Команда Arcobaleno Team. Внеконкурс. Авторский фик «Двоедушие»

[reborn-nostra]

Название: Двоедушие
Автор: team-arcobaleno
Бета: анонимный доброжелатель
Пейринг: AD!Реборн/Бьякуран
Категория: преслэш
Рейтинг: PG-13
Жанр: драма
Размер: 2 801 слово
Саммари: а что происходит по ту сторону?
Дисклаймер: Katekyo Hitman Reborn! © Amano Akira
Примечания: фик написан на конкурс Reborn Nostra на дайри
Предупреждение:

спойлер

смерть персонажа

Все начинается в ванной комнате.

Он включает холодную воду и ополаскивает лицо, смывая остатки пены для бритья. Какое-то время давит подушечками пальцев на веки, потом влажной ладонью зачесывает назад волосы и выбирает из трех своих зубных щеток ту, что жестче. Выдавливает на нее зубную пасту и начинает чистить зубы, при этом опираясь одной рукой на край раковины. Выплюнув пасту и прополоскав рот, Реборн тянется к небольшому полотенцу. По щекам стекают капли воды, скапливаются у уголков губ. Неосознанно он слизывает их кончиком языка.

Вот тут-то все и происходит.

Перед глазами появляется странный туман, полотенце в руках вдруг кажется чужим и грязным. Реборн хмурит брови и настороженно щурится. Прислушивается к своему состоянию, замечая, как утяжеляется дыхание. Что-то меняется — и не в лучшую сторону. Боковое зрение цепляется за зеркало, взгляд останавливается на отражении. Реборн смотрит на него и плотно сжимает рот. Отражение смотрит в ответ. У обоих заметно напрягается жилка на виске. Проходит несколько секунд, прежде чем Реборн понимает, что это лицо — чужое. Он закрывает и открывает глаза, заново сталкивается с фиолетовыми зрачками.

Где-то в другой комнате раздается стандартный звонок мобильного телефона. Ощутимо нарастает раздражение, Реборн сглатывает скопившуюся во рту слюну. По ту и эту сторону дергается кадык. Одновременно.

С мимикой Реборна Бьякуран выглядит странно. Спокойный и равнодушный, даже отсутствующий, он теряет свое былое обаяние. Становится неэмоциональным и мертвым, неспособным отразить насмешливую ухмылку. Просто кривит губы и смотрит прямо в глаза. Без прищура и лукавства, чуть сузив веки — он в точности повторяет движения Реборна. Его свободная белая рубашка расстегнута на верхние пуговицы, обнажает бледную кожу с тонкими синеватыми прожилками. Реборн представляет, как эти хрупкие сосуды плавились под огнем, и едва сдерживает смешок. О чем думает в это время Бьякуран — неизвестно.

Перестает звонить телефон. В квартире снова наступает тишина, слышен только шум льющейся из-под крана холодной воды. Тело охватывает какое-то странное бессилие, на лбу появляется испарина. Опять звонит телефон.

Реборн перебрасывает полотенце через плечо и набирает в ладони воду, умывается. Трет до легкой красноты пальцами веки и продолжительно выдыхает. Когда он выпрямляет спину, то все возвращается на свои места. Зеркало привычно отражает ванную комнату и самого Реборна ровно посередине. Видно, как с его подбородка падают редкие капли, а бакенбарды потеряли свою форму. Крепко закрутив вентиль, Реборн вытирает руки и вешает полотенце, идет отвечать на звонок телефона. О Бьякуране он забывает, как только в комнате гаснет свет.

Перематываем время на два дня вперед.

И попадаем в просторный зал, из которого постепенно уходят аркобалено. В помещении остаются только Реборн и Колонелло. Они стоят напротив друг друга и о чем-то разговаривают; размеренная, монотонная речь течет в барабанные перепонки. Колонелло складывает руки на груди и немного наклоняет голову вбок, обеспокоено улыбается.

— Хэй! — резко меняет он тему разговора. — Куда ты смотришь?

В ответ молчание. Реборн переводит взгляд на Колонелло и равнодушно поводит плечами, затем снова смотрит куда-то в сторону. У него напряжена шея и сводит скулы, словно в каком-то ожидании. Колонелло за ним наблюдает и задумчиво чешет затылок.

— Может, поговоришь с Верде?

— По поводу?

Возникает небольшая заминка. Реборн, кажется, не дышит, пока Колонелло, поджимая губы, подбирает правильные слова.

— По поводу данной ситуации, — наконец, отвечает он. — Время идет, но что-то все равно происходит.

— Что ты хочешь этим сказать? — спрашивает Реборн.

Но он не слышит ответа, хотя видит, как двигаются губы Колонелло и даже небольшой краешек его зубов. Помещение теряет свои краски, становится блеклым и невыразительным. Реборн не отрывает взгляда от дальнего зеркала и всматривается в свое лицо, разглядывает, как сквозь него проступают знакомые черты. Бьякуран оказывается одет так же, как и два дня назад, правда теперь комплект дополняет белая фетровая шляпа. К Колонелло неожиданно возвращается голос:

— Со смерти Бьякурана прошло больше месяца, — зачем-то говорит он. — Уровень радиации Нон-Тринисетте опустился до минимума, значительно снизилась концентрация излучения. У тебя не должно быть симптомов, Реборн.

Тот достает правую руку из кармана брюк и поправляет свою шляпу, заводит ее назад, открывая глаза. Бьякуран повторяет все движения Реборна. Теперь заметно, насколько расширены его зрачки, — такое чувство, что он в чем-то сильно заинтересован. Спрятав обратно руку в карман, они оба усмехаются:

— О каких симптомах идет речь?

— Я не узнаю тебя.

— Это не симптом.

Колонелло устало растирает ладонью шею и прикрывает веки на пару секунд. Реборн вдруг поворачивает голову и улыбается: однобоко и насмешливо, с долей какого-то превосходства. Когда отражение копирует его улыбку, оно становится похоже на прежнего Бьякурана, живого и воодушевленного своей идеей.

— Иногда я думаю, что рассказы о захвате мира — блеф.

— Считаешь, у Бьякурана была другая цель?

— Нет, Колонелло. Просто думаю.

Кивнув, Реборн выходит из комнаты и широкими шагами направляется к лестнице. Колонелло закрывает за собой дверь и идет следом, не отрывая взгляда от неестественно выпрямленной спины напротив. Неожиданно ему делается не по себе, отчего он резко вздрагивает и наигранно смеется.

— Бьякуран умер, — говорит Колонелло и хлопает Реборна по плечу. — Уж не тебе беспокоиться об убитых. Верно?

— Он умер только здесь, — пожимает Реборн плечами, скидывая с себя широкую ладонь.

Лестница крутая и длинная, о стены отбивается звук глухих, неспешных шагов. Они выходят из здания в полном молчании и еще какое-то время стоят у входа, смотрят вперед. Первым уходит Колонелло; на прощание он взмахивает рукой и зачем-то щелкает два раза пальцами.

— И не опаздывай завтра! — кидает он, не оборачиваясь.

Слова кажутся лицемерными, сказанными, дабы разрядить атмосферу. Они виснут в воздухе и давят фальшью, заставляют Колонелло ускорить шаг. Реборн усмехается, низко надвигает шляпу.

— Я пунктуален.

Он ждет еще несколько минут и только потом подходит к своему автомобилю. Открывает дверь и садится за руль, поворачивает ключ в замке зажигания. О чем-то размышляя, Реборн чуть морщит лоб и постукивает пальцами по коробке передач. Джип плавно трогается с места и тут же дергается, рывком останавливаясь. С зеркала заднего вида фиолетовые зрачки внимательно следят за тем, с какой злостью сужаются глаза Реборна. Тот, недовольный своей реакцией на появление Бьякурана, поджимает губы и делает глубокий вдох, прислушиваясь. Но ничего не чувствует: ни как расширяется грудная клетка, ни как расслабляется после выдоха тело.

— Это усталость, — говорит он сам себе.

— Понимаю.

Голос оказывается мягким, со знакомыми нотками обаяния. Реборн поднимает взгляд и смотрит какое-то время Бьякурану в глаза, изучает его радужную оболочку. Затем немного опускает зеркало вниз и презрительно дергает правым уголком губ. Отражение, чуть приоткрыв рот, усмехается левым. Проходит минут пять, прежде чем Реборн поправляет зеркало и кладет руку обратно на коробку передач. Они выезжают на дорогу и едут дальше в полной тишине.

— Это время не для нас, — признается Бьякуран.

Реборн пожимает плечами: ему все равно. Он следит за дорогой и поворачивает на ближайшем перекрестке, зачем-то включает приемник. Из колонок начинает неторопливо играть одна из групп восьмидесятых годов. Бьякуран щурится, а потом с язвительным смешком пропадает. Кажется, его что-то позабавило. Музыка стихает, в салоне становится неуютно. Остановившись у бордюра, Реборн тщательно всматривается в зеркало заднего вида, следит за своим отражением. Но там больше никого нет.

Крутим стрелки на часах.

На этот раз оказываемся в каком-то темном помещении, похожем на научную лабораторию. Из освещения — несколько экранов. Верде сидит за столом и что-то пишет, то и дело потирая заросший щетиной подбородок. В метре от него стоит Реборн, опирается правой ладонью на спинку сломанного стула.

— Зачем выключил свет? — спрашивает Верде.

— Чтобы ты все-таки отвлекся, — врет Реборн.

Поправив указательным пальцем очки, Верде поворачивается к Реборну лицом и пристально вглядывается в неясные очертания его силуэта. Затем берет со своего стола чашку остывшего кофе и, сделав большой глоток, с громким звуком ставит ее обратно. Слышно, как где-то колыхнулись бумажные листы.

— Предположение, что тебя беспокоит состояние Нон-Тринисетте радиации, ошибочно, верно я понимаю?

Реборн не отвечает, лишь поправляет манжеты пиджака и прячет руки в карманы брюк. Похоже, что он думает о чем-то своем.

— Параллельные миры, — наконец произносит он. — Достаточно ли про них информации?

— Я исследую данное явление. Но большинство моих заключений — суждения, неподверженные научным доказательствам. Так что решай, достаточно ли тебе для информации простых гипотез.

— В любом случае, выбора у меня нет.

Кивнув, Верде снимает очки и небрежно бросает их на стол. Он трет ладонью свои глаза и с силой давит на веки, как будто собирается с мыслями. Взгляд становится расфокусированным, рука привычно ложится на подбородок. Реборн хмурит брови и, сделав несколько шагов вперед, пару раз стучит костяшками пальцев по краю столешницы. Верде ощутимо дергается, приходит в себя.

— Время идет, — напоминает он. — Согласен?

— Да. Поэтому меня и интересует прямое взаимодействие параллельных миров между собой.

— О каком именно взаимодействии идет речь? Уверенно можно говорить только о перемещении из одного мира в другой, доказательством чему служило существование Госта. Вероятно, где-то есть и точки пересечения, но достоверно об этом мне ничего неизвестно.

Повисает недолгое молчание. Губы Реборна ломаются в слабой улыбке, где-то под кожей шумит кровь и предвкушающе пульсируют вены. Верде терпеливо ждет ответа на свой вопрос.

— Я имел в виду возможность объединения.

— Объединения? — удивляется Верде. — Звучит неправдоподобно, потому что тогда произойдет слияние всех исходных данных. В таком виде новая реальность будет состоять из двух просуммированных между собой элементов, что непременно повлечет за собой многочисленные противоречия. Произойдет диссонанс.

Реборн коротко и беззвучно смеется.

— А если все же допустить такую возможность?

Вздохнув, Верде задумывается на пару минут, пристально смотрит куда-то в пол. В лаборатории наступает глухая тишина, словно кто-то нажал на паузу. Послушно замирает изображение — за отведенное время ни Реборн, ни Верде ни разу не шелохнулись.

Плей.

— Хорошо, — начинает Верде, — примем возможность объединения параллельных миров за аксиому. Итак, изначально параллельные миры представляют собой нечто наподобие параллельных прямых. И чтобы соединить их данные между собой, нужно каким-то образом направить один мир в другой.

В ответ — никакой реакции. У Реборна равнодушное, отсутствующее выражение лица, уголки рта презрительно опущены. Но в глазах читается скрытая заинтересованность, смешанная с долей странной безнадежности. Верде щурится, чтобы лучше видеть.

— Стало быть, — продолжает он, — существуют условные перемычки. Когда такая перемычка замкнута, в пространстве так и остаются два никак не связанных друг с другом параллельных мира. Когда же перемычка одного мира откроется и подключится к другому, можно предположить, что начнется постепенное изменение будущего. Которое, соответственно, будет включать в себя помесь этих двух миров.

— Есть вероятность возвращения перемычки в исходное положение?

Верде пожимает плечами:

— Не знаю, это всего лишь рассуждения. Если процесс подключения уже завершен, то наверняка придется возвращаться в прошлое, чтобы каким-то образом предотвратить происходящее.

— А если нет?

— Тогда искать связь между двумя мирами и разрывать ее. Возможно, перемычка среагирует автоматическим переключением. Или просто перегорит.

— Вот как, — усмехается Реборн.

Раздается колкий неприятный звук. Верде надевает очки и, повернувшись к одному из экранов, начинает что-то печатать. Мерное постукивание клавиш отдается пронзительным шумом, отчего Реборн брезгливо морщит лоб. От дискомфорта вяжет во рту, становится трудно сглатывать слюну. Верде бросает на него мимолетный взгляд.

— Воздействие радиации Нон-Тринисетте на физическое и психическое состояние тебя больше не беспокоит?

— Как знать. Быть может, именно в радиации дело.

Спрятав за полями шляпы глаза, Реборн направляется в сторону выхода. Четкие шаги становятся все тише и отдаленней, пока не пропадают вовсе. Едва они стихают, в лаборатории включается свет.

Спустя время мы оказываемся в небольшом кафе.

За столиком у окна сидит Реборн. Он допивает охлажденный каркадэ и просит принести ему счет. Официантка растерянно улыбается и кивает, стучит каблуками по напольной керамической плитке. Шум гулко отдается в голове, прогрызается через виски. Реборн давит на них указательными пальцами до тех пор, пока они не становятся омерзительно липкими от пота.

— Ваш счет, пожалуйста.

Не глядя, он достает несколько крупных купюр и кладет их в папку для счета, идет куда-то вглубь. На минут десять Реборн пропадает из жизни. Заново он появляется лишь у белоснежной раковины, о чьи стенки шумно бьется вода. Как здесь оказался — не помнит, провал в памяти. Манжеты у рубашки влажные, над верхней губой остались холодные капли, шляпа висит на одном из крючков. Больше в туалете нет никого. Реборн широко усмехается и поднимает взгляд, смотрит на свое собственное отражение.

— Зачем я тебе? — спрашивает он.

— Зачем я тебе? — спрашивает отражение.

— Черт.

— Черт.

Реборн начинает о чем-то размышлять, от мыслей заметно сводит скулы. Во рту остался кисловатый привкус чая, из-за чего он катает обильную слюну, сглатывает. Когда же он закрывает глаза, чтобы сосредоточиться, второй Реборн продолжает на него смотреть.

Пробел.

Теперь они стоят, оперевшись одной рукой на зеркало, касаются ладоней друг друга. Бьякуран постепенно проступает через отражение, возвращает себе лукавое выражение лица. Реборн внимательно за ним следит, думает, зачем касается зеркала рукой. По телу пробегает легкий озноб.

— Иди сюда, — зовет Бьякуран и улыбается. — Ближе ко мне.

Поверхность гладкая и прохладная, из-за чего медленно немеют от холода подушечки пальцев. Реборн хочет ими пошевелить, оторвать эту руку от отражения, но зачем-то закручивает второй кран с водой. Помещение погружается в полную тишину, редко разбиваются о раковину последние капли. Где-то хлопает дверь соседней уборной.

— Чего ты хочешь?

Бьякуран щурится и едва заметно откидывает голову назад. Так, как будто повторяет действия Реборна, хотя тот стоит неподвижно, игнорируя свои ощущения. Доносится тихий, самодовольный смех.

— Ничего, — отвечает Бьякуран. — Ведь это я тебе нужен, не наоборот. И видишь ты меня только потому, что не хочешь отпускать.

— Чушь, — презрительно сплевывает Реборн.

— А не мог бы ты тогда рассказать свою версию? Мне интересно.

Тонкая грань стекла как будто испаряется, стирает между ними границы. Кажется, что Реборн должен что-то чувствовать, но никакой его реакции не наблюдается. Он осматривает губы Бьякурана, чуть сузив глаза, и, когда тот приоткрывает рот, усмехается с непонятной горечью.

— Нам не о чем разговаривать.

— Не о чем, — откуда-то издалека. Шум отбивается от стен и утягивается в вентиляционную решетку.

Это вопрос, понимает Реборн. И молчит.

— О недавних предположениях Верде ты тоже не хочешь поговорить? Или боишься признать, в чем причина открытия вашей условной перемычки? Будь честен перед собой.

У них обоих нахмурены брови и одинаково бьется жилка на виске. Ничего не ответив, Реборн, не задумываясь, пожимает плечами. Воцаряется короткая тишина, во время которой он размышляет, кем является на самом деле. Бьякуран с интересом наблюдает, давит в себе неожиданный смешок.

— А о том, как ты хочешь верить, что происходящее — результат радиации и накопившейся усталости? Опять не нравится? — Отражение дергается, из стороны в сторону качается чужая голова. — Кажется, кто-то принимает меня за галлюцинацию.

Ничего не меняется, просто атмосфера как будто оседает на пол. Становится трудно дышать, зрачки почему-то останавливаются на фиолетовой кляксе под глазом Бьякурана. Тот широко улыбается, отчего она растекается по щеке, становится неровной и мутной. Реборн внимательно ее изучает, пока что-то не выбивает из легких весь воздух.

На этом прежний мир заканчивается.

Между пальцев аккуратно ложится чья-то теплая ладонь, сжимает с силой. Онемение освобождает левую руку, уходит куда-то вглубь тела. Теперь Реборн может чувствовать, какова на ощупь кожа, что заживо горела еще месяц назад. Он переводит взгляд на сцепленные ладони и дергает для убедительности своими пальцами, затем разглядывает разодранное зеркало и его рваные края вокруг бледного запястья. Все это время Бьякуран бережно поглаживает подушечками его костяшки.

— Ну вот, — снова улыбается он. — Теперь все будет по-другому.

Реборн брезгливо морщит лоб и все-таки вырывает свою руку. Отступает на шаг назад, берет с вешалки свою шляпу и привычно прячет за ее полями глаза. Сглатывает, когда отражение перестает копировать его действия. Бьякуран просто возвращает ладонь в свое измерение и кивает на постепенно затягивающуюся дыру в зеркале.

— Хорошо бы, — запоздало отзывается Реборн.

Он поворачивается и уходит, спрятав руки в карманах брюк. Хлопает дверь уборной — и в помещении никого не остается. Только Бьякуран приподнимает правую руку и осторожно касается пальцами своих губ, очерчивает подушечками однобокую ухмылку. Ему смешно и не хочется пропадать.

Терпеливо наблюдаем еще неделю.

А теперь начнем.

По запаху безысходности в квартире становится понятно, что все старания были напрасны. Реборн кивает и опускает взгляд в пол, носком ботинка поддевает большой осколок разбитого зеркала. Тот переворачивается с глухим звоном, отражает белый потолок и края тщательно уложенных волос. Чуть погодя в нем всплывает отломленное лицо Бьякурана: сощуренные глаза и обрезанный кривой рот. У Реборна сводит от злости скулы — и он наступает на отражение, до хруста выдавливая его пяткой. Осколок крошится, вытесняет Бьякурана куда-то еще.

Нечто новое сочится в этот мир, из-за чего Реборн смотрит на свои ладони и встряхивает ими, словно боится прикоснуться к чему-то неправильному. Спустя пару секунд он уходит в ванную комнату, чтобы вымыть руки от надуманной брезгливости. Идет именно туда, откуда все и началось. Уверенно открывает кран и разглядывает сильную струю воды, шумно выдыхает.

— Сейчас все пройдет, — говорит он сам себе.

Возможно, именно так все и случится, если он найдет способ оборвать возникшую связь. Реборн споласкивает ладони и размышляет о невидимой перемычке, неотрывно изучая структуру зеркала. Ему непривычно видеть в отражении второго Реборна, отчего он замирает и ждет, что будет дальше. Но от его выдержки мало что остается; ее как будто втягивает в себя Бьякуран, появляясь напротив.

— Зря стараешься.

Шаг.

Реборн выходит из себя. Резко ударяет в голову кровь, пульс отдается в ушах, заглушает шум льющейся воды. Каким-то образом — он не помнит — в ладонь ложится пистолет и снимается с предохранителя; правая рука вытягивается вперед, а ноги ступают назад. Бьякуран повторяет его действия и, когда оба дула смотрят друг другу в черную зияющую тьму, довольно улыбается. Скорее всего, ему нравится происходящее. Реборн скрипит зубами и нажимает на курок. Они оба стреляют в середину лба.

Что-то идет не так, как заведено. На лице Реборна вдруг застывает изумление, край сознания успевает запомнить яркую вспышку боли. Он замертво падает на пол, в то время как его отражение продолжает стоять и хмурить продырявленный лоб. Кровь стекает вниз, катится по переносице к губам. Бьякуран с усмешкой слизывает эти капли языком.

Дальше в этом мире не происходит ничего.