. — А вы ее пристрелили. Но это тоже хорошо, Реборн-сан: вы возвращаетесь в форму. Как раз то, что нужно.

Он спрыгивает со стола и отходит в коридор. А потом возвращается с пакетом.

— Я хочу написать новую книгу, — сообщает Савада. — Без заимствования идей, целиком и полностью мою, гораздо лучше предыдущей. Уверен, она будет иметь успех. Но для книги мне нужен главный герой. Достойнейший. И я выбрал вас, — он ненадолго замолкает, будто задумавшись. — Знаете, это все действительно благодаря вам. Честно.

Савада опускает пакет рядом со столом, а сам снова наклоняется над Реборном.

— Я тогда не знал, что со всем этим делать: ваше расследование, куча агентов безопасности вокруг, все что-то выискивают, следят за каждым шагом… И тогда мне пришла в голову отличная идея. Только вдумайтесь, какая завязка для сюжета: доблестный защитник правопорядка и главный злодей всей книги — вместе.

Он прижимается ко рту Реборна: только губы к губам, очень целомудренно.

Очень продуманно, потому что так Реборн собирался откусить ему язык, но пришлось ограничиться разодранной губой.

Савада отстраняется и еще некоторое время гоняет кровь туда-сюда, будто полощет рот после зубной пасты.

А потом сглатывает.

— Да, определенно, отличная завязка.

Он достает из пакета длинные красные брусья.

— Я говорил вам: кроме сюжета, нужен еще и интересный, сильный главный герой. А что делает героя сильным? Новые испытания. И я знаю, чем вас можно испытать, — он проводит рукой по лицу Реборна, а потом расстегивает на нем рубашку и хлопает по выступу под кожей, на месте, где встроен кардиостимулятор. — Магнитные поля и все такое, для вашего слабого сердца это очень опасная штука. Нарушает работу кардиостимулятора.

Он выкладывает бруски один за другим на грудь Реборну и приклеивает их изолентой.

— Давайте-ка проверим вашу удачу на прочность. Уже чувствуете? Холодок по телу, пальцы немеют, в висках стучит. Интересные ощущения, да? — Савада смотрит на Реборна с пониманием, бесконечным терпением.

Открыто и тепло.

Так же, как смотрел раньше. Гребаные восемь лет назад, когда подставлялся и лез к нему сам.

Реборн тогда собирался уехать после расследования обратно в Италию и послать к черту навязчивого Саваду с кафедры западной литературы.

— У вас очень трудная работа, — говорил он, с восхищением заглядывая Реборну в глаза. — Вы как герой романа, Реборн-сан, честное слово… Не то, что я. Почти никчемный. Наверное, вы очень одиноки.

Как следует врезать Саваде и переломать все кости хотелось уже тогда.

— Как печально, — качает головой Савада. — Вы столько для меня сделали, Реборн-сан, практически всего меня. За эти восемь лет я усвоил отличный урок благодаря вам. Я многому научился за это время, а вы сами этого даже не понимаете. Но ничего. Достаточно знать одно: вы живы только потому, что я вам очень обязан. Ну и как-то неразумно упускать такой сюжет.

Савада снова присаживается на стол рядом с Реборном и продолжает:

— Так что же вы будете делать дальше, Реборн-сан? Думаете, дождетесь спецназа и своих друзей? Только у них в штабе найдется, чем заняться. Например, внезапными убийствами на улице. Представляете, человек в маске подбегает, обливает бензином, поджигает — и уходит. Какая жуть, нелегко быть литературным критиком.

Савада хлопает его по щеке. Реборн его руку почти не чувствует. Он успевает заметить, как странно дергается Гокудера в углу.

В глазах все расплывается, тело деревенеет, но что-то еще держит. То, чего не было все этим восемь лет, но вернулось вместе с Савадой: пылающий ком в груди.

То, благодаря чему Реборн выживал раз за разом, что вытягивало его изо всех передряг.

— Что, нравится чувствовать власть, да? — с трудом произносит он, растягивая губы в издевательской ухмылке.

Савада только качает головой в ответ. Тусклая лампа под потолком раскачивается из стороны в сторону. Или это Реборну только кажется — комната плывет, колеблется, как в морскую качку.

Да даже если и кажется, он не сдастся. Живой греющий ком внутри — цель, Савада — не отпустит.

— У вас уже пальцы синеют, — между делом сообщает Савада, развязывая Реборну руки. — Без кардиостимулятора дела плохи, да? Приятно знать, что эта глава осталась за мной. Вы же понимаете, Реборн-сан, положительный герой не должен побеждать постоянно, иначе станет неинтересно читать.

— Ты не доберешься до Сасагавы.

Язык едва ворочается, Реборн говорит неразборчиво. В глазах темнеет, а в ушах звенит: звук то нарастает, то ослабевает.

Как сирена.

— Это мы посмотрим. В конце концов, за мной идет целая семья. И у нас очень серьезные планы.

Реборн уже не видит Саваду, только слышит, как отдаляется его голос.

А потом что-то над ним хлопает, стол переворачивается, и Реборн скатывается на пол. Когда через некоторое время он приходит в себя, оказывается, что Гокудера прислонил его спиной к перевернутой на бок столешнице и хлещет по щекам.

Магниты валяются рядом на полу.

Вокруг топот, помещения проверяет вооруженный спецназ. Реборн краем глаза замечает Бьянки, командующую оцепить склад. Все расходятся исполнять приказы, и в комнате остаются только он и Гокудера.

— Ушел? — с трудом справляясь с одышкой, спрашивает Реборн.

Перед глазами все еще двоится, но постепенно становится легче. Гокудера подает ему бутылку минералки — из сумки Реборна.

— Из машины забрал, — виновато признается он. — Пока все тут бегали, а вы без сознания лежали… Ну и живучий же вы, Реборн-сан, сэр. Как хорошо, что дотянули до прибытия остальных.

Реборн делает несколько глотков. Потом пытается встать, но на ногах держаться трудно: кардиостимулятор медленно восстанавливает работу — и он опускается на пол.

— Савада ушел. Ямамото Такеши взяли, будут допрашивать. Я его подстрелил.

Гокудера пытается ухмыльнуться, но лицо перекашивает от боли — всю его правую сторону раздуло наливающимся синяком.

— Так вот, пока мы тут торчали, на сервера штаба пытались совершить атаку — выясняли, где хранятся данные по Сасагаве Кеко. Пока не понятно, как глубоко отследили сигнал, но связь положили полностью. Так что Сасагаву на всякий случай придется перевезти в другое место. Я поеду — тут вроде как оценили мой вклад в расследование и все такое, поэтому решили допустить к ее перевозке. А вы лучше возвращайтесь с Бьянки в штаб, после такой ночки нужно отдохнуть.

Что-то в его словах цепляет, но голова еще мутная, и Реборн сразу не соображает, что именно.

— Да, еще кое-что. Вам тут звонили из больницы, простите, что я ответил. Бовино совершил самоубийство. Сожрал кусок бинта, которым ему плечо перетянули и подавился. Вот придурок, так из-за Цунаеши переживал… Ваш телефон.

Гокудера опускает мобильный в нагрудный карман рубашки Реборна. Кажется, трубка тяжелее обычного.

— Подожди, — говорить еще трудно. — Ямамото Такеши… как…

— О, вы поняли, — вздыхает Гокудера.

А потом прилепляет обратно пару магнитов.

— А до остальных так и не дошло. Цунаеши был прав: главное — завоевать расположение, показать, что мы одно целое — и люди на все закроют глаза. Жаль, сестра этого не понимает, — он снова вздыхает. — Вы не беспокойтесь, Реборн-сан, пара магнитов и снотворное в бутылке вас не убьют. Цунаеши бы мне такое не простил. Просто нехорошо будет, если вы дернетесь раньше времени — у Цунаеши все расписано по минутам. Видите ли, мы люди серьезные, не дети уже. И не в игрушки тут играем.

Он хлопает Реборна по плечу.

— Ну, счастливо оставаться. Помните: мы люди Савады и мы повсюду. И обязательно вас достанем.

Он машет рукой на прощание — у Реборна перед глазами мелькает черное солнце, лампа под потолком опять раскачивается, вокруг все темнеет, — и выходит.

Черное солнце в грозовом небе.

Больше никаких игр. Все по-настоящему.

@темы: слэш, авторский фик, джен, Reborn Nostra: Танец Пламени, команда пламени Солнца, Reborn Nostra: Танец Пламени - задание 4: фик, PG-13

---

Рекламные баннеры команд

[Reborn Nostra]

Распространение приветствуется.

Участники могут постить у себя любые баннеры

<div align="center"><a href="http://reborn-nostra.diary.ru/?tag=4794169" target=_blank><img src="http://www.pictureshack.ru/images/34620_123456789.gif"></a></div>

<div align="center"><a href="http://reborn-nostra.diary.ru/?tag=4793968"><img src="http://i48.fastpic.ru/big/2013/0331/fd/45dc7e9cdbcc273d8732c5b57a72fffd.png" style="border-top-left-radius: 16px; border-top-right-radius: 16px; border-bottom-right-radius: 16px; border-bottom-left-radius: 16px" alt="SKY TEAM"></div>

<div align="center"><a href="http://reborn-nostra.diary.ru/?tag=4793581"><img src="http://i48.fastpic.ru/big/2013/0331/60/b243487dcd3c320629900f296698c160.jpg" border="0"></a></div>

<div align="center"><a href="http://reborn-nostra.diary.ru/?tag=4793288"><img src="http://upyourpic.org/images/201303/jslhmeai55.png"></a></div>

<div align="center"><a href="http://reborn-nostra.diary.ru/?tag=4793481"><img src="http://5.firepic.org/5/images/2013-03/31/nvuoc7auorl8.gif"></a></div>

<div align="center"><a href="http://reborn-nostra.diary.ru/?tag=4794164"><img src="http://static.diary.ru/userdir/8/0/9/8/809865/78051111.png"></a></div>

<div align="center"><a href="http://reborn-nostra.diary.ru/?tag=4794150" target=_blank><img src="http://4.firepic.org/4/images/2013-03/27/4s5ycz4iutq5.gif"></a></div>

<div align="center"><a href="http://reborn-nostra.diary.ru/?tag=4794123"><img src="http://i33.fastpic.ru/big/2013/0402/12/db75e4a294b7b34237fc12ab82ed1012.png"></a></div>

@темы: Reborn Nostra: Танец Пламени, команда пламени Грозы, команда пламени Дождя, команда пламени Солнца, команда пламени Неба, команда пламени Ярости, команда пламени Тумана, команда пламени Облака, команда пламени Урагана

---

Команда Storm-team. Задание 3. Арт "Стальной вихрь"

[Storm-Team]

Название: Стальной вихрь
Автор:  Storm-Team
Герои (Пейринг): Бельфегор
Категория: джен
Рейтинг: G
Дисклаймер: манга и аниме Katekyo Hitman Reborn! принадлежат Амано Акире и студии Artland
Примечания: рисунок выполнен на конкурс Reborn Nostra: Танец Пламени на дайри, тема "Битва - танец с лезвиями"

@темы: фанарт, джен, Reborn Nostra: Танец Пламени, команда пламени Урагана, Reborn Nostra: Танец Пламени - задание 3: рисунок, G

---

[Солнечная сторона]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Команда Sky Team. Задание 3. Арт "В Намимори всё «спокойно»"

[Sky Team]

Название: В Намимори всё «спокойно»
Автор:  Sky Team
Герои: Занзас
Категория: джен
Рейтинг: G
Дисклаймер: манга и аниме Katekyo Hitman Reborn! принадлежат Амано Акире и студии Artland.
Примечания: рисунок выполнен на конкурс Reborn Nostra: Танец Пламени на дайри, на тему "В Намимори всё спокойно".

@темы: фанарт, Reborn Nostra: Танец Пламени, команда пламени Неба, Reborn Nostra: Танец Пламени - задание 3: рисунок

---

Команда Чумовые Электрики. Задание 3. Арт "Человеку склонно увлекаться загадками"

[Чумовые Электрики]

Название: Человеку склонно увлекаться загадками
Автор:  Анка Хельская
Герои (Пейринг): Верде, Фран
Категория: джен
Рейтинг: G
Дисклаймер: манга и аниме Katekyo Hitman Reborn! принадлежат Амано Акире и студии Artland
Примечания: рисунок выполнен на конкурс Reborn Nostra: Танец Пламени на дайри, тема «Человеку склонно увлекаться загадками»

@темы: фанарт, джен, Reborn Nostra: Танец Пламени, команда пламени Грозы, Reborn Nostra: Танец Пламени - задание 3: рисунок, G

---

Команда Flame of Wrath. Внеконкурс.

[Flame of Wrath]

Автор: Flame of Wrath
Название: Плохая идея
Герои: Занзас
Категория: джен
Рейтинг: G
Дисклаймер: манга и аниме Katekyo Hitman Reborn! принадлежат Амано Акире и студии Artland
Примечание: на конкурс Reborn Nostra: Танец Пламени, тема - Командировка на край света

@темы: фанарт, джен, Reborn Nostra: Танец Пламени, команда пламени Ярости, Reborn Nostra: Танец Пламени - внеконкурс, G

---

Команда "The Cloud Room". Задание 3. Арт "Кому доверяешь ты?"

[The Cloud Room]

Название: Кому доверяешь ты?
Автор: The Cloud Room
Герои: Скалл
Категория: джен
Рейтинг: G
Дисклаймер: медиафраншиза Katekyo Hitman Reborn! © Амано Акире и студии Artland
Примечания: рисунок выполнен на конкурс Reborn Nostra: Танец Пламени на дайри, тема "Жизнь среди хищников"

@темы: фанарт, джен, Reborn Nostra: Танец Пламени, команда пламени Облака, Reborn Nostra: Танец Пламени - задание 3: рисунок, G

---

Команда Flame of Wrath. Задание 3. Арт "Мотыльки и пламя"

[Flame of Wrath]

Название: Мотыльки и пламя
Автор: Unloved C
Форма: фанарт
Герои: 8YB!Вария
Категория: джен
Рейтинг: G
Дисклеймер: манга и аниме Katekyo Hitman Reborn! принадлежат Амано Акире и студии Artland
Примечание: рисунок выполнен на конкурс Reborn Nostra: Танец Пламени, на тему "Греться у чужого огня"

@темы: фанарт, джен, Reborn Nostra: Танец Пламени, команда пламени Ярости, Reborn Nostra: Танец Пламени - задание 3: рисунок, G

---

Команда Nebbia Team. Задание 3. Арт "In vino veritas"

[nebbia-team]

Название: In vino veritas
Автор:  nebbia-team
Герои (Пейринг): Деймон Спейд/Хром Докуро
Категория: Джен
Рейтинг: PG-13
Дисклаймер: манга и аниме Katekyo Hitman Reborn! принадлежат Амано Акире и студии Artland
Примечания: рисунок выполнен на конкурс Reborn Nostra: Танец Пламени на дайри, тема «Жизнь слишком коротка, чтобы пить плохие вина»

@темы: фанарт, Reborn Nostra: Танец Пламени, команда пламени Тумана, Reborn Nostra: Танец Пламени - задание 3: рисунок, PG-13

---

Команда Raining Men. Задание 3. Арт "Тропические рыбы"

[Raining Men]

Название: Тропические рыбы
Автор:  Rudaxena
Герои: Блюбелл
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: сюр
Дисклаймер: манга и аниме Katekyo Hitman Reborn! принадлежат Амано Акире и студии Artland
Примечание: рисунок выполнен на конкурс Reborn Nostra: Танец Пламени на дайри, тема «Море»

@темы: фанарт, джен, Reborn Nostra: Танец Пламени, команда пламени Дождя, Reborn Nostra: Танец Пламени - задание 3: рисунок, PG-13

---

Команда "Солнечная сторона". Внеконкурс. Арт "Десерт"

[Солнечная сторона]

Автор:  Солнечная сторона
Название: Десерт
Герои: Луссурия
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Дисклаймер: манга и аниме Katekyo Hitman Reborn! принадлежат Амано Акире и студии Artland
Примечание: арт нарисован на конкурс Reborn Nostra: Танец Пламени на дайри

@темы: фанарт, джен, Reborn Nostra: Танец Пламени, команда пламени Солнца, Reborn Nostra: Танец Пламени - внеконкурс, PG-13

---

Команда Storm-team. Задание 2. Авторский фик "О ночных кошмарах"

[Storm-Team]

Название: О ночных кошмарах
Автор:  Storm-Team
Бета:  Storm-Team
Герои (Пейринг): Гокудера/Цуна, Ямамото, Реборн
Категория: слэш
Рейтинг: PG-13
Жанр: ангст
Размер: 7987 слов, миди
Саммари: Гокудеру преследует чувство дежавю, и каждый сон для него заканчивается кошмаром.
Дисклаймер: манга и аниме Katekyo Hitman Reborn! принадлежат Амано Акире и студии Artland
Примечания: фик написан на конкурс Reborn Nostra: Танец пламени на дайри, тема "С чистого листа"
Скачать: sendspace, 145,5 kb

— Десятый! — к Цуне, на ходу расправляя рубашку, подбежал Гокудера. Неприлично шустрый в такой ранний час, он одним своим видом навевал печальные мысли о несовершенстве мира. Как он ухитряется высыпаться?

— Привет, Гокудера-кун, — Цуна сонно улыбнулся и отошёл к краю тротуара.

Гокудера зашагал рядом, что-то рассказывая. Его монологи можно было не прерывать, и Савада просто наслаждался бодрым голосом друга, тёплым солнцем и спокойствием — они не опаздывали, можно было не торопиться. Вскоре к ним присоединился Ямамото, и Цуна окончательно впал в блаженное умиротворение. Хороший день.

Мог бы быть.

Реборн позвонил сразу после уроков и потребовал немедленно двигаться в сторону недавно достроенного и еще пустующего торгового центра. Здание находилось довольно далеко, и, когда они, наконец, доехали, Цуна был как на иголках, а об импульсивном Гокудере и говорить нечего. Один Ямамото смотрел по сторонам с чистым и ничем не замутненным любопытством.

Вокруг торгового центра было много полиции, у самого входа — отряд специального назначения с собаками.

— В здании заложена бомба, — сообщил Реборн. — И те, кто ее заложил, где-то рядом. С бомбой разберутся власти, но мафия — это забота Вонголы. Во всяком случае, дон Тимотео считает именно так. И будь я проклят, если знаю, как до него дошли новости об этой бомбе раньше, чем до меня.

— Что нам делать? — Цуна растерялся. Одно дело — отвечать за себя, максимум — за своих друзей, но когда опасность грозит ещё и множеству посторонних людей…

— Взять себя в руки, — Реборн положил ладонь на плечо подопечного. — Саперы уже здесь.

— Я могу.

— Что? — Цуна обернулся к Гокудере. Тот побледнел, но выглядел решительным.

— Я могу заняться бомбой.

— Ты не сапер, — отрезал Реборн.

— Я могу заняться бомбой, — упрямо повторил Хаято, глядя на него исподлобья.

Теперь на Гокудеру они смотрели оба: Савада — обескураженно, Реборн — сердито.

— Ты. Не. Сапер.

— Я работаю со взрывчаткой, — Гокудера не ругался и не кричал. — Я могу. Реборн, пожалуйста! Десятый! — Он не выдержал: крутанулся на месте, взволнованно взглянул на друга, сжав руки в кулаки. — Я же и правда могу!

Реборн долго смотрел на него, словно просчитывая шансы Хаято на успех, и Цуна встревожился. Отпускать Гокудеру не хотелось. Фамильная интуиция или просто нервы? Кто знает… Но в руководстве Гокудера не нуждался. Только в разрешении.

— Цуна, — напомнил Реборн, — ты босс.

Савада побледнел. Он не хотел, нет, совсем не хотел принимать решение один. Но Гокудера смотрел так…

— Иди, Гокудера-кун. Будь осторожен. Тебе нужны инструменты, что-нибудь?

— Все при мне! — Хаято просиял.

Полиция не вмешалась, когда Гокудера двинулся в сторону торгового центра — Реборн уже явно успел с ними пообщаться. Минуты ожидания тянулись бесконечно долго, и даже вечно оптимистичный Ямамото посерьезнел, нервно сжимая и разжимая кулаки.

Взрыв прогремел неожиданно. Цуна, повинуясь тычку Реборна, рухнул на землю, закрыл руками голову, но все-таки спохватился, хоть и не сразу.

— Гокудера-кун!

Реборн поймал его, рванувшего к зданию с низкого старта, за руку, отшвырнул назад, к Ямамото.

— Стой, Цуна! Дурак! Куда?!

Обломки стен продолжали рушиться, поднимая все новые клубы пыли. К месту взрыва уже торопилась полиция. Реборн отдавал быстрые распоряжения по мобильному, Ямамото кому-то отвечал непривычно резким тоном, а Цуна расширившимися глазами смотрел на зияющий проем и понимал, что там, в эпицентре, у Гокудеры, увешанного взрывчаткой, шансов выжить просто…

Цуна сел на кровати, хватая ртом воздух. Всего лишь сон.

Кошмар, который не сбудется. Уже не сбудется.

Он повторял про себя эти слова, но помогало слабо — сердце так и норовило выпрыгнуть из груди, и он с трудом разжал пальцы, вцепившиеся в одеяло. В конце концов, Цуне удалось хотя бы вдохнуть полной грудью, он выбрался из кровати и подошёл к открытому настежь окну, опёрся руками о подоконник, стараясь дышать так, как учил Реборн — глубоко и ровно.

Цуна бросил взгляд на часы — половина пятого. Гокудере должны как раз ставить очередную капельницу.

Гокудера... Мысли упорно вращались вокруг него и не хотели переключаться ни на что другое.

Цуне нравился Гокудера. Не только как прекрасный друг, незаменимый помощник и вообще умный парень, а просто по-человечески. У Хаято был необычный голос, он даже ругался красиво, мешая японские слова с итальянскими. Итальянских было больше. Цуне нравились запах пороха и сигарет, везде преследующий Гокудеру, и его руки, все в мелких ожогах и царапинах, и как он управлялся с динамитом.

Чертов динамит. Не имей Гокудера дела со взрывчаткой — он бы не пошел обезвреживать бомбу. Его бы так вообще не было в здании.

И он абсолютно точно не успел бы кинуться наперерез стрелку, не поймал бы пулю и не свалился бы с высоты нескольких метров в кучу строительного мусора, которую как нарочно забыли вывезти. Одна пуля и эта чертова куча почти унесли жизнь того, кто, возможно, спас жизни нескольких десятков людей.

Во сне подсознание раздуло страхи Цуны — в реальности все обошлось намного меньшими потерями и, хотя Гокудера сильно пострадал, врачи со временем обещали полное восстановление. Со временем.

Время, которого, как всегда, было мало.

Гокудеру прооперировали, определили в палату и запретили пускать к нему кого бы то ни было. Из коридора больницы Цуну вместе с Ямамото выгнал уже Реборн, сам отвёз обоих домой и пригрозил надавать по шее, если Савада вздумает ослушаться и рвануть обратно к другу.

Пока Цуна держался. Немного побродив по комнате, он сел за стол и уставился на коробочку Урагана, которую дал ему на хранение Реборн.

— Ну почему, — с горечью произнес он, — ты никак не можешь поверить, что я и сам кое-что могу? Почему ты не можешь понять, что потерять тебя для меня страшнее, чем самого себя?

Меньше, чем через неделю желание жить окончательно победило, и Гокудера, которому до сих пор пророчили долгую восстановительную терапию, семимильными шагами пошёл на поправку. Был бы здесь Рёхей — всё бы решилось намного проще, но ещё до взрыва он уехал по поручению Реборна в Европу и возвращаться пока не планировал.

Впрочем, Гокудера и сам неплохо справлялся. Перед Цуной он с самого начала храбрился — тот знал это, но делал вид, что не замечает, как тяжело Хаято даже просто ровно сидеть, не то что стоять без опоры, а потом — ровно ходить, дышать глубоко.

Ямамото тоже торчал у друга всё свободное время, по мере сил таская ему еду из своего ресторана и развлекая хандрящего из-за своей вынужденной беспомощности Гокудеру. Цуне следовать благому примеру не позволял Реборн, после происшествия с Гокудерой взявшийся за ученика с новыми силами.

Но всё налаживалось. Если не замечать, как осторожно двигается всегда ловкий и гибкий Гокудера, как непривычно посерьезнел Ямамото, как похудел и осунулся Цуна. Все налаживалось. В этом старался убедить себя каждый.

***

Тени плясали на лице Десятого, делая его моложе и невиннее. Казалось бы, куда еще моложе и невиннее. К такому Десятому даже приближаться было страшно, не то, что прикасаться. Тронь — и рассыплется.

Строго говоря, рассыпаться полагалось бы Гокудере.

— Ты действительно в порядке, Гокудера-кун? — Цуна смотрел с сочувствием.

Хаято попытался улыбнуться, чувствуя, как тянет кожу пластырь на правой щеке.

— Конечно, Десятый. В полном.

Цуна неуверенно улыбнулся в ответ.

Происшествие до сих напоминало о себе: не срослась кость в руке, беспокоили ребра, никак не заживали несколько ссадин. Впрочем, в этом Гокудера был виноват сам: постоянно сдирал пластыри и кричал, что он и так в норме. Врач — для разнообразия, кто-то незнакомый, — силой приклеивал пластыри на место. А потом Цуна, забегая к другу после уроков, тихо и как-то беззлобно ругал его, сминая в пальцах то край рубашки, то полу кофты Гокудеры.

Хаято за время лечения успел так всем надоесть, что его выписали, едва он смог ходить. И сейчас Гокудера брел рядом с Савадой, неловко держа сумку здоровой левой рукой, и смотрел на похудевшее и побледневшее за время его болезни лицо Десятого. Как будто не он, Гокудера, лежал пластом, а сам Цуна.

Первый день в школе после долгого отсутствия прошел хорошо. То есть, почти как обычно. Гокудера привычно огрызался на подначки Ямамото, хмыкал в ответ на очевидные, по его мнению, факты, озвученные учителями, столь же привычно тянул через трубочку сок на крыше. После окончания занятий последовал за Десятым, провожая его до дома, а потом — и до импровизированного полигона на полях, где проводил тренировки вернувшийся во взрослое тело Реборн.

Наблюдать за ними с Цуной со стороны было почему-то обидно. Но сегодня, в первый день «здоровой жизни», Гокудера не взял с собой ничего из того, что могло пригодиться на тренировке. И теперь он только кусал губы и дергался, когда Цуна пролетал рядом, в воздухе тормозил и пытался попасть по Реборну. В суть тренировки вникать было тяжело.

А на Десятого хотелось смотреть снова и снова, не отрывая глаз, пусть даже и на такого: запыхавшегося, взмыленного, уставшего. Каждая новая царапина на его руках была солью на раны Гокудеры, тем более что пока не вернулся, занимаясь таинственными поручениями Реборна, Рехей, а сам Реборн лечить учеников отказывался.

Об этом Хаято сказал однажды Ямамото, когда забегал к нему в больницу еще до выписки. У Ямамото тогда Реборн и жил, жил до сих пор. Кому, как не этому придурку, лучше знать? Реборн еще и занимался с ним, уделяя этому сейчас едва ли не больше внимания, чем тренировкам Десятого. Ямамото признался, что иной раз Реборна хочется просто прибить за его характер и невыносимую жажду действий, цель которых всегда была одна и та же: сделать из Цуны босса, а из них — настоящих хранителей. Как будто сейчас они фальшивые.

В общем, Гокудера нервничал. Сидеть в стороне, когда Цуне угрожала опасность, было невыносимо, и, будь у Хаято хоть немного больше сил, уж он бы… — взгляд Реборна примораживал к месту каждый раз, когда Гокудера приподнимался, и мысль пропадала. А Савада каждый раз дергался, будто спиной замечая движения друга, и пропускал все новые и новые атаки. Хаято только скрипел зубами.

— Успокойся, Гокудера-кун, — умоляюще проговорил Цуна, во время короткого перерыва подбежав к другу. — Все в порядке!

— Не в порядке! — Гокудера не выдержал: взвился, даже почти не покачнувшись, сжал кулаки. — Как ты можешь так говорить, Десятый?! Я же! Я же…

— Гокудера-кун, ну хватит. — Савада оглянулся на Реборна, с недовольным видом перезаряжавшим пистолет. Обеими руками, одетыми в эти его забавные варежки, сжал кулак здоровой руки Гокудеры. — Хочешь, пойдем домой, а?

Сердце гулко бухало в груди. Цуна держал друга за руку и терпеливо ждал, не отрывая взгляда от пластыря на щеке, надоевшего хуже горькой редьки — эта липучка мешала, но без нее рана заживала слишком уж долго.

— Как ты хочешь, Десятый.

— Цуна! На позицию!

Савада снова беспомощно глянул на друга и, отпустив его руку, вернулся к тренировке.

Оставаться на месте становилось все труднее. Гокудера прокручивал на пальце кольцо Урагана, бездумно зажигая и гася пламя в попытке хоть сколько-нибудь стать причастным. Не выходило. Его коробочки Десятый еще не отдал, говоря, что рано. Может, оно и к лучшему. С коробочкой Гокудера не ограничился бы тем, чтобы оттащить Цуну в сторону с линии атаки.

Худшим был разве что его оскал в лицо Реборну, да раздраженное: «Кто я такой, если не могу защитить Десятого?!», — прозвучавшее просто жалко, учитывая его состояние.

Но Реборн хмыкнул и посмотрел на Цуну.

— Свободны, оба.

— Но…

— Свободны. — Реборн даже не дослушал: развернулся и пошел прочь, вернув Леона в его обычную форму.

Цуна не сказал ни слова в обвинение, но Гокудера все равно чувствовал себя виноватым, из-за него прервали тренировку. В другое время Реборн продолжил, да еще и отчитал бы обоих, а сейчас…

Савада только сунул варежки в карман куртки и, закинув на плечо сумку, вместе с Хаято зашагал в сторону города. Он казался расстроенным, только чем именно? Не хотелось думать, что выходка Гокудеры стала тому причиной.

Домой пошли длинной дорогой, через стройку. Гокудере туда идти очень не хотелось, но Цуна даже не подумал свернуть, и он поплелся следом. Быстро идти не получалось — вспышка гнева закончилась, силы вместе с ней, и боль в поврежденных мышцах навалилась снова.

— Десятый, прости.

— Все в порядке, Гокудера-кун, — привычно мягким голосом ответил Цуна, глядя себе под ноги.

— Десятый…

Сверху предостерегающе крикнули, но Цуна не обратил внимания. Крикнули снова, что-то похожее на «Куда вы лезете, здесь опасно!».

— Десятый! — Гокудера поймал друга за локоть, но Цуна сбросил его руку.

— Все в порядке.

Ничего не было в порядке. Цуна не просто был расстроен — он злился, и, вероятно, заслуженно. Но разве можно было его оставить одного?! На что тогда ему Правая рука?!

— Десятый! — Гокудера забежал спереди, охнул, неловко стукнувшись локтем о стену. Возможно, Саваду остановило именно это. Он всегда был слишком добрым. — Ну, что не так?! Где я неправ?

— Все так, — Цуна смотрел с бесконечным терпением. — Пойдем домой, Гокудера-кун. Ты устал, я тоже. Пойдем, пожалуйста.

Оставалось только его пропустить, хотя чертовски не хотелось. И вообще, хотелось повернуть назад, пойти хотя бы другой дорогой, дольше или короче, но другой, черт!

Интуиция, которая до этого успешно помогала юному Гокудере выживать на долгом пути к должности Правой руки, кричала и билась, мешая думать. Это всего лишь стройка, японские стройки достаточно безопасны, чтобы…

Скрежет и грохот сверху заставили Хаято, опиравшегося на стену, все-таки поднять голову. Одна из плит, закрепленных над ними, накренилась.

— Десятый! — Цуна посмотрел на него в упор, очевидно, привлеченный паникой в голосе друга.

А Гокудера с проклятьями пытался выпрямиться, но рука не слушалась, нога заболела — весь организм словно взбунтовался и был против того, чтобы двигаться. Цуна удивленно поднял взгляд, резко побледнел и шатнулся вперед, выталкивая Гокудеру из тени.

— Десятый!!!

Цуна, не успевший сам сделать ни шага, молчал.


— Неверно.

— Ты слишком строг.

— Я не строг, это он — дубина!

— А что он мог здесь сделать, скажи мне?

— Поверить интуиции, ясное дело!

— Какие у тебя странные методы воздействия… Ну да ладно. Я дал тебе карт-бланш — я не отбираю у тебя этого права.

***

Тени плясали на лице Десятого, делая его моложе и невиннее. Казалось бы, куда еще моложе и невиннее. К такому Десятому даже приближаться было страшно, не то что прикасаться. Тронь — и рассыплется.

Строго говоря, рассыпаться полагалось бы Гокудере.

— Ты действительно в порядке, Гокудера-кун? – Цуна смотрел с сочувствием.

Хаято попытался улыбнуться, чувствуя, как тянет кожу пластырь на правой щеке.

— Конечно, Десятый. В полном.

Цуна неуверенно улыбнулся в ответ.

Гокудера непривычно пах не сигаретами, а лекарствами. Гокудера тихо огрызался, а не орал в голос. Гокудера хромал и шел медленнее, чем обычно, но точно так же хмурился на солнце и улыбался краешком губ.

Когда Хаято смотрел на Цуну, улыбающегося ему в ответ, — у него замирало сердце.

Казалось странным вот так идти по полусонной еще улице и смотреть на полусонного еще Саваду, который поднялся непривычно рано.
Курить хотелось неимоверно, но за сигарету Реборн обещал его прибить, и вот этой угрозе Гокудера верил. Пачка ждала своего часа дома.
Утром Хаято за нее чуть не схватился, проснувшись от кошмара. В кошмаре Цуна умер, перед этим чуть не поссорившись с другом по какой-то совершенно глупой причине. Этот сон затягивал, словно омут, не давал вырваться. Гокудера долго сбрасывал с себя его оковы, постепенно осознавая, что последним фактом, относящимся к реальности, была его выписка.

Он тогда сделал ужасную глупость...

— Гокудера-кун, — сонный голос Цуны в трубке успокоил куда лучше, чем все заверения самого себя. — Ты чего так рано?

— Ты в порядке, Десятый? — все-таки ляпнул Гокудера и тут же обругал себя за истерическое желание послушать его голос подольше.

— Конечно, — судя по интонации, Цуна немного удивился. — Гокудера-кун, что-то случилось? Ты никогда не звонил мне в, — послышался шорох, — шесть утра.

— Все хорошо, — Гокудера откинулся обратно на подушки и закрыл глаза. — Все хорошо. Прости. Я зайду за тобой утром?

— Конечно, — теперь Цуна говорил с явным удивлением. — Как обычно.

— Как обычно.

Действительно стало спокойнее. Магические слова какие-то: как обычно.

Из понятия «как обычно» выбивался только один факт — на подходе к школе Цуну ждал незнакомый Гокудере парень. Цуна обрадовался ему, как родному, познакомил его с Хаято и, убедившись, что Гокудеру поймал Ямамото, куда-то с этим парнем, Хигури, ушел.

— Давно он ошивается рядом с Десятым? — Гокудера неприязненно смотрел вслед новому знакомому.

— Довольно-таки, — признал Ямамото, выпуская, наконец, помятого друга из объятий. — Пойдем в класс?

«Там ты сможешь сесть и отдохнуть», — не прозвучало, но было написано на лице бесхитростного Ямамото. От осознания собственной беспомощности стало противно, но что поделать — Гокудере еще предстояло восстановить свои умения, и хорошо, что не с нуля. Начать жизнь практически с чистого листа было бы слишком сложно. Особенно если рядом с боссом и лучшим другом все время торчит подозрительный тип!

Хигури не отлипал от Десятого весь день, они даже сидели за соседними партами и на перемене убежали куда-то вместе. Гокудера тихо бесился, провожая их взглядом, и молчаливая поддержка Ямамото совершенно не успокаивала. Откуда он взялся, этот Хигури, похожий одновременно на всех встреченных Гокудерой в жизни проходимцев?! Как он сумел так быстро завоевать расположение Десятого, и почему, черт возьми, Десятый так радостно улыбался ему?!

— Он мне не нравится, — мрачно пробормотал Гокудера в конце дня, наблюдая, как Цуна в обществе Хигури идет к воротам.

Сам он брел немного позади вместе с Ямамото, отставая скорее ненамеренно: чертов Хигури постоянно увеличивал скорость, и если здоровый и бодрый Цуна этого не замечал, то Гокудера уже едва успевал за ними. Ямамото пытался поддержать его, но Хаято отпихивал руки и ругался — пока вполголоса. Догнать их все-таки не удалось.

— Куда они? — с подозрением осведомился Гокудера, пытаясь отдышаться. Ямамото обхватил его за плечи, давая опереться на себя.

— Не знаю. Можем зайти к Цуне и подождать там.

Чертов миротворец Ямамото. Но отказываться от неплохой идеи Гокудера не стал.

Та парочка, что действовала ему на нервы, шла если и домой, то очень длинной дорогой.

Детей дома у Десятого не было, а вот мама обрадовалась Гокудере и тут же усадила его есть, только после этого отпустив подождать Цуну в комнату. Хаято не высидел долго — снаружи остался Ямамото, и вообще как-то странно было сидеть одному дома у Десятого, дожидаясь его, гуляющего с кем-то другим, не их другом, не из Вонголы.

С Десятым Гокудера столкнулся внизу, уже обуваясь. Выпрямился, услышав щелчок замка, и на несколько мгновений задохнулся: не то от боли в потревоженных ребрах, не то от накатившего чувства горечи и обиды. За плечом Десятого улыбался Хигури.

— Гокудера-кун? — удивленный голос Цуны заставил дернуться снова. — Что ты здесь делаешь?

Наверное, это резануло больнее всего — раньше он мог заскочить в гости в любое время, и Цуна бы обрадовался. А сейчас… Признаться в реальной причине почему-то стало совершенно невозможно.

— Заходил к Реборну.

— Он у Ямамото-куна. — Цуна держал этого подлеца за руку.

— Да, загляну к нему. Извини, что побеспокоил, Десятый.

— Ничего страшного, Гокудера-кун. — Взгляд Десятого не отрывался от Гокудеры, но сейчас в его глазах читалось лишь ожидание скоро ухода друга. Хигури улыбался и разве что язык не показывал Гокудере.

Это только подогревало злость, и наружу Гокудера вылетел пулей, стараясь не вслушиваться в то, как мама Цуны радостно приветствует гостей. Наверняка обед дождался и их, и сейчас Цуна поведет Хигури в свою комнату.

Ревность — низкое и недостойное чувство. Особенно для Правой руки Десятого Вонголы. Но под сочувственным и понимающим взглядом Ямамото убеждать себя в этом намного тяжелее.

Путь домой вышел намного дольше, чем обычно: Гокудера чуть ли не у каждого столба останавливался передохнуть и подумать. Ямамото потащился за ним домой, легкомысленно отмахнувшись при напоминании о Реборне.

— Не беспокойся, он и сам отлично справляется. Тем более, он ждал каких-то гостей, не буду ему мешать.

Гокудера не сопротивлялся.

Едва войдя домой, Гокудера нашел спрятанную от греха подальше пачку сигарет и жадно затянулся, закашлявшись, когда в легкие попал дым. Как же он скучал по этому в больнице. Все предупреждения и угрозы Реборна теперь казались незначительными.

— Может, не стоит? — вздохнул Ямамото, не предпринимая, впрочем, заведомо бесполезных попыток отобрать сигарету.

Гокудера ответил ему неприличным жестом и отвернулся к окну, открывая створку настежь. Ничуть не обидевшийся Ямамото вздохнул снова и пошел ставить чайник.

Чай они пили там же, у окна, — молча, под сигаретный дым. Гокудера слишком нервничал. Злость переплавилась в обиду, потом в сожаление и обреченность, и Хаято только пожал плечами, услышав негромкий вопрос Ямамото.

— И ты ничего не сделаешь?

Такеши стоял на пороге кухни, скрестив руки на груди. Живое воплощение терпения. За вымытые чашки Гокудера был готов простить ему скопом все вопросы, которые он когда бы то ни было задавал или готовился задать. Или почти все.

— Гокудера. — Хаято приготовился уже огрызаться в ответ на нравоучения, но в голосе Ямамото сквозило лишь огорчение. — Если тебе станет хуже из-за этой сигареты, я себе этого не прощу.

— Если мне и станет хуже, — Гокудера оперся здоровой рукой на подоконник, — то из-за этого ублюдка!

Ямамото подошел ближе и прислонился к стене рядом с окном.

— Так сходи к Цуне, скажи ему, что тебе не нравится.

— Нет. — Гокудера выпрямился, стряхивая пепел. — Если это выбор Десятого, и я его приму.

Ямамото молчал. Впрочем, учитывая, сколько они уже пережили вместе, Гокудера и без слов распознал его неодобрение.

Что ему неодобрение Ямамото? От одной мысли, что дома у Десятого сейчас торчит этот Хигури, внутри поднималось бешенство, но это ведь решение Десятого. Правая рука, левая, да хоть третья нога, — Гокудера не считал, что он вправе оспаривать его решения.

— Ложись спать, — Ямамото боднул его лбом в плечо. – А я домой пойду. Зайду за тобой утром.

— Уже поздно, можешь остаться.

И снова — не нужно было оборачиваться, чтобы увидеть улыбку Ямамото. Это грело душу: хоть кому-то в этом чертовом мире его общество все еще было приятно и нужно. Ямамото, конечно, не заменял Десятого, но сравнивать их вообще было бы ошибкой.

Нет, первый раз предлагая Ямамото остаться у себя дома, Гокудера, конечно, нервничал: места особо нет, спать пришлось бы рядом с ним, а ведь японские традиции — личный футон, который все равно некуда стелить, разве что в переходе из комнаты в ванную. Но Ямамото оказался отличным соседом, завернулся в одеяло и всю ночь мирно сопел в подушку, примостившись у стены. Цуне такое Гокудера, в общем-то, и предложить не решился бы, а у Ямамото уже личная зубная щетка завелась. Не бежать же домой утром.

— Ложись, Гокудера. — Ямамото положил ладонь другу на плечо, сжал слегка, чтобы не причинить боли, а лишь напомнить о себе. — Утром подумаем, что можно сделать. Мне он тоже не нравится.

Гокудера нехотя кивнул, отходя, наконец, от окна.

Утро вряд ли принесет что-то новое, разве что за ночь Хигури неожиданным образом испарится из жизни Десятого.

Выбор Десятого оставался приоритетным, тем более что угрожало это только исключительно самолюбию Гокудеры. И, может, Ямамото, но с ним это даже обсудить не получилось — он вырубился, едва голова коснулась подушки. Гокудера уснул лишь под утро.


— Ты не дал ему ни единого шанса.

— Да он просто идиот!

— Что ты от него хотел?

— Чтобы он начал думать! Какого черта, откуда такая нерешительность? Он точно мой потомок?

— Не нервничай так.

— Так карт-бланш или нет?

— Я не отказываюсь от своих слов.

***

Тени плясали на лице Десятого, делая его моложе и невиннее. Казалось бы, куда еще моложе и невиннее. К такому Десятому даже приближаться было страшно, не то что прикасаться. Тронь — и рассыплется.

Строго говоря, рассыпаться полагалось бы Гокудере.

— Ты действительно в порядке, Гокудера-кун? – Цуна смотрел с сочувствием.

Хаято попытался улыбнуться, чувствуя, как тянет кожу пластырь на правой щеке.

— Конечно, Десятый. В полном.

Цуна неуверенно улыбнулся в ответ. Гокудера только отвел взгляд.

Это уже было даже не смешно. Его преследовало четкое ощущение дежавю, хотя он был уверен, что они идут этой дорогой в первый раз. Да и его состояние говорило о том же: плохо шевелилась рука в гипсе, не до конца сошли ссадины с лица. Рехея бы вызвать, показаться ему, но Правая рука Десятого не опустится до жалоб на здоровье и ноющие кости. Сами заживут — не первый раз. Тем более что дорога до школы выходила неплохой разминкой.

Черт.

Ночью, вынырнув из кошмара, а в кошмаре он повел себя донельзя глупо, Гокудера позвонил Десятому. Не сразу, конечно.

Сев на кровати, Хаято еще долго приходил в себя. Настолько реалистичных снов у него не было.

Нашел телефон — движение вышло совершенно машинальным, — но палец замер над кнопкой вызова. Середина ночи. Не будить же Десятого из-за того, что Гокудере приснился кошмар? Ничего страшного во сне и не было, Цуна был жив и здоров, только сердце после пробуждения почему-то колотилось, как бешеное.

И это тоже отдавало ощущением дежавю. Такое уже было. Было, черт возьми!

Гокудера ущипнул себя за руку — больно. Видимо, на этот раз он проснулся совсем.

— Гокудера-кун? — голос Десятого в трубке тоже был знаком, хотя, Гокудера был уверен, он в первый раз будил друга ранним звонком.

— Ты… В порядке?

— Конечно. — Цуна отчетливо удивился. Зевнул в трубку. Потом, видимо, сообразил который час. — Что-то случилось, Гокудера-кун?

— Нет. Просто плохой сон. Прости, Десятый, мне не следовало…

— Ну что ты, все хорошо.

Взаимные расшаркивания заняли немало времени, и снова уснуть Гокудера так и не смог.

Утром выяснилось, что — да, все действительно в порядке. Цуна, сонно потирающий глаза, ждал его у ворот дома, и у Гокудеры взмокла спина, когда он представил, что все произошедшее могло и не быть сном. Сейчас Десятого хотелось оберегать больше, чем обычно.

Хаято заметил, как подтянулся Десятый, как стал спокоен, и этот контраст с хорошо знакомым вечно взволнованным Цуной заставлял восторженно смотреть и не отходить от него ни на шаг. Ответные теплые взгляды Цуны заметно ободряли: тому явно нравилось, что Гокудера находится рядом с ним, но не кидается с воплями на каждого, кто косо посмотрит на на Саваду.

Не то, чтобы Гокудера не хотел… Просто не мог. И вот это действительно злило. Плохо слушающиеся мышцы, нотки сочувствия во взгляде Десятого и то, как осторожно Ямамото похлопал его по плечу при встрече, — это все безумно бесило. И сигареты у него отобрали, запретив курить под угрозой нового попадания в больницу. И никаких тренировок с ребятами и Реборном, и шашки оставить дома, пока не срастется рука. И даже на физкультуру ему нельзя, пока не срастется эта чертова рука!

На физкультуре было скучнее всего, Гокудере быстро надоело сидеть и смотреть на то, как играют в волейбол Ямамото и Десятый, — хотелось к ним присоединиться.

Говорить об этом — нет. Десятый и так уделял ему куда больше внимания, чем игре, и успел заработать пару замечаний. Ему, едва начавшему подтягиваться по физкультуре, эти замечания могли навредить, так что Гокудера старательно делал вид, что ему весело.

Впрочем, когда началась математика, выяснилось, что физкультура была всего лишь разминкой для его нервов. Их учитель, Сацугава-сенсей, весьма некстати заболел, и на замену вышел старый Такеяма, у которого любое объяснение почему-то выходило до безумия скучным. Едва только учитель отворачивался к доске, Гокудера откровенно зевал и вместе с ним — половина класса. В конце концов, наплевав на все, Хаято лег на парту, устроив больную руку на коленях, и искоса поглядывал на доску.

Через минуту перед его лицом на стол упал бумажный шарик. В меткости Ямамото, конечно, не откажешь, но прямо перед носом подозрительного математика… Впрочем, тот только покосился на них и отвернулся, понимая, что испытывать знания Гокудеры будет абсолютно бесполезно, а Ямамото как обычно выкрутится.

«Не спи».

Гокудера хмыкнул, сворачивая смятую уже бумажку вдвое. Бросил обратно.

«Я пытаюсь».

«Ты чего такой хмурый?»

Гокудера бросил через плечо мрачный взгляд. Ямамото усиленно конспектировал, покусывал кончик ручки и вообще делал вид, что он тут ни при чем. Когда только этот прилежный ученик успевал записки строчить?

«Все в порядке».

«И поэтому ты постоянно отвлекаешься».

Гокудера хмыкнул.

«В самом деле, кто же меня отвлекает?»

Сзади раздался смешок, и Ямамото прошептал, наклонившись к нему, пока учитель писал очередной пример.

— Я не даю тебе уснуть окончательно.

— Ну, спасибо, — сквозь зубы процедил Гокудера, не отрывая взгляда от доски. Это же элементарный пример, почему у всех такие кислые лица?

— Гокудера, к доске, — бросил учитель, окончательно разозленный его невниманием. – Ямамото, готовься.

Цуна спрятал улыбку в ладони, когда Гокудера посмотрел в его сторону, но эта улыбка все равно грела душу.

Пример он решил за две минуты и потом еще пять спорил по поводу решения. Даже настроение поднялось, да и класс во главе с Цуной перевел дух. Ямамото вышел к доске с его обычной улыбкой, подмигнув по пути Гокудере, и против обыкновения расправился с заданием в рекордно короткие сроки. Математик, наслышанный о способностях капитана бейсбольной команды, позеленел и отчетливо расстроился.

На Десятом, к радости Гокудеры, ему отыграться тоже не удалось — Савада успел подготовиться и соображал куда лучше, чем в прошлый раз, когда Такеяма занимался с их классом. Гокудера беззвучно поаплодировал ему, улучив момент, когда учитель отвернулся к журналу, и Цуна снова улыбнулся ему.

Гокудера им гордился. Им невозможно было не гордиться — таким спокойным и уверенным в себе.

Хаято проводил друга взглядом, когда тот занимал свое место, и только вполголоса огрызнулся на Ямамото, когда тот оценивающе и, скотина, понимающе хмыкнул и показал Десятому большой палец.

А потом взгляд Гокудеры зацепился за что-то, но он не сразу понял, за что. Казалось бы — все в полном порядке, вид из окна именно такой, какой и должен открываться из этого, чужого им, класса на первом этаже. А потом дошло — посторонний человек. Совершенно нечего было делать в учебное время на территории школы человеку в черном костюме.

Мужчина в темных очках и черном костюме. Как банально.

— Ямамото, — губы едва слушались, и неожиданно перехватило дыхание. Человек смотрел на них, вынимая руку из кармана. — Ямамото, Десятый!..

Гокудера и сам не понимал, что именно он хочет сообщить, и слава богу, что Ямамото хотя бы на него удивленно посмотрел. Десятый не видел ничего, отвлекшись на конспект.

Хаято не был особенно хорош в чтении по губам, но тот тип артикулировал очень четко.

«Вонгола должна закончиться здесь и сейчас».

До ужаса медленно поднимался пистолет, и раньше Гокудера бросился бы наперерез ему мгновенно – сейчас он сумел только закричать, рвануться, опрокидывая парту. Вскинулся Ямамото, изумленно приподнялся со своего места Цуна, открыл рот для гневного крика учитель.

Слайд-шоу.

Клик — выстрел. Клик — открытые в немом изумлении глаза Десятого. Клик — по стеклу бегут трещины от аккуратного пулевого отверстия. Клик — Ямамото выбивает стекло, выпрыгивая наружу. Клик — там, снаружи, падает на землю стрелявший. Клик — здесь, внутри, падает на пол Цуна. Клик — от боли в ребрах темнеет в глазах.

— Десятый!


— Ты же понимаешь, что он никак иначе не мог отреагировать?

— Главное — не то, как он отреагировал, а то, что он при этом чувствовал.

— И что тебя не устроило?

— Все меня не устроило. Это не то, что мне нужно. Он опять считает себя круче всех.

— Он подумал о Ямамото.

— И что? О Ямамото он, прости меня, думает куда больше, чем полагалось бы.

— Ну и…

— Договаривай.

— Не хами.

— Это я хамлю?!

— Скажи лучше, зачем тебе нужно было доводить до самого конца?

— А как иначе?

***

Тени плясали на лице Десятого, делая его моложе и невиннее. Казалось бы, куда еще моложе и невиннее. К такому Десятому даже приближаться было страшно, не то что прикасаться. Тронь — и рассыплется.

Строго говоря, рассыпаться полагалось бы Гокудере.

— Ты действительно в порядке, Гокудера-кун? — Цуна смотрел с сочувствием.

Хаято попытался улыбнуться, чувствуя, как тянет кожу пластырь на правой щеке.

— Конечно, Десятый. В полном.

Цуна неуверенно улыбнулся в ответ. Гокудера отвел взгляд.

Он просто устал, иначе это никак нельзя было объяснить.

Сказать, что это все выматывало — это ничего не сказать. Эти глупые сны, и воспоминания, и сны, накрадывающиеся на воспоминания… Жесточайшее чувство дежавю. День сурка, только кажется, что во сне. Или нет.

Гокудера думал, что такого не бывает — пока оно не начало происходить с ним самим. Он чертовски устал, и это нельзя было списать на утомление после выздоровления.

— Гокудера-кун? — теплые пальцы Десятого коснулись его запястья.

— Да? — Гокудера обернулся и слегка поежился, наткнувшись на внимательный взгляд друга.

— Ты снова ушел в себя. — Он смотрел понимающе. Сейчас Десятый был ростом почти с самого Гокудеру. Когда только успел вытянуться… Или Хаято просто не замечал этого раньше?

— Извини, Десятый.

— Ничего страшного, Гокудера-кун.

Хотя чаще это был все тот же Цуна: нескладный, неловкой, не слишком сообразительный, неуверенный в себе и еще куча разных «не», но такой родной и близкий. Оба этих Цуны — новый, еще не слишком привычный, и прежний, с которым прошли вместе огонь, воду и медные трубы, — были.

Он был — все. Небо. Не Небо Вонголы, а просто — личное Небо Гокудеры Хаято. Не то, чтобы непривычно было это осознавать. Скорее, непривычно было осознавать это настолько четко.

Нет, ему действительно нужно было несколько раз лишиться Десятого, чтобы это понять?

Вечером Гокудера сделал то, о чем мечтал с момента выписки — сам позвал Десятого погулять. Тот согласился так радостно, что Хаято заподозрил неладное, но, кажется, Цуне просто не хотелось делать уроки. Во всяком случае, только о них он и говорил, расслабившись в обществе друга. Хаято слушал и с готовностью подсказывал варианты решений задач. Это расслабляло и его тоже, и даже вечная паранойя дала сбой: он не следил за миром вокруг непрерывно. Гокудера даже удивился, когда Десятый вдруг придержал его за рукав.

— Постой.

Цуна смотрел в сторону сквера, мимо которого они проходили. Гокудера мысленно пнул себя за невнимательность — это как надо было уйти в себя, чтобы пропустить настолько громкий звук.

Под деревом ревела девчонка лет пяти, на дереве хрипло попискивал рыжий комок шерсти. Котенок до безумия напоминал Ури, и, если бы кошка сейчас не дремала спокойно в коробочке, хранящейся у Десятого дома, то Гокудера бы перепроверил ее наличие.

— Как твоя Ури, — словно читая на его мысли, Цуна улыбнулся и, выпустив рукав кофты Гокудеры, поспешил к девочке. Хаято побрел следом.

Наблюдать за деятельным Десятым было одно удовольствие: он поговорил с девочкой, успокоил ее, благополучно залез на дерево и передал котенка подоспевшему другу. Искренней благодарности удостоились оба, и Цуна смутился даже больше, чем Гокудера, вообще непричастный к спасению кошки. Девочку они на всякий случай проводили до дома, и Цуна болтал с ней всю дорогу, хотя у самого еще руки тряслись после спуска со злополучного дерева.

Это было до того мило, что все дневные тревоги совершенно вылетели у Гокудеры из головы.

Мама девочки обрадовалась им едва ли не больше, чем девочка котенку. Гокудера хотел было отказаться от приглашения на чай, но Десятый согласился раньше, чем он успел открыть рот.

— Мне ужасно неловко просить о таком, — замялась под конец чаепития женщина. — Но вы, кажется, хорошие ребята и понравились Мияке. Не могли бы вы поиграть с ней еще часок? Ее отец давно должен был вернуться с работы, и я волнуюсь…

Цуна растерялся и беспомощно оглянулся было на друга, но, не заметив явного протеста, осмелел и кивнул, соглашаясь. Гокудера молча кусал губу — ему это не нравилось, но кто его знает, просто паранойя взыграла или может быть реальная опасность. Десятый был взволнован не больше, чем полагалось нормальному подростку после такой просьбы.

Но оставаться наедине с просиявшей от такой новости девочкой ему, кажется, тоже не особенно хотелось. Гокудера даже понимал, почему. Вспомнить хотя бы Ламбо.

К тому же, был еще один вариант решения проблемы.

— Десятый, — медленно окликнул друга Гокудера, выпрямляясь в кресле. — У меня идея.

Ямамото ответил на звонок мгновенно, быстро приехал с коробочкой и без вопросов выпустил на волю Джиро. Обе дамы были в полном восторге от пса и никак не хотели его от себя отпускать, даже когда стало ясно, что лучше попробовать поискать след пропавшего отца и мужа, а не ждать его.

Как следует накормленный пламенем Джиро взял след от станции и деловито побежал вперед, увлекая за собой хозяина и его спутников. Из всех присутствующих Гокудера оставался единственным, кто собачьего энтузиазма не разделял, даром, что идею использовать Ямамото и Джиро он предложил сам.

Ситуация выглядела слишком наигранной и притянутой за уши, да еще раны опять давали о себе знать. Ноющая боль отнюдь не добавляла Хаято дружелюбия и тем более не уменьшала его подозрительность. Ямамото добродушно обзывал его параноиком, а Цуна… Цуна жалобно хмурился и не мог понять, что не так.

В конце концов, смирился и Гокудера. Раз уж Десятый с его фамильной интуицией считал, что все в порядке, значит, его Ураган действительно всего лишь параноик.

Размышлял Хаято уже в пути, он ворчал, ругался, но шел вслед за Джиро вместе с товарищами. Встревоженная супруга пропавшего согласилась, что на всякий случай ей стоит остаться дома, и предполагалось, что Гокудера будет держать с ней связь, но об этом тот думал меньше всего. Спутники подстраивались под его шаг, Ямамото придерживал пса, и это злило.

Когда идущие впереди друзья остановились, Гокудера от неожиданности чуть не врезался в спину Десятого.

— Все? — с подозрением осведомился он, подавив соблазн на эту самую спину опереться.

— Почти, — растерянно ответил Цуна.

— Пока да, — поправил его Ямамото, проходя еще немного вперед.

Они успели уйти довольно далеко в парковую зону на окраине Намимори и сейчас стояли перед пещерой. Пещеру, конечно, исследовали вдоль и поперек, но Джиро крутился у входа, поскуливая и делая попытки войти внутрь.

— Надо идти дальше. — Ямамото решительно скинул с плеч рюкзак и вынул из него два пакета. В одном обнаружилась еда, из второго запасливый Такеши достал два фонаря и тут же вручил один Цуне. Гокудера собрался было возмущенно заявить, что не станет ждать их возвращения и что он тоже хочет быть полезен Десятому, но прервался на полуслове, наткнувшись на умоляющий взгляд Цуны.

— Гокудера-кун, пожалуйста, останься здесь, — Савада мялся, оглядываясь на вход в пещеру, но тихий голос звучал твердо. Во всяком случае, достаточно твердо для того, чтобы Гокудера кивнул и сел на камень, выражая полную готовность быть снаружи столько, сколько потребуется.

Этой готовности он отнюдь не чувствовал, и если бы не прямая и недвусмысленная просьба Десятого, он бы не задержался ни на минуту. Отправлять его в пещеру в обществе Ямамото было не так страшно, как если бы Десятый пошел один, но все равно — дико.

Гокудера честно старался не накручивать себя. Получалось плохо, его настроение, и без того не радужное, портилось с каждой минутой.
Время шло. Часы тикали. Этот звук был слишком уж отчетливо слышен за шелестом листвы и порядком нервировал. Из пещеры не доносилось ни звука, но Гокудере постоянно чудились отблески приближающегося пламени на темных стенах. Вряд ли Ямамото или Десятый стали тратить пламя на освещение, но все-таки Гокудера каждый раз срывался с облюбованного камня и подходил к черному зеву, смотрел в него несколько секунд и, не обнаружив ничего нового, возвращался обратно.

Через полчаса его начало колотить от тревоги. Что можно делать там столько времени?! Будь он хоть немного здоровее, имей он хоть немного больше сил…

Через сорок три минуты перспектива подохнуть в этой чертовой пещере стала казаться куда более привлекательной, чем ожидание снаружи.

Через сорок девять просьба Десятого стала чем-то эфемерным и далеким, и если бы не отсутствие фонаря…

Через пятьдесят три в оставленном Ямамото пакете обнаружился еще один фонарь. Больше ждать Гокудера просто не мог — он и так сидел здесь слишком долго. Непозволительно долго.

Превозмогая боль в растревоженных ребрах, Хаято ринулся внутрь.


— И все?

— Мне хватит. Снова провал.

— Может, хватит над ним издеваться?

— Он еще ничего не понял.

— Но уже близок.

— Да. Это был последний костыль, дальше он будет справляться сам.

— Не пожалеешь?

— Ни за что. Я в него верю.

— Меньше минуты назад ты не был так оптимистичен.

— Я верю в него. Но это не мешает мне считать его идиотом.

***

Тени плясали на лице Десятого, делая его моложе и невиннее. Казалось бы, куда еще моложе и невиннее. К такому Десятому даже приближаться было страшно, не то что прикасаться. Тронь — и рассыплется.

Строго говоря, рассыпаться полагалось бы Гокудере.

— Ты действительно в порядке, Гокудера-кун? — Цуна смотрел с сочувствием.

Хаято попытался улыбнуться, чувствуя, как тянет кожу пластырь на правой щеке.

— Конечно, Десятый. В полном.

Цуна неуверенно улыбнулся в ответ.

— Врешь ведь.

— Вру.

Естественно, ни о каком порядке речи не шло. И, когда Ямамото с разбегу повис на его плечах, Гокудера не удержался от гневного вопля пополам с руганью. Ямамото только смеялся и трепал его по волосам, а Гокудера выворачивался и огрызался, но это никого не обманывало — было приятно. И пусть Ямамото и так заглядывал к нему через день, этого все равно оказалось мало. Десятый появлялся и того реже, занятый тренировками и учебой, а телефон Хаято вернули не сразу. Не иначе, как Шамал постарался.

Гокудере оставались аудиокниги, — компьютер и книги бумажные тоже отобрали, дескать, голова и так пострадала, нечего глаза лишний раз напрягать; общество докторов, а позже, когда выписали — Ямамото. Тренироваться с динамитом и тем более с коробочками ему и вовсе запретил лично Реборн. Приходилось слушаться, тем более что Цуна его всецело поддерживал.

По Десятому Гокудера скучал больше всего. И сейчас, когда он наконец-то мог просто пройти по улице рядом с ним, почти в нормальном темпе, да еще и с Ямамото, повисшим на шее — тот рассчитывал силы и не наваливался слишком сильно, — сейчас Гокудера был счастлив.
Светило солнце, тень от листвы ложилась на лица и на тротуар. Цуна улыбался шуткам Ямамото, щурился, глядя на небо, и вообще был, кажется, на редкость доволен жизнью.

Гокудера просто не мог ожидать, что этот день и закончится хорошо. Он оказался прав.

Реборн ждал их у входа в школу, опираясь на капот шикарного черного авто. Абсолютная классика жанра: мафиози в шляпе и строгом костюме. Разве что рубашка у Реборна была снова желтая, и это яркое пятно сильно бросалось в глаза.

— Все в жизни повторяется дважды, но в виде драмы — только однажды, второй раз — насмешки вроде бы, в виде пародии, только пародии. — Прозвучало вместо приветствия.

Реборн определенно кого-то цитировал, и эта философская меланхолия в его голосе пугала Гокудеру куда больше, чем если бы он орал и размахивал пистолетом. В любом случае ничего приятного это не предвещало.

— Опять неприятности? — предположил Ямамото, поправляя на плече ремень сумки.

Реборн молча кивнул на машину, мол, забирайтесь, и сам сел за руль.

— Задача, — невыразительным тоном сказал он, выруливая на центральную улицу, — имеющимися ресурсами выгнать из гнезда шайку отморозков, которые решили, что в Японии они могут делать, что хотят. Дон Тимотео настоял на том, чтобы его наследник сделал это лично. Цуна, можешь взять с собой тех, кого хочешь.

На лице Цуны был написан ужас.

— Все ваше оружие я забрал.

Гокудера задохнулся от возмущения.

— А Десятого спросили?!

— Приказ дона… — начал было Реборн, но был перебит.

— Тише, Гокудера-кун. Все в порядке.

На несколько секунд в машине воцарилась тишина, даже Реборн в зеркало заднего вида безмолвно разглядывал Цуну. А тот обхватил себя руками за плечи и смотрел за окно, закусив губу, бледный и хмурый настолько, что у Гокудеры повторно перехватило дыхание — теперь от восхищения.

— Никчемный Цуна вырос, — хмыкнул в конце концов Реборн, снова сосредоточившись на дороге. – Хаято, если не слушаешь голоса разума, послушай своего босса.

Остаток дороги прошел в молчании: Ямамото пялился на дорогу и подкидывал в руке коробочку, Цуна невидящим взглядом смотрел на спинку сидения Ямамото и беззвучно шевелил губами, будто уговаривая самого себя, а Гокудера не мог оторвать глаз от босса и друга.

«Послушай своего босса».

Невольно вспомнился этот многоуровневый сон, реальный настолько, что после пробуждения утром Гокудера долго не мог понять, где он и куда делась пещера. Было опасение, что это новый виток сна, но щепок за руку вышел ощутимым, а больше никаких способов проверить не было. Если сон — так тому и быть.

Если нет… Нельзя допустить, чтобы Десятый попал в опасность.

Если это значит ослушаться приказа... Раньше бы Гокудера не раздумывал. Благополучие Десятого превыше всего.

Прямо сейчас, когда он смотрел на Цуну, Хаято думал, что превыше всего все-таки слово. Слово Цуны или слово, данное ему, не важно. В любом случае выходило так, что Гокудера был последним кретином, не доверяя никому, кроме себя, защиту Десятого. Правая рука, конечно, должна быть на страже жизни босса, но, наверное, это может быть и ни к чему?

Десятый судорожно сжал пальцы у себя на плечах, и Гокудера не выдержал, накрыл их ладонью. Цуна, кажется, даже не осознал жеста, но слегка расслабил пальцы в ответ на неуверенные поглаживания.

Необъяснимым образом стало спокойней.

— На месте. — Реборн припарковался на окраине города, кажется, последний ряд домов, дальше уже поля. И никто здесь практически не живет, а сейчас, похоже, и вовсе не было ни души. — Дальше вы сами и пешком.

Пока доставали оружие и сдавали Реборну коробочки: «Сам вас убью, если используете лишний раз!», — Гокудера нервничал.

Когда только открыли багажник, у него было одно желание — схватить перевязь с шашками, нацепить пояс с коробочками и рвануть вперед самому. Тут же сам Десятый! Ему же нельзя!

Но вот именно, что это был Десятый.

Не важно, что это было — сны, галлюцинации, мороки. Но они были. И Цуна уже столько раз страдал из-за того, что его упертая Правая рука просто не могла ему довериться. Даже в таком состоянии — не смогла, хотя, казалось бы, какого ж хрена?!

Это же — Десятый.

Это же его Цуна, которого Гокудера столько раз видел в деле: и в сложных ситуациях, и в простых, и в реальных боях, и на тренировках, и… — это же Цуна.

— Десятый, — Хаято неуверенно замер, держа в руках перевязь. В его нынешнем состоянии он был скорее обузой и не мог этого не понимать.

— Гокудера-кун, все в порядке, — Цуна слегка улыбнулся, натягивая варежки. — Просто оставайся здесь.

— Держи, — Ямамото передал ему нетбук и наушник. — Будешь следить.

— Вы справитесь, Десятый. Ямамото. — В голосе не было ни намека на вопрос.

Взгляд Десятого был благодарным.

Реборн рядом удивленно хмыкнул, и почему-то показалось, что не только он.

— Слушайте, — наставник повернулся к «боевой группе». — Вам нужно всего лишь припугнуть их и заставить уйти. Цель — прямо, три квартала вперед. Шуметь можно и нужно.

Неподвижность далась Гокудере еще тяжелее, чем далось бы движение, особенно когда Десятый рванул вперед на пламени, а следом за ним побежал Ямамото.

— Ураган, сердце атаки, тоже мне… — Гокудера отвернулся, скрывая нервозность за ворчанием. Поскреб щеку через пластырь — чертова царапина опять чесалась. Поправил наушник. Пока ничего интересного слышно не было, и две точки двигались по электронной карте размеренно, хоть и с разной скоростью.

— Иногда сердце атаки и острие атаки — не одно и то же, — голос Реборна звучал до странного ровно и отстраненно, как будто он думал о чем-то своем.

Как-то некстати вспомнилось, что Аркобалено Урагана был спокойный внешне и доброжелательный Фон. Ураган бывает и таким?

Но потом началась операция, и стало не до размышлений.

Впрочем, так же неожиданно и быстро, как началась, она и закончилась. Ни помощь, ни вмешательство Гокудеры не потребовались, но было приятно чувствовать себя причастным, особенно когда Ямамото и Десятый почти хором отчитывались.

— Порядок, Гокудера-кун.

— Все чисто, Гокудера.

Сияющие глаза благополучно вернувшегося Десятого убедительно доказывали: иногда Ураган должен просто оставаться позади, чтобы его Небу было спокойнее. Чтобы Небо стало сильнее.

Пока Цуна и Ямамото по очереди докладывали Реборну о результатах проведенной операции, Гокудера ими совершенно бессовестно любовался, сидя прямо на земле.

Домой шли той же компанией, уже вечером. Реборн довез их до школы,и предложил прогуляться, и друзья не стали спорить.
Цуна по дороге пару раз поинтересовался, точно ли Хаято в порядке, слишком уж Гокудера был тих и задумчив. А у Гокудеры всего лишь открылись глаза на мир, и этот новый мир был прекрасен. Весь, с Десятым во главе.

Ямамото в этот раз оставил их на полпути, свернув к своему дому. После его ухода Десятый еще больше замедлил шаг. Теперь это уже никак нельзя было списать на заботу о больном товарище, которому быстрый темп ходьбы тяжело дается.

— Десятый, — осторожно окликнул Гокудера друга. Цуна обернулся с такой готовностью, что стало даже неловко. – Все в порядке?

— Да, — улыбка Десятого была неуверенной, но светлой, как всегда. — Просто… — он повел плечами, потянулся, закидывая руки за голову. — Хорошо. Удачно закончили.

Гокудера энергично кивнул. Действительно — удачно.

— Извини. Я был идиотом, — как-то само собой сорвалось с языка то, вокруг чего крутились мысли всю дорогу.

Признаваться в собственной глупости оказалось не так неприятно, как Гокудера ожидал. Может, потому, что сейчас перед ним стоял живой и здоровый Десятый, разве что уставший после насыщенного дня.

— Ты — прекрасный босс, и я счастлив, что иду за тобой.

Удивление и радость Джудайме были заметны невооруженным глазом. Но уже в следующую секунду Цуна смутился и рванул обратно, неловким жестом поймал Гокудеру за рукав.

— Ну что ты такое говоришь, Гокудера-кун…

От этого благодарного «Гокудера-кун» в этот раз перехватило дыхание. Цуна, впрочем, быстро выпустил руку друга и даже отошел на полшага.

Если и это тоже сон, то сон определенно счастливый, с хорошим концом, и после него одно удовольствие будет просыпаться.
Впрочем, был один очень хороший способ проверить.

— Десятый, ты сейчас не дерись, ладно?

— Гокудера—ку..?

Все-таки сон. В реальности даже их мягкий и добрый Десятый бы вырвался, будучи пойманным в охапку и поцелованным с энтузиазмом, который вполне компенсировал отсутствие опыта.

— Гокудера-кун? — оторопело выдохнул он, когда Гокудера отшатнулся.

Вот черт. Этот сон придется досмотреть до конца? Выплеск адреналина тот еще, но вот же он, Десятый, стоит и смотрит на него, моргая и безотчетно облизывая губы.

Такой красивый.

Мысль застряла в голове и уходить не желала.

— Зачем? — голос Десятого звучал жалобно.

— Я… Десятый, я… — Гокудера сжал руки в кулаки.

«Я безмерно виноват перед тобой, Десятый, этого не повторится!»? «Я сожалею, Десятый!»? «Я не должен был этого делать, Десятый!»?

— ...Можно еще?

Цуна вспыхнул до корней волос. Но не убежал, значит, шанс есть.

Молчание тяготило. Гокудера хотел все-таки извиниться, пообещать больше так не делать, что угодно пообещать, лишь бы Десятый не смотрел на него с таким выражением лица. Хаято уже подобрал слова и набрал воздуха в грудь, когда взгляд Цуны прояснился и потеплел, и Десятый осторожно улыбнулся.

— Можно.

Почему-то было отчетливое ощущение, что с этого момента их совместная жизнь и деятельность начинается заново. Как будто кто-то могущественный перелистнул страницу и начал новую главу, совсем непохожую на предыдущие.
А целоваться, кстати, Десятый умел ничуть не лучше его.

Эпилог

— Не пожалел? — с улыбкой поинтересовался Вонгола Примо, сложив руки на груди.

— Не пожалел, — Джи хмыкнул и довольно натурально сделал вид, что вытирает пот со лба. — Джотто, я пару сотен седых волос себе заработал с этим упрямцем. Так мастерски обходить все верные варианты!

— Ты хочешь сказать — единственный вариант? — мягко отозвался Примо, наблюдая за потомком.

— Ну, да. — Джи отмахнулся, оперся на его плечо локтем. — Но сколькими путями он мог до него дойти!

— Немногими. Не беспокойся, Джи. Он все-таки справился.

Потомки творили зачатки непотребства, положенным образом при этом смущаясь. До настоящего непотребства им, конечно, оставалось еще несколько дней смущения и взаимных переглядок, но для двух отчаянно влюбленных и нерешительных душ и этого было с избытком.

— Но, согласись, я молодец — уместить все это во сне.

— Несомненно, — Примо рассмеялся, бросил короткий взгляд на друга. — Нам пора идти. Задачу мы выполнили.

— Пойдем. Но Спейду я теперь, конечно, хорошенько должен.

Потомки не обратили внимания на легкие облачка необычного цвета. Сейчас они были слишком сильно заняты друг другом.

@темы: слэш, авторский фик, Reborn Nostra: Танец Пламени, команда пламени Урагана, Reborn Nostra: Танец Пламени - задание 2: фик, PG-13