Автор: team-arcobaleno
Бета: team-arcobaleno
Герои (Пейринг): RC, R27;
Категория: слэш
Рейтинг: NC-17
Жанр: драма, экшн
Размер: миди (25 904 сл)
Дисклаймер: Katekyo Hitman Reborn! © Amano Akira
Примечания: фик написан на конкурс Reborn Nostra на дайри, тема «Лишенный воли»
Ссылка на скачивание: sendspace
Янус увидел попугая и еще раз сказал: "Так". Он взял птичку в руки, очень бережно и нежно, погладил ее ярко-красный хохолок и тихо проговорил:
– Что же это ты, Фотончик?..
Он хотел сказать еще что-то, но взглянул на нас и промолчал.
«Понедельник начинается в субботу»
– Что же это ты, Фотончик?..
Он хотел сказать еще что-то, но взглянул на нас и промолчал.
«Понедельник начинается в субботу»
Глава 1
Как я уже сказал, всё началось с фотографии.
Утром Савада Тсуна нашёл свою старую школьную фотографию.
Она лежала в самом углу полупустого чемодана, придавленная детективом «Кровавая манга» и старыми кроссовками с коричневыми вставками. Два уголка фотографии заломились, оставив сморщенные трещины на глянце, а над лохматой головой Тсуны из полароидного мира засохли кляксы чего-то бурого. Тсуна заметил снимок, решив достать кроссовки и измерить, сильно ли выросла его нога с тех далёких четырнадцати лет. Он не помнил, что натолкал в чемодан, который про себя называл «Багаж Бесполезных Мемуаров», и подозревал, что теперь все Мемуары стали не только бесполезными, но и дурацкими.
Эта фотография странно выделялась среди прочего барахла. Всё было сложено аккуратно – не так аккуратно, как если бы вещи укладывала мама Нана. Тсуна помнил как старательно утрамбовывал журналы фантастических рассказов, часы с головой льва на циферблате (подарок Ямамото на пятнадцатый день рождения), плеер (тогда казался современным, теперь его кнопки и корпус выглядят так старомодно), деревяшку в виде тануки, которую нашёл на школьной прогулке к подножию Фудзи… Тсуна узнавал порядок, в котором лежали вещи. Фотография выглядела так, словно её затолкали в чемодан в самый последний момент.
Он не помнил, чтобы делал это. В конце концов, фотография была не из удачных.
На заднем плане темнела листва, и Тсуна предположил, что снимок сделали поздней весной. На Тсуне – мальчике с испуганным мягким взглядом, тонкой шеей и улыбкой доверчивого ребёнка, – была надета жёлтая ветровка и футболка с изображением психоделического бумбокса. В углу виднелось что-то пёстрое, вроде край палатки со сладостями. Тсуна на снимке должен был улыбаться. Любой человек, которого тёплым весенним днём фотографируют в парке, должен улыбаться, но лицо у Тсуны было печальным. Даже встревоженным. Даже, возможно, испуганным, словно он раздумывал о тяжело заболевшем родственнике.
Тсуна из настоящего разглядывал Тсуну из прошлого, и, чем дольше он смотрел, тем меньше ему нравилась фотография. Ему стало интересно, случилось ли то плохое, о чём он думал в далёкий весенний день в парке, но не смог вспомнить.
Он разгладил фотографию и кинул её на старые кроссовки. Фотография сложилась обратно, угол закрыл часть лица Тсуны-Десять-Лет-Назад, и Тсуна вдруг заметил кое-что ещё. Ему не нужно было приглядываться, чтобы проверить, не обманывает ли его зрение. В нижнем правом углу, смазанная в движении, была видна часть чёрной шляпы с оранжевой лентой.
– А теперь расскажите нам о вашем детстве. Ходили ли вы в парк с отцом, как это принято в приличных семьях?
– О нет, донна Вароне, в парк меня водил мой приёмный отец. До сих пор удивляюсь, что выжил!
– Кажется, у вас был хороший отчим.
– Просто отличный. Отличный, как ваши сиськи.
Тсуна хихикнул и потёр лоб. Если в тот день он отправился в парк с Реборном, то неудивительно, что на фотографии у него такое убитое выражение лица. Свои четырнадцать лет Тсуна вспоминал, как солдаты вспоминают первые дни в армии: с ностальгией и леденящим ужасом.
– Никчёмный Тсуна, – пробормотал он и поморщился. Улыбка увяла.
Часы показывали двадцать минут девятого. Тсуна захлопнул крышку чемодана и стал застёгивать пуговицы на рубашке.
К аэропорту ехали в молчании. У Тсуны, не успевшего позавтракать, бурчало в животе, и он отчаянно стеснялся этого.
– Оружие уже доставили обратно, но недосчёт большой, – говорил Гокудера, быстро проглядывая заметки в смартфоне. – Пропало тридцать оптических винтовок, семь галлонов иприта, по мелочи… Десятый, мне надо было взять с собой булочку.
– Ничего, поем позже.
Гокудера помолчал.
– Не извиняйся лишний раз перед Висконзо. Ему уже пообещали, что он получит всё оружие, за которое заплатил.
– И апельсины, – буркнул Тсуна.
– И апельсины. Десятый, такое случается. Перевозка по морю – ненадёжное дело.
Тсуна кивнул. Шторм снёс корабль, на котором перевозились фрукты с сицилийских плантаций Вонголы (и, в тех же ящиках, оружие), на берег Ливии. К тому времени, как туда прибыли люди Вонголы, капитан корабля успел продать иприт и американские автоматы ливийцам и смыться в направлении арабского посольства. Оружие пришлось отбивать обратно, пострадало двенадцать человек, четверо убиты. Сплошные убытки.
– Капитана нашли?
– Да, этим утром.
– Он мёртв?
Гокудера посмотрел на часы.
– Скорее всего, ему прямо сейчас зачитывают приговор. В Катании остались его брат и дочь.
– Шоичи нужен был свидетель по делу Сырного Парня, так что брата в палермский особняк.
– А девушку?..
Будь мы в Японии, подумал Тсуна, её было бы куда определить, но в Европе проституция испокон веков была низким делом, и Вонгола этим не занималась.
– Её не трогать.
Впереди образовалась гудящая клаксонами пробка. Когда она рассосалась, и Алонсо тронулся с места, Тсуна с трудом сдержался, чтобы не поторопить его.
Ещё полчаса. Максимум сорок минут. От волнения у Тсуны по спине пополз холодок, и он, сглотнув, прижал руки к животу. Гокудера заметил это.
– Не надо было тебе ехать. Я бы сам встретил…
Тсуна обернулся к нему, и Гокудера замолчал. Но Тсуна вдруг улыбнулся, прищурился и сразу стал выглядеть моложе своих двадцати четырёх лет.
– Я давно его не видел.
Гокудера не сдержался и улыбнулся в ответ:
– Соскучился?
– Да, – признал Тсуна, помолчал и добавил: – Удивительно, правда?
Пригород мчался мимо. Потянулись поля под бледным небом, на горизонте мелькнул разлапистый силуэт мельницы. Ангары-ангары-ангары, красные стены, белые ставни. Тсуна щурился, разглядывая редкие стада скота. Ему, городскому жителю, каждый раз было в новинку видеть коров, овец и лошадей.
Аэропорт, принадлежавший Ветручче, семье, вышедшей из цитрусовых плантаций западных окраин Палермо, находился в семидесяти километрах от города. Это была ложбина между двумя пологими холмами, залитая асфальтом и огороженная стенами бетонных блоков с просветами крупнозернистой металлической сетки. Когда машина миновала плавный поворот дороги, Он увидел поле аэродрома, три взлётные полосы, размеченные белым и жёлтым, и четыре ярко-красных «кукурузника», стоявших в ряд. Ещё один самолёт, серый и с синей эмблемой на боку, стоял в конце одной из взлётных полос. Тсуна понял, что они прибыли вовремя.
Гокудера вдруг тихо засмеялся, и Тсуна очнулся от раздумий.
– Реборн прилетел под каким-то очень нелепым именем.
– Под каким?
– Не помню, надо спросить. Но оно точно смешное.
Автомобиль свернул к аэропорту. Тсуна потёр глаза, нервно зевнул, прикусив палец.
– Сколько ты его не видел? – спросил Гокудера. – Месяц, полтора?
– С начала августа.
– Хибари ведь узнал, что он был в Афганистане?
– Не то чтобы узнал, – протянул Тсуна, – просто мелькнуло одно сообщение из Кабула.
Машина встала перед шлагбаумом. Алонсо ждал, постукивая по рулю, а затем высунулся в окно и заорал:
– Да свои, свои! Номера не видишь?!
Тёмные стёкла будки были непроглядны, и Тсуна напрягся. Кожей он почувствовал движение Гокудеры, краем глаза увидел тусклый блеск его коробочки и вновь вытащенного из кобуры глока. Но затем полосатая палка шлагбаума дрогнула и стала подниматься, и Алонсо махнул невидимым охранникам в будке.
Машина вырулила на взлётное поле.
– Встать на стоянке или?..
Тсуна осмотрелся. Ему показалось, что поле было огромным. Ангары технических служб и грузовики с яркими оранжевыми бортами казались далёкими и бледными сквозь осеннюю дымку. Возле самолёта стояли люди, и Тсуна кивнул на них:
– Можешь к ним подъехать?
Алонсо засопел, вытягивая шею и ища разметки для подъезда.
– Под крыло бы не попасть, – пробурчал он, – простите, дон, я раньше не ездил по взлёткам.
– Да ладно, тоже мне, международный аэропорт, – пробормотал Гокудера. – Что-то не вижу приземляющихся истребителей.
Тсуна смотрел на людей, стоящих возле трапа самолёта. Он вдруг понял, что, если бы не фотография, найденная утром, он бы разрешил Алонсо припарковаться на стоянке и дошёл бы пешком. У него перед глазами стояло собственное молодое лицо с тревожно сведёнными бровями и сжатыми губами, и взгляд – как у человека, ожидающего, вернётся судорога или нет.
О чём же он думал тогда. О предстоящей стычке? Об одной из бесконечных угроз Реборна? Может быть, ему сказали, что в Японию собирается приехать Занзас?
Не то.
– Если что, пусть техники на меня не орут, – решительно сказал Алонсо. – Как смог, так и подъехал.
– Хорошо, мы с Десятым возьмём вину на себя.
– Никто не будет орать, – сказал Тсуна. – Ты хорошо подъехал.
Теперь он видел, кто стоял у трапа, и понял, почему их так долго не пропускали у ворот. Встречать лучшего наёмника Италии и консильери Вонголы приехал сам Висконзо Ветручче.
У самолёта стояло шесть человек. Два пилота без фуражек, в накинутых на плечи форменных синих куртках; два солдата, похожих, как братья, со сцепленными на поясницах руками и наголо бритыми затылками; Висконзо, коренастый человек с широким загорелым лицом и руками крестьянина, в брюках, провисающих на заду и охотничьей куртке с поднятым воротником; и Реборн.
Тсуна жадно смотрел в его спину, затянутую чёрной тканью пальто. Он так хорошо знал эту осанку, линию развёрнутых плеч и движения греющейся на солнце ящерицы. Ещё он хорошо знал эти руки. Особенно то, как выглядят синяки от их ударов.
Неслышно вздохнув, он вылез из машины. Гокудера вышел с другой стороны. Пилоты и солдаты спокойно смотрели на них, а Реборн и Висконзо обернулись, как будто не слышали шума мотора.
– Добрый день, – сказал Тсуна и прищурился от ветра.
Висконзо покачал головой и раскинул руки.
– День добрый и полный сюрпризов!
– Привет, Тсуна, – сказал Реборн.
– Давно не виделись, Реборн.
Он был загорелый дочерна и худой, как гончая. Тсуна видел свежий шрам на его щеке и тени вокруг глаз. Реборн выглядел так, словно долго не высыпался, не доедал и ходил под палящим солнцем – и всё равно выглядел насмешливым, довольным жизнью ублюдком.
Хибари прав, подумал Тсуна, он был где-то в Афганистане.
– Так не делают, Десятый, – энергично сказал Висконзо, подошёл вплотную к Тсуне и стиснул его руку. – Я должен знать, когда ко мне приезжают друзья, чтобы я мог накормить и напоить их.
Тсуна огляделся:
– Думаю, отсюда любую бутылку сдует до берега материка.
– Да, плохая погода. Эти парни не смогли сесть с первого раза, и я их не виню.
Тсуна кивнул пилотам:
– Спасибо за работу.
– Вы приехали только чтобы забрать Реборна? – спросил Висконзо. – Только ради этого? Подумайте хорошенько, Десятый!
– Мы можем поговорить об апельсинах, но здесь слишком холодно.
Висконзо уставился Тсуне в лицо сверлящим взглядом тёмных глаз.
– Мы обсудили это один раз – больше не надо. Вы сказали, что всё будет в порядке, и я верю вам. А сейчас поехали в «Монастырь», я с прошлой недели мечтаю о хорошем грибном супе.
Тсуна чувствовал взгляд, как мог бы чувствовать свет, пущенный сквозь лупу. Он видел Реборна краем глаза: тёмный силуэт на фоне белой полосы неба под днищем самолёта, вздувающиеся полы пальто и пряди волос, скользящие по щеке. Тсуна замёрз и был голоден, но сильнее всего ему хотелось сесть в машину – Гокудеру на переднее сидение, – и спросить у Реборна, где он пропадал.
– Спасибо за приглашение, – сказал он, – но нам надо…
Реборн исчез.
Слова «надо уехать» потерялись по полпути к губам Тсуны. Ещё слыша свой затухающий голос, он обернулся туда, где только что стоял Реборн, и его прошило предчувствие опасности. Это было похоже на укус мелких крысиных зубов в шею. Тсуна, сам себе напоминая болванчика, посмотрел вправо – где Реборн? – а затем влево, на далёкую бетонную стену, в которую указывал нос самолёта. Через стену что-то летело.
Он не сразу понял, что это. Рядом громко щёлкнуло, и Тсуна увидел автоматический пистолет в руках Висконзо. К ним метнулся один из солдат, перед Тсуной возник Гокудера. Взгляд Тсуны был прикован к чёрной туше, только что перелетевшей стену и тяжело рухнувшей на асфальт. Она находилась метрах в шестидесяти от самолёта, и Тсуна мог видеть только силуэт – огромный, пузатый, с лохмотьями плаща над линией того, что скорее всего было плечами. Тсуна подумал о монстре Франкенштейна и огромных трубах-вытяжках в мясном цеху. Эта тварь была большой и несуразной, как будто её разобрали, а затем сшили заново.
– Что за выступление? – рычал Гокудера. – Что ему нужно?
Его светлые волосы выбились из перетянутого чёрной резинкой хвоста. Глок в руке подрагивал, но коробочку он держал крепко. Тсуна хотел было встать рядом, но перед ним вырос второй солдат Висконзо.
– Назад, дон Савада.
– Кто это? – спросил Тсуна, но его голос потонул в шуме ветра и общем тихом вскрике. Над стеной появились четыре таких же силуэта. Они были похожи на пузатые бомбы, какие показывают в документальных фильмах о Второй мировой. Первая тварь сидела неподвижно, словно ожидая, когда к ней присоединятся товарищи. Бомбы-Франкенштейны спрыгнули на асфальт, и даже через разделявшее их расстояние Тсуна услышал глухой стук, словно из кузова фуры посыпались огромные брёвна. Да там же останутся выбоины глубиной с мой рост, подумал он.
Бомбы-Франкенштейны встали и двинулись вперёд. Они шли точно к группе людей, замершей у самолёта, и вряд ли хотели спросить, как выехать к лучшему в пригороде ресторану «Старый Монастырь».
– Не стрелять, – коротко бросил Висконзо, и тут Тсуна узнал их.
– Десятый, мы что-нибудь не то сделали? – быстро спросил Гокудера. Тсуна вытащил из кармана рукавицы с номерами «27» и надёл их.
– Ничего, что могло бы заинтересовать Вендиче.
– Вы, дон Ветручче?
– Нет.
Гокудера повёл глазами, не опуская глока.
– Где Реборн?
Тсуну прошиб холодный пот. Он обернулся – мельком заметил Алонсо, с оружием в руках стоящего у машины, – и увидел ещё двух стражей позади них.
– Сзади!
Грохнуло. На мгновение стало темно и возникло чувство, как будто рядом пролетело что–то большое. Тсуна с ужасом и отвращением понял, что Вендиче проскочили мимо. Он успел забыть, какие они быстрые. Он развернулся и увидел, что стражи берут кого-то в кольцо. Взметнулась пола тёмного пальто, и в голове Тсуны вспыхнул пожар.
– Реборн! – закричал он и кинулся в просвет между Висконзо и пилотами. Его попытались перехватить, но в этот момент Пламя выплеснулось из его головы, и от него отшатнулись.
Человек в тёмном пальто метался между стражами, похожими на уродливых роботов. Их высокие цилиндры выделялись на фоне неба, как печные трубы. Тсуна нёсся, видя оранжевые отблески на асфальте. Впереди в толпе силуэтов-великанов что-то взорвалось – это Реборн пытался уйти.
– Оставьте его! – орал Тсуна.
Он на бегу отвёл левую руку назад, а правую вытянул вперёд, раскрытой ладонью к стражам. Один из них обернулся, и Тсуна увидел бинты на безглазом лице.
На уши давила тёплая тяжесть наушников. Холодный женский голос, похожий на голос Киоко, сказал: «Стабилизация… завершена». Тсуна затормозил – подошвы кожаных туфель проехались по асфальту – и крепче упёрся ногами в землю.
– Реборн, ложись! – взревел он, не уверенный, что его услышат, и отпустил пламя, валом подкатывавшее к рукам.
Его сбили с ног.
Утратив равновесие, Тсуна подался вперёд, и пламя сопротивления его левой руки с рёвом взметнулось в небо. Правую руку ударило и ожгло отдачей, перед его глазами взметнулся огненный вал. Мерцающий оранжевый свет закрыл весь мир, лицо утонуло в жаре. Его рванули за штанину, он упал на бок и ногой впечатался во что-то мягкое. В нос ударил горький запах, вызвавший ассоциации со стройкой.
Асфальт плавился и растёкался в чёрные густые лужи. Вонь стояла невыносимая, рядом кто-то кашлял. Тсуна поднялся на ноги, и потухшее было пламя с гудением вспыхнуло вновь.
– Десятый, – прокашлял Гокудера, – стой!
– Не лезь, Гокудера.
– Ты подведёшь всю семью! Это же Вендиче!
Он, часто моргая, пытался разглядеть стражей. Горели островки асфальта, в воздухе висела вонючая завеса.
– Десятый!
Он присел, отвёл руки назад и прыгнул в клубы дыма.
Языки огня мелькнули внизу, как далёкие видения ада. Тсуна зажмурился и приземлился с закрытыми глазами. Дым разъедал лёгкие. Закрыв нос воротником пальто, он шагнул вперёд. По щекам текли слёзы, было больно моргать. Ничего не видя вокруг он подумал, что Вендиче уже исчезли, утащив с собой Реборна.
«За что? - с отчаянием подумал Тсуна. - Я даже не успел поговорить с ним!»
Из дыма возникла рука. Тсуна замер, и эта рука тяжело опустилась на его плечо.
– Стой на месте, Десятый Вонгола.
– Объяснитесь, – сказал Тсуна. – По какому праву вы нападаете на моего лучшего наёмника?
Дым рассеивался, и вокруг стали проглядываться высокие фигуры Вендиче. Они уже не были похожи ни на бомбы, ни на монстров Франкенштейна. Их цепи, толстые, как для корабельных якорей, горами лежали у их ног. Тсуна понял, почему поначалу силуэты Вендиче выглядели так странно: цепи были обмотаны вокруг их поясов.
Рука на плече Тсуны была неподвижной, словно принадлежала статуе.
– Ты не узнаешь этого, – ответил страж Вендиче, и Тсуна увидел тусклый блеск фибулы на его плаще. – Но мы в своём праве.
Не все цепи лежали, свернувшись стальными змеями, на земле. Шестеро стражей держали цепи в кулаках, и они, тяжело покачиваясь, сходились в центре неровного круга. Тсуна стряхнул чужую ладонь с плеча и шагнул вперёд.
– Десятый Вонгола, не иди дальше, – скучающе произнёс страж.
Тсуна вспомнил задыхающийся голос Гокудеры и остановился.
Перед ним лицом вниз лежал Реборн. Шесть обручей шириной в дюйм охватывали его тело: два стискивали ноги, три прижимали руки к бокам, ещё один обруч сдавливал шею. Реборн не шевелился, уткнувшись носом в асфальт. Тсуна подумал о мёртвых гусеницах, падающих с деревьев летом.
– Вы убили его? – тихо спросил он. Ухо и видневшаяся часть щеки Реборна были синеватыми, как у утопленника.
– Нет. Он жив.
Верхняя губа Тсуны вздёрнулась, обнажая зубы.
– Конечно. Вы просто его придушили. Где Леон?
Один из стражей в плаще с английской накидкой продемонстрировал Тсуне клетку, внутри которой лежал хамелеон. Хвост свешивался между прутьев.
– Реборн не сделал бы ничего, противоречащего правилам нашего мира, – выговорил Тсуна. – Я его ученик и босс, я знаю его. Он бывший Аркобалено Солнца. Вы ошиблись, отпустите его.
Проклятая фотография, не к месту вспомнил он.
Порыв ветра окончательно разогнал завесу дыма. Стражи Вендиче были отвратительным зрелищем. Их пожелтевшие изорванные бинты выглядели так, будто их вытащили из пирамид, а плащи сняли с умерших от старости гробовщиков. Тсуне показалось, что за вонью расплавленного асфальта он чувствует запах гнили и старой одежды.
Не говоря ни слова, стражи слаженно отступили на шаг. Цепи зазвенели, перетекая звеньями, Реборна с шорохом протащило по асфальту. Тсуна не выдержал – кинулся к нему, но перед его лицом вдруг протянулась чёрная лента. От неожиданности он отмахнулся от неё, и лента порвалась, как обрывок тумана. Ладонь онемела. Языки мрака заплясали вокруг стражей, пробежались по цепям к Реборну, и Тсуна почувствовал холод, исходящий от чёрно-синего огня.
– Я вытащу его! – крикнул Тсуна уходящим стражам, но ему не ответили.
Чёрный огонь потух. От стражей и Реборна не осталось и следа.
Тсуна постоял на пронизывающем ветре, затем развернулся и пошёл к машине. Гокудера хотел было начать расспросы, но, увидев лицо Тсуны, передумал, отвернулся и стал кому-то звонить.
– Десятый, – позвал Висконзо. Тсуна посмотрел на него. – Мне жаль, что такое случилось с вашим другом. Он был и моим другом тоже.
– Он не умер, – проскрежетал Тсуна. – Он ещё жив.
Гокудера, услышав это, прекратил тихий разговор и оглянулся через плечо. На лице Висконзо было участие, а под ним – спокойствие человека, видящего, что беда прошла мимо его дома. Он сказал:
– Да поможет ему Бог.
– Я ему помогу, – ответил Тсуна. – Простите, нам надо ехать.
Тсуна проснулся рывком, как после кошмара. Звонил телефон. Была половина четвёртого утра. Только встав и дойдя до древнего тяжёлого телефона слоновой кости, стоящего на столе, он понял, что звонил его личный сотовый.
Номер высветился незнакомый и со странным кодом.
– Алло, - сиплым со сна голосом сказал Тсуна.
– Привет, Десятый.
Тсуна помолчал.
– Кто это?
– Колонелло, эй.
Тсуна сел мимо кровати на пол, почесал живот. В трусах и майке было прохладно, руки быстро покрылись гусиной кожей.
– Доброй ночи, Колонелло.
Сразу стало тоскливо. Тсуна знал, из-за чего этот звонок. В трубке трещало и хрустело, как будто на том конце провода грызли орехи. Наверное, там, где находился Колонелло, был день. Тсуне представилась жаркая комната радиста и выжженная земля базы, видная из окна. Там ещё должны быть смотровые вышки, пыльные грузовики и амбары, где стоят прикрытые брезентом зенитные установки.
– Это правда? – буднично спросил Колонелло. Как будто у меня кузен умер, подумал Тсуна.
– Правда.
– Что он натворил?
– Я не знаю. Мне так и не сказали.
В трубке помолчали.
– Что будем делать, Колонелло? – неожиданно для себя спросил Тсуна. – Отец… Йемицу уже связывался с представителями Вендиче в Риме. Они говорят, что слушанье дела и суд были ещё до того, как взяли Реборна. Его приговорили заранее, как это принято у Вендиче. Я искал Бьякурана, ведь он достал своего Госта из Вендикаре, но Бьякуран в Гвинее. Я боюсь, если мы промедлим, они отправят его… далеко. На Кавказ. Или в Аппалачи. Или в ЮАР. Где у них ещё тюрьмы?
– Успокойся.
– Я спокоен, – Тсуна вдохнул сквозь зубы.
– Может быть, они оставят его в Альпах, – задумчиво сказал Колонелло. Треск до неузнаваемости искажал его голос. Тсуна смотрел в темноту комнаты – за окном, порезанная на дольки тонкими ветками, сияла ущербная луна.
– Наверное, это не имеет значения.
– Имеет.
Тсуна насторожился и выпрямился. Колонелло говорил спокойно, почти рассеянно. Тсуна мысленно видел его пальцы, лениво крутящие патрон. Чёрт, он видел гипнотически мигающий солнечный зайчик на этом патроне. Неожиданно Тсуна понял, о чём думает Колонелло, и его подбросило от ужаса.
– Не смей! – заорал он в трескучую тишину эфира, куда-то в жаркое утро, пропахшее машинным маслом и сухой землёй. – Ты в одиночку ничего не сделаешь, не поможешь, а только навредишь! Не сходи с ума, хорошо? Колонелло? Ты слышишь?
– Я слышу! – рявкнул Колонелло, и Тсуна с облегчением услышал злость в его голосе. Что угодно, только не это угрожающее спокойствие. – А что ты предлагаешь, эй? Бегать по инстанциям и умолять «верните мне его»? Это же Вендиче. Их даже не подкупишь.
– Дай мне неделю, – попросил Тсуна. – Я что-нибудь придумаю.
Где-то за скрипом и хрустом раздался взрыв. Колонелло выругался вполголоса.
– Жаль, что так мало времени.
– Ты обещаешь не делать ничего неразумного? – спросил Тсуна, и Колонелло рассмеялся в трубку. Его смех был похож на лай большой собаки.
– Ничего неразумного.
– Колонелло, похитить вертолёт и скинуть на Вендикаре бомбу – это тоже неразумно.
– Глупый Тсуна, – сказал Колонелло, и Тсуна похолодел, – да кто же так делает?..
Неделя выдалась прогулкой по минному полю.
В Палермо было ветрено, шли дожди. Корабли на материк ходили с перебоями. Как назло, в город приехал глава французской нефтеперерабатывающей компании Сирио Джакасса, бывший в дальнем родстве с кровными боссами Вонголы. Тсуна как мог оттягивал встречу с ним. Джакасса был известен как шумный, очень общительный человек, и Тсуна не чувствовал в себе силы выдержать напор его обаятельности.
– Убей его, – сказал он Гокудере утром седьмого октября, в субботу. – Или переоденься мной и иди на встречу. Что угодно, мне всё равно.
CEDEF хранили молчание. Тсуна не звонил отцу, понимая, что, появись какие-то новости, ему бы уже сообщили. От недели, обещанной Колонелло, прошло четыре дня. Реборн уже мог быть где угодно. Думая об этом, Тсуна не мог распрямить сводимые судорогами пальцы.
Гокудера стоял, глубоко сунув руки в карманы брюк. Тусклый утренний свет делал его волосы белыми, как у лисы-оборотня, а лицо нездорово-бледным.
– Десятый, это неприлично.
Тсуна отвернулся от окна.
– Тогда попроси Занзаса. Они будут пить, орать друг на друга и, в конце концов, подружатся.
– Занзас уже встречался с ним, – мрачно ответил Гокудера. – Они на самом деле давно знакомы и хорошо ладят.
– Занзас с кем-то ладит? – пробормотал Тсуна. Ему было всё равно. У Гокудеры дёрнулся угол рта и резко обрисовался абрис скулы.
– Так ты проигнорируешь его? Оскорбишь человека, который приехал специально, чтобы познакомиться с тобой?
Тсуна поднял глаза.
– Из меня плохой собеседник… сейчас.
Гокудера взорвался.
– Хватит ныть! – рявкнул он, наклонился вперёд и опёрся руками о стол. – Давай ты достанешь палец из задницы и увидишь, что все вокруг тебя ходят на цыпочках и с похоронными рожами? В твоей Семье около пяти тысяч человек, и каждый из них попадает в неприятности чаще, чем я нахожу время трахнуть мою девушку. Им всем нужен босс, а не мальчик-пьеро, Десятый! Ты вытащишь Реборна из тюрьмы или не вытащишь, одно из двух, но в любом случае твоя Семья не улетит в другое измерение!
– А что я делаю не так?! – заорал Тсуна и вскочил, с грохотом оттолкнув стул. – Чего я не делаю для вашей проклятой Семьи?!
– Это не наша Семья, а твоя! Твоя Семья!
– Меня сюда притащили, как на бойню, – раздельно выговорил Тсуна. – Меня никто не спрашивал, чего я хочу. Так вот, сейчас я хочу вытащить моего учителя из тюрьмы. Я это сделаю. А до тех пор вы все можете идти в ту дырку, какую выберете.
– Десятый, – прохрипел Гокудера, и Тсуна оттолкнул его. Оказалось, он успел схватить Гокудеру за воротник рубашки.
– Прости, – сказал Тсуна, но сожаления в его голосе не было. Нисколько. – Кажется, он нужен мне больше, чем я думал.
Гокудера стоял с оттопыренным измятым воротником. Лицо у него было лишённым выражения, как у человека, получившего сильный удар по голове.
– Ты всё равно никуда не денешься, – растерянно сказал он. Его голос говорил о том, что земля ушла у него из-под ног, и он гадает, как далеко она теперь. – Или ты хочешь бросить нас, как Джотто?
Тсуна прикрыл глаза. От бешенства всё внутри похолодело и мелко тряслось, как у припадочного.
– Гокудера. Услышь меня. Я не собираюсь никого бросать. Просто появилась проблема, которую я должен решить, что в этом непонятного, или это как-то странно, что я не хочу оставлять в тюрьме человека, который мне ближе, чем мой отец?!
Голос сорвался, Тсуна закашлялся. Гокудера молчал. Тсуна сел на стул и ссутулился, рука дёрнулась к волосам, но в последний момен он опомнился и опустил её на колено.
– Ты же видишь, что у меня ничего не получается, – тихо сказал он. – И не получится, скорее всего. Так что расслабься. Скоро я вернусь к своим прямым обязанностям. У меня ещё три дня, а затем мы можем услышать, что на Вендикаре сбросили бомбу или что-то вроде этого.
– О чём ты?
Тсуна покачал головой. На самом деле он не верил, что Колонелло способен на такое безрассудство, но неделя также была сроком, который Тсуна дал сам себе. Его интуиция – кто-то с холодным голосом, живущий в тайном чулане его сознания, – говорила, что через три дня о Реборне можно забыть.
Что же ты натворил, подумал Тсуна, и ему показалось, что у мысли интонации Колонелло.
– Так как ты думаешь? – спросил он. – У меня получится освободить Реборна?
– Я думаю, да, – ответил Гокудера, и в этот момент зазвонил сотовый. Сразу стало очень тихо. Достав из кармана телефон, Тсуна посмотрел на дисплей. Звонил отец.
У Тсуны оборвалось сердце.
– Алло?
– Вендиче на проводе, – сказали в трубке, и Тсуна поначалу не понял, кому принадлежит голос. Он и не услышал голоса, только понял слова.
– Сейчас?
– Да, да, – раздражённо ответил Йемицу. – Ты будешь говорить?
Паника свела горло. Что говорить, нервно подумал Тсуна, что я могу им сказать?!
– Тсуна!
– Давай мне его, – выговорил он, надеясь, что голос не выдаёт его стыдной истерической реакции. – Как его зовут?
– Понятия не имею. Это не начальник тюрьмы, а только координатор.
На кой чёрт мне нужен какой-то там координатор, хотелось заорать Тсуне, но в трубке уже щёлкнуло. Тишина стала другой, словно изменила тональность. Тсуна увидел километры заснеженных утёсов между ближайшими маяками сотовой связи, белые шквалы метели и замёрзший водопад под исполинской каменной стеной.
В трубке молчали, и Тсуна хотел заговорить первым, но не пришлось.
– Доброго времени суток, Десятый Вонгола, – равнодушно сказали где-то в горах, и тесный обруч вдруг отпустил его горло.
– Доброго времени суток, Вендиче.
Голос был никаким. Не высоким и не низким, не молодым и не старым, без малейшего акцента в северо-итальянском выговоре. Он был сухим, как песок, и у Тсуны появилось ощущение, что говорит робот.
– У вас был вопрос по поводу правомерности наших действий?
Тсуна усмехнулся, оттянул ворот пуловера. Краем глаза он заметил, что Гокудера обошёл стол, встал ближе и теперь блестит любопытными глазами, как кот.
– У меня был не вопрос, – сказал Тсуна. – В одном вопросе не уместить чувств, которые я испытал, когда вы, стражи, без предупреждения и объяснения напали на моего близкого друга. Вы действовали как бандиты без малейшего понятия о чести. Я не понимаю, как Вендиче могли дойти до такого.
– Человек, зовущийся Реборном, виновен в тяжёлом преступлении, – без малейшего изменения интонации ответил страж. – Его вина очевидна для нас.
– Очевидность не является доказательством.
– У нас достаточно доказательств.
– Мне их недостаточно.
– А кто ты такой, Десятый Вонгола?
Тсуна стиснул край столешницы.
– Как ты верно заметил, я – Небо, Десятый Вонгола, прямой потомок Джотто и наследник его Предсмертной Воли. Да я практически кровь от крови древней Валирии! И я спрашиваю: за что вы забрали человека моей Семьи?
– Он виновен в тяжёлом преступлении.
Корпус трубки треснул в пальцах.
– Десятый, – просвистел Гокудера, нависая над ним. Тсуна отвернулся. Когда он заговорил, в его голосе послышалось низкое горловое рычание – звук, больше напоминающий о буйных сумасшедших, чем о хищном звере.
– В каком преступлении?
– Ты этого не узнаешь.
– Вы не доказали его вину, так?
– Мы забираем только тех, в чьей вине мы уверены.
– Я не верю.
– Это не имеет значения.
В висках застучало. В голове Тсуны красными волнами плескалась ярость. Он почувствовал запах дыма и вдруг увидел, что под его пальцами чернеет дерево.
– Это бессмысленный разговор, – сказал страж, – нам стоит…
– Отдайте мне его.
В трубке замолчали. Тсуна чувствовал призрак холодного горного ветра на коже и видел пар, поднимающийся изо рта. В его воспоминаниях раскручивалась лента: огненный вал, клубы дыма и Реборн, лежащий лицом в горячий асфальт.
«Как глупо вышло, - подумал Тсуна. - Я всё запорол».
Но слова вылетели, как пробка из бутылки, и их нелья было вернуть обратно.
– Гм, – сказал страж.
– Что?
– Жди ответа.
– Что? Постой!..
Метель, водопад и занесённая снегом стена пропали.
Гокудера выпрямился и выжидающе поднял брови. Тсуна тупо смотрел на гудящую треснутую трубку.
– Ну что? – спросил Гокудера, и Тсуна поднял на него растерянные карие глаза.
– Он сказал – жди. Чего ждать, Гокудера?
Над лётным полем мчался ветер.
Трап уже подогнали, когда подъехали машины: две чёрные «Ауди» и тяжёлый «Лендровер» цвета мокрого асфальта, с рогатыми стойками на крыше и изображением ястреба на капоте. Тени, густые и чёрные под полуденным солнцем, скользили за машинами. Небо над аэродромом было глубоким и синим.
Тсуна, скривившись от боли в спине, вылез из салона и остановился у подножия трапа. Ночью он долго не мог уснуть, ворочался, раскидывался поперёк кровати, по диагонали и головой с краю, но около пяти утра заснул в очень неудобной позе. Когда он одевался спустя три с половиной часа, ему казалось, что в пояснице застрял металлический штырь.
Гокудера встал рядом и тревожно покосился.
– Что-то не так, – вполголоса сказал Тсуна. Ветер трепал его отросшие до глаз светло-каштановые волосы. – Они что-то приготовили.
Гокудера вздохнул:
– Сейчас увидим.
Он посмотрел на руки Тсуны. Кольцо Неба сияло прозрачным камнем, похожим на голубой топаз.
– Десятый, – тихо, настойчиво сказал Гокудера, – что бы вы ни увидели, сдерживайтесь.
«А чего я ещё не видел?» – подумал Тсуна. На него накатило тошнотворное чувство дежа-вю. Аэропорт Ветручче остался за проливом, на Сицилии. А сейчас они находились недалеко от городской черты Болоньи, на территории поля аэропорта, принадлежащего «Дастриал-Ко». Сеть инвесторов была многочисленной и запутанной, но Тсуна был уверен, что за большинством из них стоят Вендиче. Узнавание грызло Тсуну как маленький злобный зверёк. Поле было гораздо больше аэродрома Ветручче, погода стояла ясная, а вместо кукурузников вокруг маячили частные «Хокеры», «Дугласы» и один большой пассажирский самолёт компании «Сааб». И всё равно Тсуне казалось, что он снова перенёсся в холодный ветреный день, в утро третьего октября, и, оглянувшись, он увидит чёрные, с трубами-цилиндрами и рваными плащами, силуэты Вендиче, неуклюже парящие над землёй. Вместо этого он увидел, как распахивается дверца «Лендровера» и на землю спрыгивает Лал.
Она выглядела обычно: молодая женщина в тёмной спортивной куртке, узких брюках и тяжёлых пятнистых «Камелотах». Ожог на скуле издали казался странной татуировкой. Волосы она собрала в хвост, на шею повязала тонкий шарф. Так выглядят многие итальянки, не работающие в офисах со строгим дресс-кодом. Но что-то было в Лал, что заставляло задерживать на ней взгляд: возможно, её уверенные грациозные движения и скрытая сила, чувствующаяся в линиях ровных длинных ног. Тсуна смотрел, как она скрещивает руки на груди и опирается спиной на чистый бок машины. «Лендровер» принадлежал Колонелло, сам он находился «в далёкой жопе» – как выразилась сама Лал. При этих словах Тсуна вспомнил – почти вспомнил, потому что нельзя вспомнить то, чего никогда не видел, – жаркую базу с вышками и грузовиками. Ему было жаль, что Колонелло не смог приехать в Болонью, потому что не был уверен, на что способна Лал ради Реборна. О Колонелло Тсуна знал это наверняка.
Он надеялся, что всё пройдёт спокойно.
Знать бы ещё, что подразумевается под этим «всё». Тсуна задумался о возможности стычки: Небо и Ураган Вонголы, бывший Аркобалено и десять опытных боевиков семьи против стражей Вендиче. Сколько их будет? Он не знал и рисковать своими людьми не хотел.
Взгляд Гокудеры говорил ему: держи себя в руках.
– Ну, где же они?
Гокудера переступил с ноги на ногу. Ветер швырнул галстук Тсуны за ухо.
В двери самолёта показалась чья-то спина.
У Тсуны перехватило дыхание и свело мышцы спины. Огонь с рёвом разлился в голове, и Тсуне пришлось взяться за лоб, словно закрывая пробоину в черепе. Пламя осталось внутри.
«Что-то пошло не так, – подумал Тсуна. – Я где-то ошибся».
Пятясь спиной, из самолёта на трап вышла стюардесса в тёмной униформе. В полутьме тамбура толпились люди, мутно виднелись светлые халаты – голос в голове Тсуны в панике заорал, что это врачи, ВРАЧИ, зачем там врачи?! – а большой предмет, который тащила стюардесса, был каталкой.
Тсуне захотелось кричать. Крик застрял в горле, как ком бумаги.
На каталке было ярко-белое одеяло и такие же простыни, подвёрнутые под хромированные трубки каркаса. Над ней плыла, колышась, капельница с чем-то прозрачным. На каталке лежал кто-то смуглый. Тсуна видел руку, вытянутую вдоль бока, видел эластичные широкий ремень поверх этой руки, контур плеча и пряди чёрных волос.
«Он под транквилизаторами, – сказал себе Тсуна.– Это предосторожность, чтобы он не создал проблем в пути. Вот и всё».
Каталку потянули по пандусу, и он отстранённо заметил: трап с пандусом, а не с лестницей.
Рядом встал кто-то высокий и в тёмной одежде. Тсуна обернулся и увидел стража в чёрной немецкой шинели и цилиндре английского трубочиста. Под бинтами угадывался крупный горбатый нос и выступающий тяжёлый подбородок, торчали волосы – тёмные с обильной проседью, как будто посыпанные солью.
– Сейчас ты заберёшь его, Десятый Вонгола, – сказал он неприятно высоким голосом осипшего оратора, – и подпишешь договор о выдаче заключённого. Затем я ознакомлю тебя с условиями его содержания вне стен Вендиче.
– Что с ним? Почему он на каталке?
– Я всё объясню после заверения документа.
Каталка съехала на плиты. Медсестра уверенно развернула её и подкатила к стражу Вендиче.
– Посмотри, – сказал он Тсуне, – это тот, кого ты просил?
Реборн лежал на тощей подушке, укрытый белым одеялом, сбившимся на груди. На него надели светло-серую больничную пижаму с рукавами до локтей. Его лицо было обмякшим и неподвижным, с приоткрытыми глазами и ввалившимися, как у старика, уголками губ. Нижняя челюсть отвисла, открывая чёрный провал рта и краешек зубов, а на шее была намотана узкая полоса бинта. Он бессмысленно смотрел куда-то в небо, словно глубоко задумался о форме проплывающих облаков.
В его лице не было ни проблеска разума. Восковая кукла выглядит живее, подумал Тсуна.
– Что с ним? – спросил он, уже зная, что дело не в транквилизаторах. – Что вы с ним сделали?
– Подпиши.
Тсуна оттолкнул протягиваемую Вендиче папку документов и склонился над Реборном. От него пахло чем-то дезинфицирующим, запах был похож на полироль для мебели с лимонной отдушкой. Когда Тсуна закрыл собой свет, глаза Реборна окончательно потухли и стали похожи на старые монеты.
– Реборн, – позвал Тсуна и тронул его за плечо. Поразился, какой мягкой была мышца. – Реборн!
Его грубо развернули, и Тсуна с яростью уставился на стража.
– Убери руки! – рявкнул он. На кончиках пальцев стало горячо.
– Не трать моё время, Десятый Вонгола. Подпиши эти листы.
Тсуна глянул на заголовок, выхватил взглядом «требуемый заключённый», «кличка Реборн» и «состоял в Радуге». Достал ручку, быстро подписал в пустых полях. Вендиче убрал листы за отворот пальто. Тсуна не заметил, как нашарил и стиснул край одеяла. Вендиче заговорил, и из его голоса исчезли последние человеческие интонации.
– Бывший Аркобалено Солнца был приговорён к семидесяти годам лишения свободы в одной из тюрем Вендикаре, но, так как его босс подал прошение о выдаче заключённого, место заключения было изменено.
– То есть? – охрипшим голосом пробормотал Тсуна.
– Целью заключения в Вендикаре является полная социальная недееспособность. Ты попросил выдать человека своей Семьи, Десятый Вонгола. Мы выдали. Но это не значит, что мы оправдали его.
Вендиче нажал пальцем, замотанным в бинт, на веко Реборна и потянул его вверх. Открылся тёмный глаз – радужка не отличалась от зрачка. Тсуна затрясся.
– Он социально недееспособен, – заключил Вендиче. – И физически тоже – это компенсирует пребывание вне стен Вендикаре. Ему травмировали позвонок нижне-шейного отдела, что вызвало неполный паралич. Он дышит сам. Сохранена некоторая подвижность левой половины лица и левой руки. Травма нанесена профессионалами. Всё это время за его состоянием наблюдали наши лучшие медики, и сейчас он стабилен. При должном уходе он проживёт долгие годы.
Тсуна молчал. Его пальцы блуждали по одеялу. Ему казалось, что сейчас должно что-то произойти, что-то шумное и разрушительное, но было тихо, как под водой. Даже ветер улёгся.
– Это неправда, – сказал Тсуна, но Вендиче не потрудился ответить.
Тсуна двинулся на него, не замечая, что на плечах повис Гокудера.