Автор: Команда Millefiore
Бета: Команда Millefiore и анонимный доброжелатель
Герои (Пейринг): Бьякуран, Цуна, Шоичи, Генкиши, Закуро, Ямамото
Категория: джен
Рейтинг: PG
Жанр: юмор, стеб
Размер: 2650 слов
Саммари: Игры, в которые играет Бьякуран
Дисклаймер: все принадлежит Амано
Примечания: фик написан на конкурс Reborn Nostra на дайри, тема "Игры в которые играет мафия"
Предупреждения: ООС, альтернативный юмор
Дождь гладил кожу прохладными пальцами, стекал, рисуя влажные узоры.
Ночь пропиталась его запахом — немного пряным и свежим.
Бьякуран с наслаждением подставлял лицо дождю и улыбался — легко и свободно.
Каждая капля была целым миром, который разбивался на сотни хрустальных брызг. Тихо, почти незаметно. Целый мир — капля дождя. Поймай на ладонь, и не останется ничего, кроме осколков.
Бьякуран любил дождь.
В неверном свете фонарей его фигура казалась призрачной, дрожащей как пламя свечи. Из-под лопаток, прорывая одежду, вырастали два огромных белых крыла. Он застыл — словно статуя прекрасного ангела, сотканного из дождя. Крылья дрогнули, готовые к полету, готовые в любое мгновение унести его куда угодно — за облака, к звездам.
Он — дождь, который всегда падал вверх.
Бьякуран любил летать.
В окнах приземистого замка, находящегося перед ним, горел свет. Яркие и резкие квадраты окон разбивали мрачную громаду стены словно ряды битых пикселей.
Ненастоящее.
Виртуальный мир, скрытый за погасшим экраном, в гудении проводов.
Просто игра, которая никогда не начиналась и которой никогда не суждено было кончиться. Бьякуран знал об этом как никто другой. Бесконечность миров, бесконечность капель, бесконечность ходов.
Мир свихнувшихся шахматных фигур — хрупких и непоследовательных.
Там, за каменной стеной замка уже начинала разворачиваться еще одна партия — декорации были готовы, зрители, статисты и участники собрались. Все ждали только его - последнюю фигуру на доске, ходы которой никто не мог предсказать.
Бьякуран поднял голову, заглянул в провал единственного темного окна и мечтательно улыбнулся. Он знал, что для дождя, идущего вверх, не существовало преград из камня и стекла.
Сегодня его ночь.
Ночь белого ферзя, который может пойти как угодно.
Бьякуран любил игры.
***
Наслаждение полетом было недолгим, потому что приземлился Бьякуран на балконе первого этажа. Впрочем, полетать он мог и в любое другое время, а вот шанс красиво появиться там, откуда никто не ожидал, представлялся не так часто.
В комнате за балконной дверью было темно. Идеально: его белая фигура будет графично вырисовываться на фоне тусклого фонаря за окном. Осталось только придумать что-нибудь, что заставит поскорей подтянуться в комнату остальных участников спектакля, и тогда…
Джессо Бьякуран картинным жестом толкнул дверь. Затем подергал за ручку. И снова толкнул. С предсказуемым результатом.
Этого он не учел.
Опыт подсказывал ему, что с дверьми такое случается, но с балконными ему везло достаточно часто, чтобы перестать беспокоиться на их счет.
Бьякуран прикинул свои дальнейшие действия. Спускаться вниз и заходить через парадную дверь он по-прежнему не собирался. В конце концов, сегодня главным действующим лицом представления был он, и поэтому не намеревался сдаться так просто.
Его взгляд зацепился за открытую форточку, как нос собаки-ищейки за кровавый след, в мозгу отчетливо вспыхнули картинки последовательных действий, и спустя мгновение у него был готов План.
Бьякуран любил простые и эффектные решения, которые приносили максимальную выгоду при минимуме затрат, и не делал из этого секрета. Но на этот раз План содержал два важных условия выполнения. Во-первых, об этом никто не должен был узнать. Во-вторых, об этом никто не должен был узнать никогда.
Бьякуран окинул оценивающим взглядом форточку еще раз. Она не вызывала избытка доверия своим узким проемом, но босс Мильфиоре не был бы боссом Мильфиоре, если бы не умел рисковать и гулять без страховки над бездной подобно безумному канатоходцу.
Бьякуран приставил к стене пластиковый стул, забрался на него и, подтянувшись, принялся очень осторожно продираться в комнату.
Когда пролезли голова и плечи, он не сдержал легкой победной улыбки — его расчеты были безупречны, как всегда, и…
И…
Бьякуран сделал попытку податься назад, затем с силой рванулся вперед… Безуспешно. Он оказался намертво зафиксирован и, только тогда, с какой-то отрешенной, почти светлой тоской подумал, что прежде чем лезть, надо было убрать крылья.
***
Савада Цунаеши возник на пороге комнаты нервно и воровато оглядываясь. Он плотно прикрыл за собой дверь, плюхнулся в кресло и с облегчением вздохнул. Прием, на котором две сильнейшие организации Италии должны были стать союзниками, его утомил, не успев начаться. Офицерский состав семьи Мильфиоре порядком его напрягал, и он был рад открывшейся возможности сбежать, когда Гокудера случайно поджег занавески.
Что характерно, собственные Хранители никогда не вызывали у Десятого босса Вонголы ни смутного, ни тем более явного чувства, что с ними что-то не так.
Но сейчас ему нужен был отдых ото всех — блаженные пятнадцать минут полного уединения, тишины и покоя. Возможность расслабиться в уютном мягком кресле, пока…
Его взгляд случайно скользнул по оконному проему напротив, и от парализующего страха Савада Цунаеши не сумел даже закричать.
— Э-э, — протянул он почти мучительно и вжался в кресло, с ужасом глядя на белый силуэт, наполовину торчащий из форточки.
Бьякуран мило улыбнулся.
— Кажется, сегодня я превзошел сам себя по части эффектных появлений.
Сглотнув, Цуна растерянно огляделся, словно пытаясь убедиться, что на Бьякуране в форточке сюрпризы в этой комнате заканчиваются. Затем заставил себя поднять на него взгляд, старательно думая, что сказать.
Бьякуран приготовился ждать: за недолгое время знакомства с Савадой Цунаеши он успел привыкнуть к тому, что Десятому боссу Вонголы часто требовалось дополнительное время.
— Д-добрый вечер, — спустя минуту наконец нашелся Цуна.
— И тебе добрый вечер, Цунаеши-кун, — вежливо отозвался Бьякуран и замолчал, потому что в этот момент понял, что больше ему сказать, в общем-то, нечего.
В комнате воцарилась неловкая тишина, которую нарушали только едва различимые из-за стены голоса и музыка.
Савада Цунаеши решил, что уже, пожалуй, почти скучает по обществу оставшейся в зале компании, но его гиперинтуиция подсказывала, что просто так развернуться и уйти было бы невежливо.
Они помолчали еще немного, прежде чем Цуна снова решился подать голос.
— Простите, Бьякуран-сан, вы не обидитесь, если я задам вам один… нескромный вопрос?
Бьякуран взглянул на него почти с нежностью и улыбнулся. Надо сказать, что это потребовало от него некоторых усилий: шея начала затекать.
— Ну что ты, Цунаеши-кун. Какие теперь у меня могут быть от тебя секреты?
Савада помялся и, понизив голос до шепота, проникновенно заглянул ему в лицо.
— Вы там случайно не застряли?
Бьякуран рассмеялся — мягко и приторно, как всегда, когда думал про циркулярные пилы, крючья и скальпели.
— Я опасаюсь представить, что могло натолкнуть тебя на эту мысль. Неужели то, что я в комнате только наполовину?
На лице Цуны отразилось задумчивое выражение, прежде чем он решился на всякий случай уточнить другую важную деталь, о которой Бьякуран, по его мнению, мог не подозревать:
— И другой половиной на балконе.
— Быть не может, Цунаеши-кун. Должно быть, это все проделки иллюзиониста Вонголы, — с наигранным беспокойством откликнулся Бьякуран. — Даже не представляю, что мне теперь делать.
Чего-чего, а клеветы в адрес своих друзей Цуна допустить не мог. Набрав в легкие побольше кислорода, он собрался возмутиться, что Мукуро никогда не позволил бы себе ничего подобного, но не успел.
Дверь распахнулась.
Цуна вздрогнул и обернулся. На пороге стоял Ирие Шоичи без очков и подслеповато щурился.
— Савада-сан? Это вы?
— Я, — ответил Цуна и не сдержал вздоха облегчения. — Ну, раз все меня обыскались, пожалуй, пора вернуться.
Он сделал несколько торопливых шагов по направлению к двери, но Шоичи преградил ему путь.
— Нет-нет, Савада-сан. У меня к вам очень серьезный разговор, и вы меня выслушаете. Здесь, где нам никто не помешает.
Цуна покосился на Бьякурана, который с интересом за ними наблюдал, собрался что-то сказать, но Шоичи его перебил.
— Дело в том, что я хочу, чтобы вы поняли одну вещь, — сказал он. — Что бы ни делал Бьякуран, как бы себя любезно ни вел, вы должны помнить: он очень опасный человек. Человек, который знает наперечет все возможные ваши ходы. Человек, который будет играть с судьбой каждого, кто ему попадется, подобно богу. Вы должны быть предельно внимательны и осторожны, Савада-сан: не доверяйте ему. Семья Мильфиоре всегда вела только опасные и жестокие игры.
Савада Цунаеши действительно слушал очень внимательно и напряженно. Когда Шоичи закончил, он нервно сглотнул и понизил голос до шепота.
— А… а ты никого кроме меня случайно больше не видишь?
Шоичи недоуменно пожал плечами и, нахмурившись, покрутил головой. Очки он всегда считал исключительно декоративным элементом своего образа компьютерного гения и никогда не сомневался, что способен хорошо видеть и без них.
— Кого например? Здесь только мы, — нахмурился Шоичи.
— Шо-тян, подойди поближе к окну, — не выдержал наконец Бьякуран.
Шоичи протяжно вздохнул и прикрыл глаза. Голос его стал совсем тихим.
— Знаете, Савада-сан, иногда мне кажется, что он следит за мной, где бы я ни был. Даже сейчас.
— Шо-тян, — немного громче позвал Бьякуран.
— Иногда мне кажется, что я слышу, как меня зовет его голос. И тогда мне становится…
— Шо-тян, это была очень увлекательная рекламная пауза. Прости, что разочаровываю, но я тут немного застрял. У тебя ровно минута на то, чтобы привести помощь, и тогда, может быть, я сделаю вид, что ничего не слышал.
***
— Вы не пострадаете, Бьякуран-сама.
Бьякуран приторно улыбнулся.
— Закуро. Закуро, прежде чем ты разрушишь эту стену, давай немного вспомним математику. Ответь мне на один вопрос, Закуро. Сколько раз в день ты ешь?
Закуро неопределенно пожал плечами и почесал ухо.
— Никогда не задумывался, Бьякуран-сама.
— Я, я знаю сколько, я специально считала! — встряла с самодовольным видом Блюбелл. — Девять раз он жрет! За десятерых. Первое, второе, десерт и компот.
Закуро смерил ее флегматичным взглядом и промолчал. Бьякуран ласково прищурился.
— Как чудесно, правда, Закуро? Есть девять раз в день. А теперь давай с тобой вспомним, в какую сумму нам обошлась аренда этого премилого памятника архитектуры. И на секунду представим, что будет, если после нашего премилого праздника здесь не досчитаются стены. Как ты думаешь, Закуро, сколько раз в день ты будешь есть после того, как я получу счет?
— Три? — с равнодушным видом предположил Закуро и зевнул. Числа и математика еще со школьной скамьи наводили на него тоску и сонливость.
Бьякуран весело рассмеялся.
— Я удивлю тебя, мой верный офицер, но ни одного раза. Потому что после того, как получу счет, я вырежу из тебя органы и продам, чтобы прокормить себя, бедную Блюбелл и остальных. Поэтому сейчас ты уберешь свое Пламя и тягу к разрушениям подальше и постараешься придумать что-нибудь получше.
В комнате повисло напряженное молчание. Все собравшиеся негласно поделились на три лагеря: меньшинство, а точнее Бьякуран и Генкиши, думали, что предпринять, другие с разной степенью старания делали вид, что думают, а в третью группу отделился Ямамото Такеши. Он бессмысленно, но искренне, от всей широты своей доброй души улыбался и доедал шоколадную плитку.
Затянувшееся молчание оборвалось только тогда, когда Бьякуран понял, что уже не может выносить неубедительные и мучительные попытки Савады Цунаеши показать на лице неравнодушие, сострадание и напряженную мозговую деятельность.
— Что ж, думаю, у меня все-таки появился план, — с мягкой улыбкой сказал, наконец, Бьякуран, и все заметно оживились. — Учитывая обстоятельства…
— Давайте сыграем, — вдруг привлек внимание к себе Ямамото и продемонстрировал всем скомканную фольгу от шоколадки, достаточно неприличной формы. — Я слепил самолет. Кто запустит его дальше всех, получит какой-нибудь приз.
На секунду снова воцарилось молчание. Все взоры были направлены на Ямамото Такеши. Затем — на «самолет» в его руке. И снова на Ямамото.
На «самолет».
На Ямамото.
На «самолет»…
— Бейсбольный придурок, — подал голос Гокудера Хаято. — Из этого куска фольги такой же самолет, как из дерьма пуля. Если уж на то пошло, то он скорее напоминает банан.
— Я бы сказал, что он напоминает, но здесь дети, — счел своим долгом сообщить Кикио.
— Тонфа, — негромко бросил Хибари.
— Нет. Мне как Призрачному рыцарю очевидно, что это меч, — мрачно констатировал Генкиши.
— Тонфа, — повторил Хибари.
— Меч, — нахмурился Генкиши. Он никогда не сдавался так просто.
— Тонфа, — громче сказал Хибари, - по каждому, кто не согласен, что это фольга.
— Это меч, — возразил Генкиши и предупреждающе положил ладонь на рукоять катаны.
Сказать, что в этот момент Бьякуран чувствовал себя забытым и никому не нужным, значило ничего не сказать. Он словно очутился в шкуре ребенка, в честь дня рождения которого устроили праздник, но на деле все собрались только чтобы обсудить свои личные проблемы. Бьякуран почувствовал, как в его сердце дрогнули какие-то струны, о которых он раньше не подозревал, но виду не подал и решил вернуть себе долю законного внимания.
— Отлично. Теперь, когда мы все наглядно убедились, что каждый видит то, что хочет, я предлагаю все-таки вернуться и к второстепенной проблеме в лице меня. Цунаеши-кун, — ласково улыбнулся Бьякуран, — думаю, вся надежда только на тебя.
Савада Цунаеши вздрогнул, потому что уже пару минут не следил за происходящим, пытаясь уговорить Ламбо потерпеть до туалета.
— А? — спросил он с озадаченным видом. — Бьякуран-сан, вы мне что-то сказали?
— Да, да и еще тысячу раз да, мой маленький, но отважный и самоотверженный друг. Тебе и только тебе я доверяю это сделать.
Цуна моргнул. Он даже приблизительно не мог представить, что именно. Заметив его отсутствующий взгляд, Бьякуран решил пояснить. На всякий случай.
— Ты вытащишь меня с помощью Пламени предсмертной воли. Думаю, это мой единственный шанс.
Гиперинтуиция Савады Цунаеши, помимо иронии и сарказма, так же игнорировала намеки и скрытые угрозы. Бьякурану хватило одного взгляда в глаза Десятого босса Вонголы, чтобы понять это и быстро исправиться.
— Иными словами, — мягко сказал он, — я убью тебя и всех твоих хороших добрых друзей, если у тебя не получится.
Цуна испуганно задрожал.
— Вы… вы мне угрожаете?
Бьякуран приторно улыбнулся.
— Нет, что ты, — начал было он, но к счастью быстро вспомнил, с кем имеет дело, и вовремя спохватился. — «Нет, что ты» — хотел бы сказать я, но к сожалению, да. Я действительно угрожаю тебе и всей твоей семье.
— А… а как же наше перемирие? — в добрых, честных и наивных глазах Савады Цунаеши отразились ужас и неверие.
— Перемирие, — с задумчивой улыбкой протянул Бьякуран, — думаю, его мы отложим до лучших времен.
— Но я даже не представляю, что делать! И как вас вообще оттуда…эээ… тянуть или толкать?
— Тебе придется перепробовать все, пока что-нибудь не сработает.
Савада опустил голову и сжал руку в кулак. Ради своих друзей, ради своей семьи он должен был попытаться. Надо было только вспомнить, кто он. Вспомнить, что в его жилах текла кровь Примо Вонголы. Вспомнить лица всех тех, кто стоял с ним все это время плечом к плечу несмотря ни на что. Он высоко поднял голову, и его взгляд уже не был прежним.
— Хорошо, — негромко сказал он и сделал шаг к Бьякурану.
Призрачный рыцарь преградил ему путь быстро и бесшумно, как скользнувшая тень. Он возвышался над ним, обнажив меч и испепеляя взглядом.
— Ни один из вас, личинок опарышей, не осквернит своими грязными лапами моего бога.
Бьякуран моргнул и приторно улыбнулся.
— Я так не думаю.
Генкиши стоял ровно, не шелохнувшись, словно скала, и жестко смотрел прямо перед собой.
— Не беспокойтесь, Бьякуран-сама. Я никому не позволю к вам приблизиться. Даже если вы прикажете мне обратное, — мрачно и почти обреченно сказал он. — Я верен своему долгу несмотря ни на что.
— Генкиши, у меня все еще хранятся те фотографии, — мягко сообщил Бьякуран и улыбнулся. Он не был бы собой, если бы не оставался идеальным кукловодом в любой ситуации. — И я выложу их на Фейсбук, если продолжишь мешать нашему другу.
Генкиши нахмурился, но не двинулся с места.
— Тот косплей был неплох. Фотограф не умел снимать. Грязь, — с ненавистью бросил он.
— Да, тебе крупно не повезло. И теперь все увидят твои складки на животе, — с притворным сочувствием сказал Бьякуран и вздохнул.
Призрачный рыцарь помедлил еще мгновение и убрал меч в ножны. Затем достал из кармана пузырек антисептического геля для рук, опустился на корточки и принялся протирать им ладони Десятого босса Вонголы.
— Это был не жир, — тихо сказал Генкиши. — Так легла ткань. Если сесть в плаще Акацук, складки практически неизбежны.
Он распрямился и шагнул вбок, пропуская Саваду.
***
Двое — Джессо Бьякуран и Савада Цунаеши, боссы самых влиятельных семей Италии, обессиленно лежали на полу, прислонившись плечом к плечу.
В воцарившейся тишине словно замерло время.
Ветер, врывавшийся в форточку, гонял по комнате белые перья.
Ими было усыпано все: мебель, пол, Хранители Вонголы, истинные и ложные Погребальные Венки.
Все стало белым, словно этой теплой итальянской ночью выпал рождественский снег.
Бьякуран смотрел в потолок и блаженно улыбался.
Определенно, из сотрудничества с Савадой можно было извлечь свою выгоду, если правильно подобрать подход.
— Поздравляю, Цунаеши-кун, — негромко и торжественно сказал Бьякуран. — Ты неплохо справился с моим тестом. Признаться, меньшего от твоих способностей я не ожидал. Думаю, из наших семей получатся отличные союзники.
Поймав на себе взгляды всех собравшихся, Бьякуран хищно и загадочно улыбнулся. Отступать было некуда.
— Для всех ведь теперь очевидно, как здорово я все спланировал с самого начала?
Два десятка пар глаз смотрели на него со всех концов комнаты, не отрываясь. По-прежнему царило молчание.
— Э-эм…— неопределенно протянул, наконец, Шоичи.
— Шо-тян? Готов спорить, ты догадался одним из первых.
Тот тяжело вздохнул и покосился на Генкиши. Призрачный рыцарь ответил презрительным взглядом и потянулся к мечу.
— Э… да, — поспешно соврал Шоичи. — Это было с вашей стороны очень… очень…
— Хитроумным ходом, Бьякуран-сама, — с бесстрастным видом пришел ему на помощь Кикио.
Бьякуран самодовольно улыбнулся.
Самый опасный игрок из всех.
Ночь пропиталась его запахом — немного пряным и свежим.
Бьякуран с наслаждением подставлял лицо дождю и улыбался — легко и свободно.
Каждая капля была целым миром, который разбивался на сотни хрустальных брызг. Тихо, почти незаметно. Целый мир — капля дождя. Поймай на ладонь, и не останется ничего, кроме осколков.
Бьякуран любил дождь.
В неверном свете фонарей его фигура казалась призрачной, дрожащей как пламя свечи. Из-под лопаток, прорывая одежду, вырастали два огромных белых крыла. Он застыл — словно статуя прекрасного ангела, сотканного из дождя. Крылья дрогнули, готовые к полету, готовые в любое мгновение унести его куда угодно — за облака, к звездам.
Он — дождь, который всегда падал вверх.
Бьякуран любил летать.
В окнах приземистого замка, находящегося перед ним, горел свет. Яркие и резкие квадраты окон разбивали мрачную громаду стены словно ряды битых пикселей.
Ненастоящее.
Виртуальный мир, скрытый за погасшим экраном, в гудении проводов.
Просто игра, которая никогда не начиналась и которой никогда не суждено было кончиться. Бьякуран знал об этом как никто другой. Бесконечность миров, бесконечность капель, бесконечность ходов.
Мир свихнувшихся шахматных фигур — хрупких и непоследовательных.
Там, за каменной стеной замка уже начинала разворачиваться еще одна партия — декорации были готовы, зрители, статисты и участники собрались. Все ждали только его - последнюю фигуру на доске, ходы которой никто не мог предсказать.
Бьякуран поднял голову, заглянул в провал единственного темного окна и мечтательно улыбнулся. Он знал, что для дождя, идущего вверх, не существовало преград из камня и стекла.
Сегодня его ночь.
Ночь белого ферзя, который может пойти как угодно.
Бьякуран любил игры.
***
Наслаждение полетом было недолгим, потому что приземлился Бьякуран на балконе первого этажа. Впрочем, полетать он мог и в любое другое время, а вот шанс красиво появиться там, откуда никто не ожидал, представлялся не так часто.
В комнате за балконной дверью было темно. Идеально: его белая фигура будет графично вырисовываться на фоне тусклого фонаря за окном. Осталось только придумать что-нибудь, что заставит поскорей подтянуться в комнату остальных участников спектакля, и тогда…
Джессо Бьякуран картинным жестом толкнул дверь. Затем подергал за ручку. И снова толкнул. С предсказуемым результатом.
Этого он не учел.
Опыт подсказывал ему, что с дверьми такое случается, но с балконными ему везло достаточно часто, чтобы перестать беспокоиться на их счет.
Бьякуран прикинул свои дальнейшие действия. Спускаться вниз и заходить через парадную дверь он по-прежнему не собирался. В конце концов, сегодня главным действующим лицом представления был он, и поэтому не намеревался сдаться так просто.
Его взгляд зацепился за открытую форточку, как нос собаки-ищейки за кровавый след, в мозгу отчетливо вспыхнули картинки последовательных действий, и спустя мгновение у него был готов План.
Бьякуран любил простые и эффектные решения, которые приносили максимальную выгоду при минимуме затрат, и не делал из этого секрета. Но на этот раз План содержал два важных условия выполнения. Во-первых, об этом никто не должен был узнать. Во-вторых, об этом никто не должен был узнать никогда.
Бьякуран окинул оценивающим взглядом форточку еще раз. Она не вызывала избытка доверия своим узким проемом, но босс Мильфиоре не был бы боссом Мильфиоре, если бы не умел рисковать и гулять без страховки над бездной подобно безумному канатоходцу.
Бьякуран приставил к стене пластиковый стул, забрался на него и, подтянувшись, принялся очень осторожно продираться в комнату.
Когда пролезли голова и плечи, он не сдержал легкой победной улыбки — его расчеты были безупречны, как всегда, и…
И…
Бьякуран сделал попытку податься назад, затем с силой рванулся вперед… Безуспешно. Он оказался намертво зафиксирован и, только тогда, с какой-то отрешенной, почти светлой тоской подумал, что прежде чем лезть, надо было убрать крылья.
***
Савада Цунаеши возник на пороге комнаты нервно и воровато оглядываясь. Он плотно прикрыл за собой дверь, плюхнулся в кресло и с облегчением вздохнул. Прием, на котором две сильнейшие организации Италии должны были стать союзниками, его утомил, не успев начаться. Офицерский состав семьи Мильфиоре порядком его напрягал, и он был рад открывшейся возможности сбежать, когда Гокудера случайно поджег занавески.
Что характерно, собственные Хранители никогда не вызывали у Десятого босса Вонголы ни смутного, ни тем более явного чувства, что с ними что-то не так.
Но сейчас ему нужен был отдых ото всех — блаженные пятнадцать минут полного уединения, тишины и покоя. Возможность расслабиться в уютном мягком кресле, пока…
Его взгляд случайно скользнул по оконному проему напротив, и от парализующего страха Савада Цунаеши не сумел даже закричать.
— Э-э, — протянул он почти мучительно и вжался в кресло, с ужасом глядя на белый силуэт, наполовину торчащий из форточки.
Бьякуран мило улыбнулся.
— Кажется, сегодня я превзошел сам себя по части эффектных появлений.
Сглотнув, Цуна растерянно огляделся, словно пытаясь убедиться, что на Бьякуране в форточке сюрпризы в этой комнате заканчиваются. Затем заставил себя поднять на него взгляд, старательно думая, что сказать.
Бьякуран приготовился ждать: за недолгое время знакомства с Савадой Цунаеши он успел привыкнуть к тому, что Десятому боссу Вонголы часто требовалось дополнительное время.
— Д-добрый вечер, — спустя минуту наконец нашелся Цуна.
— И тебе добрый вечер, Цунаеши-кун, — вежливо отозвался Бьякуран и замолчал, потому что в этот момент понял, что больше ему сказать, в общем-то, нечего.
В комнате воцарилась неловкая тишина, которую нарушали только едва различимые из-за стены голоса и музыка.
Савада Цунаеши решил, что уже, пожалуй, почти скучает по обществу оставшейся в зале компании, но его гиперинтуиция подсказывала, что просто так развернуться и уйти было бы невежливо.
Они помолчали еще немного, прежде чем Цуна снова решился подать голос.
— Простите, Бьякуран-сан, вы не обидитесь, если я задам вам один… нескромный вопрос?
Бьякуран взглянул на него почти с нежностью и улыбнулся. Надо сказать, что это потребовало от него некоторых усилий: шея начала затекать.
— Ну что ты, Цунаеши-кун. Какие теперь у меня могут быть от тебя секреты?
Савада помялся и, понизив голос до шепота, проникновенно заглянул ему в лицо.
— Вы там случайно не застряли?
Бьякуран рассмеялся — мягко и приторно, как всегда, когда думал про циркулярные пилы, крючья и скальпели.
— Я опасаюсь представить, что могло натолкнуть тебя на эту мысль. Неужели то, что я в комнате только наполовину?
На лице Цуны отразилось задумчивое выражение, прежде чем он решился на всякий случай уточнить другую важную деталь, о которой Бьякуран, по его мнению, мог не подозревать:
— И другой половиной на балконе.
— Быть не может, Цунаеши-кун. Должно быть, это все проделки иллюзиониста Вонголы, — с наигранным беспокойством откликнулся Бьякуран. — Даже не представляю, что мне теперь делать.
Чего-чего, а клеветы в адрес своих друзей Цуна допустить не мог. Набрав в легкие побольше кислорода, он собрался возмутиться, что Мукуро никогда не позволил бы себе ничего подобного, но не успел.
Дверь распахнулась.
Цуна вздрогнул и обернулся. На пороге стоял Ирие Шоичи без очков и подслеповато щурился.
— Савада-сан? Это вы?
— Я, — ответил Цуна и не сдержал вздоха облегчения. — Ну, раз все меня обыскались, пожалуй, пора вернуться.
Он сделал несколько торопливых шагов по направлению к двери, но Шоичи преградил ему путь.
— Нет-нет, Савада-сан. У меня к вам очень серьезный разговор, и вы меня выслушаете. Здесь, где нам никто не помешает.
Цуна покосился на Бьякурана, который с интересом за ними наблюдал, собрался что-то сказать, но Шоичи его перебил.
— Дело в том, что я хочу, чтобы вы поняли одну вещь, — сказал он. — Что бы ни делал Бьякуран, как бы себя любезно ни вел, вы должны помнить: он очень опасный человек. Человек, который знает наперечет все возможные ваши ходы. Человек, который будет играть с судьбой каждого, кто ему попадется, подобно богу. Вы должны быть предельно внимательны и осторожны, Савада-сан: не доверяйте ему. Семья Мильфиоре всегда вела только опасные и жестокие игры.
Савада Цунаеши действительно слушал очень внимательно и напряженно. Когда Шоичи закончил, он нервно сглотнул и понизил голос до шепота.
— А… а ты никого кроме меня случайно больше не видишь?
Шоичи недоуменно пожал плечами и, нахмурившись, покрутил головой. Очки он всегда считал исключительно декоративным элементом своего образа компьютерного гения и никогда не сомневался, что способен хорошо видеть и без них.
— Кого например? Здесь только мы, — нахмурился Шоичи.
— Шо-тян, подойди поближе к окну, — не выдержал наконец Бьякуран.
Шоичи протяжно вздохнул и прикрыл глаза. Голос его стал совсем тихим.
— Знаете, Савада-сан, иногда мне кажется, что он следит за мной, где бы я ни был. Даже сейчас.
— Шо-тян, — немного громче позвал Бьякуран.
— Иногда мне кажется, что я слышу, как меня зовет его голос. И тогда мне становится…
— Шо-тян, это была очень увлекательная рекламная пауза. Прости, что разочаровываю, но я тут немного застрял. У тебя ровно минута на то, чтобы привести помощь, и тогда, может быть, я сделаю вид, что ничего не слышал.
***
— Вы не пострадаете, Бьякуран-сама.
Бьякуран приторно улыбнулся.
— Закуро. Закуро, прежде чем ты разрушишь эту стену, давай немного вспомним математику. Ответь мне на один вопрос, Закуро. Сколько раз в день ты ешь?
Закуро неопределенно пожал плечами и почесал ухо.
— Никогда не задумывался, Бьякуран-сама.
— Я, я знаю сколько, я специально считала! — встряла с самодовольным видом Блюбелл. — Девять раз он жрет! За десятерых. Первое, второе, десерт и компот.
Закуро смерил ее флегматичным взглядом и промолчал. Бьякуран ласково прищурился.
— Как чудесно, правда, Закуро? Есть девять раз в день. А теперь давай с тобой вспомним, в какую сумму нам обошлась аренда этого премилого памятника архитектуры. И на секунду представим, что будет, если после нашего премилого праздника здесь не досчитаются стены. Как ты думаешь, Закуро, сколько раз в день ты будешь есть после того, как я получу счет?
— Три? — с равнодушным видом предположил Закуро и зевнул. Числа и математика еще со школьной скамьи наводили на него тоску и сонливость.
Бьякуран весело рассмеялся.
— Я удивлю тебя, мой верный офицер, но ни одного раза. Потому что после того, как получу счет, я вырежу из тебя органы и продам, чтобы прокормить себя, бедную Блюбелл и остальных. Поэтому сейчас ты уберешь свое Пламя и тягу к разрушениям подальше и постараешься придумать что-нибудь получше.
В комнате повисло напряженное молчание. Все собравшиеся негласно поделились на три лагеря: меньшинство, а точнее Бьякуран и Генкиши, думали, что предпринять, другие с разной степенью старания делали вид, что думают, а в третью группу отделился Ямамото Такеши. Он бессмысленно, но искренне, от всей широты своей доброй души улыбался и доедал шоколадную плитку.
Затянувшееся молчание оборвалось только тогда, когда Бьякуран понял, что уже не может выносить неубедительные и мучительные попытки Савады Цунаеши показать на лице неравнодушие, сострадание и напряженную мозговую деятельность.
— Что ж, думаю, у меня все-таки появился план, — с мягкой улыбкой сказал, наконец, Бьякуран, и все заметно оживились. — Учитывая обстоятельства…
— Давайте сыграем, — вдруг привлек внимание к себе Ямамото и продемонстрировал всем скомканную фольгу от шоколадки, достаточно неприличной формы. — Я слепил самолет. Кто запустит его дальше всех, получит какой-нибудь приз.
На секунду снова воцарилось молчание. Все взоры были направлены на Ямамото Такеши. Затем — на «самолет» в его руке. И снова на Ямамото.
На «самолет».
На Ямамото.
На «самолет»…
— Бейсбольный придурок, — подал голос Гокудера Хаято. — Из этого куска фольги такой же самолет, как из дерьма пуля. Если уж на то пошло, то он скорее напоминает банан.
— Я бы сказал, что он напоминает, но здесь дети, — счел своим долгом сообщить Кикио.
— Тонфа, — негромко бросил Хибари.
— Нет. Мне как Призрачному рыцарю очевидно, что это меч, — мрачно констатировал Генкиши.
— Тонфа, — повторил Хибари.
— Меч, — нахмурился Генкиши. Он никогда не сдавался так просто.
— Тонфа, — громче сказал Хибари, - по каждому, кто не согласен, что это фольга.
— Это меч, — возразил Генкиши и предупреждающе положил ладонь на рукоять катаны.
Сказать, что в этот момент Бьякуран чувствовал себя забытым и никому не нужным, значило ничего не сказать. Он словно очутился в шкуре ребенка, в честь дня рождения которого устроили праздник, но на деле все собрались только чтобы обсудить свои личные проблемы. Бьякуран почувствовал, как в его сердце дрогнули какие-то струны, о которых он раньше не подозревал, но виду не подал и решил вернуть себе долю законного внимания.
— Отлично. Теперь, когда мы все наглядно убедились, что каждый видит то, что хочет, я предлагаю все-таки вернуться и к второстепенной проблеме в лице меня. Цунаеши-кун, — ласково улыбнулся Бьякуран, — думаю, вся надежда только на тебя.
Савада Цунаеши вздрогнул, потому что уже пару минут не следил за происходящим, пытаясь уговорить Ламбо потерпеть до туалета.
— А? — спросил он с озадаченным видом. — Бьякуран-сан, вы мне что-то сказали?
— Да, да и еще тысячу раз да, мой маленький, но отважный и самоотверженный друг. Тебе и только тебе я доверяю это сделать.
Цуна моргнул. Он даже приблизительно не мог представить, что именно. Заметив его отсутствующий взгляд, Бьякуран решил пояснить. На всякий случай.
— Ты вытащишь меня с помощью Пламени предсмертной воли. Думаю, это мой единственный шанс.
Гиперинтуиция Савады Цунаеши, помимо иронии и сарказма, так же игнорировала намеки и скрытые угрозы. Бьякурану хватило одного взгляда в глаза Десятого босса Вонголы, чтобы понять это и быстро исправиться.
— Иными словами, — мягко сказал он, — я убью тебя и всех твоих хороших добрых друзей, если у тебя не получится.
Цуна испуганно задрожал.
— Вы… вы мне угрожаете?
Бьякуран приторно улыбнулся.
— Нет, что ты, — начал было он, но к счастью быстро вспомнил, с кем имеет дело, и вовремя спохватился. — «Нет, что ты» — хотел бы сказать я, но к сожалению, да. Я действительно угрожаю тебе и всей твоей семье.
— А… а как же наше перемирие? — в добрых, честных и наивных глазах Савады Цунаеши отразились ужас и неверие.
— Перемирие, — с задумчивой улыбкой протянул Бьякуран, — думаю, его мы отложим до лучших времен.
— Но я даже не представляю, что делать! И как вас вообще оттуда…эээ… тянуть или толкать?
— Тебе придется перепробовать все, пока что-нибудь не сработает.
Савада опустил голову и сжал руку в кулак. Ради своих друзей, ради своей семьи он должен был попытаться. Надо было только вспомнить, кто он. Вспомнить, что в его жилах текла кровь Примо Вонголы. Вспомнить лица всех тех, кто стоял с ним все это время плечом к плечу несмотря ни на что. Он высоко поднял голову, и его взгляд уже не был прежним.
— Хорошо, — негромко сказал он и сделал шаг к Бьякурану.
Призрачный рыцарь преградил ему путь быстро и бесшумно, как скользнувшая тень. Он возвышался над ним, обнажив меч и испепеляя взглядом.
— Ни один из вас, личинок опарышей, не осквернит своими грязными лапами моего бога.
Бьякуран моргнул и приторно улыбнулся.
— Я так не думаю.
Генкиши стоял ровно, не шелохнувшись, словно скала, и жестко смотрел прямо перед собой.
— Не беспокойтесь, Бьякуран-сама. Я никому не позволю к вам приблизиться. Даже если вы прикажете мне обратное, — мрачно и почти обреченно сказал он. — Я верен своему долгу несмотря ни на что.
— Генкиши, у меня все еще хранятся те фотографии, — мягко сообщил Бьякуран и улыбнулся. Он не был бы собой, если бы не оставался идеальным кукловодом в любой ситуации. — И я выложу их на Фейсбук, если продолжишь мешать нашему другу.
Генкиши нахмурился, но не двинулся с места.
— Тот косплей был неплох. Фотограф не умел снимать. Грязь, — с ненавистью бросил он.
— Да, тебе крупно не повезло. И теперь все увидят твои складки на животе, — с притворным сочувствием сказал Бьякуран и вздохнул.
Призрачный рыцарь помедлил еще мгновение и убрал меч в ножны. Затем достал из кармана пузырек антисептического геля для рук, опустился на корточки и принялся протирать им ладони Десятого босса Вонголы.
— Это был не жир, — тихо сказал Генкиши. — Так легла ткань. Если сесть в плаще Акацук, складки практически неизбежны.
Он распрямился и шагнул вбок, пропуская Саваду.
***
Двое — Джессо Бьякуран и Савада Цунаеши, боссы самых влиятельных семей Италии, обессиленно лежали на полу, прислонившись плечом к плечу.
В воцарившейся тишине словно замерло время.
Ветер, врывавшийся в форточку, гонял по комнате белые перья.
Ими было усыпано все: мебель, пол, Хранители Вонголы, истинные и ложные Погребальные Венки.
Все стало белым, словно этой теплой итальянской ночью выпал рождественский снег.
Бьякуран смотрел в потолок и блаженно улыбался.
Определенно, из сотрудничества с Савадой можно было извлечь свою выгоду, если правильно подобрать подход.
— Поздравляю, Цунаеши-кун, — негромко и торжественно сказал Бьякуран. — Ты неплохо справился с моим тестом. Признаться, меньшего от твоих способностей я не ожидал. Думаю, из наших семей получатся отличные союзники.
Поймав на себе взгляды всех собравшихся, Бьякуран хищно и загадочно улыбнулся. Отступать было некуда.
— Для всех ведь теперь очевидно, как здорово я все спланировал с самого начала?
Два десятка пар глаз смотрели на него со всех концов комнаты, не отрываясь. По-прежнему царило молчание.
— Э-эм…— неопределенно протянул, наконец, Шоичи.
— Шо-тян? Готов спорить, ты догадался одним из первых.
Тот тяжело вздохнул и покосился на Генкиши. Призрачный рыцарь ответил презрительным взглядом и потянулся к мечу.
— Э… да, — поспешно соврал Шоичи. — Это было с вашей стороны очень… очень…
— Хитроумным ходом, Бьякуран-сама, — с бесстрастным видом пришел ему на помощь Кикио.
Бьякуран самодовольно улыбнулся.
Самый опасный игрок из всех.