Автор: Storm-Team
Бета: Storm-Team
Герои (Пейринг): Гокудера/Цуна, Ямамото, Реборн
Категория: слэш
Рейтинг: PG-13
Жанр: ангст
Размер: 7987 слов, миди
Саммари: Гокудеру преследует чувство дежавю, и каждый сон для него заканчивается кошмаром.
Дисклаймер: манга и аниме Katekyo Hitman Reborn! принадлежат Амано Акире и студии Artland
Примечания: фик написан на конкурс Reborn Nostra: Танец пламени на дайри, тема "С чистого листа"
Скачать: sendspace, 145,5 kb
— Десятый! — к Цуне, на ходу расправляя рубашку, подбежал Гокудера. Неприлично шустрый в такой ранний час, он одним своим видом навевал печальные мысли о несовершенстве мира. Как он ухитряется высыпаться?
— Привет, Гокудера-кун, — Цуна сонно улыбнулся и отошёл к краю тротуара.
Гокудера зашагал рядом, что-то рассказывая. Его монологи можно было не прерывать, и Савада просто наслаждался бодрым голосом друга, тёплым солнцем и спокойствием — они не опаздывали, можно было не торопиться. Вскоре к ним присоединился Ямамото, и Цуна окончательно впал в блаженное умиротворение. Хороший день.
Мог бы быть.
Реборн позвонил сразу после уроков и потребовал немедленно двигаться в сторону недавно достроенного и еще пустующего торгового центра. Здание находилось довольно далеко, и, когда они, наконец, доехали, Цуна был как на иголках, а об импульсивном Гокудере и говорить нечего. Один Ямамото смотрел по сторонам с чистым и ничем не замутненным любопытством.
Вокруг торгового центра было много полиции, у самого входа — отряд специального назначения с собаками.
— В здании заложена бомба, — сообщил Реборн. — И те, кто ее заложил, где-то рядом. С бомбой разберутся власти, но мафия — это забота Вонголы. Во всяком случае, дон Тимотео считает именно так. И будь я проклят, если знаю, как до него дошли новости об этой бомбе раньше, чем до меня.
— Что нам делать? — Цуна растерялся. Одно дело — отвечать за себя, максимум — за своих друзей, но когда опасность грозит ещё и множеству посторонних людей…
— Взять себя в руки, — Реборн положил ладонь на плечо подопечного. — Саперы уже здесь.
— Я могу.
— Что? — Цуна обернулся к Гокудере. Тот побледнел, но выглядел решительным.
— Я могу заняться бомбой.
— Ты не сапер, — отрезал Реборн.
— Я могу заняться бомбой, — упрямо повторил Хаято, глядя на него исподлобья.
Теперь на Гокудеру они смотрели оба: Савада — обескураженно, Реборн — сердито.
— Ты. Не. Сапер.
— Я работаю со взрывчаткой, — Гокудера не ругался и не кричал. — Я могу. Реборн, пожалуйста! Десятый! — Он не выдержал: крутанулся на месте, взволнованно взглянул на друга, сжав руки в кулаки. — Я же и правда могу!
Реборн долго смотрел на него, словно просчитывая шансы Хаято на успех, и Цуна встревожился. Отпускать Гокудеру не хотелось. Фамильная интуиция или просто нервы? Кто знает… Но в руководстве Гокудера не нуждался. Только в разрешении.
— Цуна, — напомнил Реборн, — ты босс.
Савада побледнел. Он не хотел, нет, совсем не хотел принимать решение один. Но Гокудера смотрел так…
— Иди, Гокудера-кун. Будь осторожен. Тебе нужны инструменты, что-нибудь?
— Все при мне! — Хаято просиял.
Полиция не вмешалась, когда Гокудера двинулся в сторону торгового центра — Реборн уже явно успел с ними пообщаться. Минуты ожидания тянулись бесконечно долго, и даже вечно оптимистичный Ямамото посерьезнел, нервно сжимая и разжимая кулаки.
Взрыв прогремел неожиданно. Цуна, повинуясь тычку Реборна, рухнул на землю, закрыл руками голову, но все-таки спохватился, хоть и не сразу.
— Гокудера-кун!
Реборн поймал его, рванувшего к зданию с низкого старта, за руку, отшвырнул назад, к Ямамото.
— Стой, Цуна! Дурак! Куда?!
Обломки стен продолжали рушиться, поднимая все новые клубы пыли. К месту взрыва уже торопилась полиция. Реборн отдавал быстрые распоряжения по мобильному, Ямамото кому-то отвечал непривычно резким тоном, а Цуна расширившимися глазами смотрел на зияющий проем и понимал, что там, в эпицентре, у Гокудеры, увешанного взрывчаткой, шансов выжить просто…
Цуна сел на кровати, хватая ртом воздух. Всего лишь сон.
Кошмар, который не сбудется. Уже не сбудется.
Он повторял про себя эти слова, но помогало слабо — сердце так и норовило выпрыгнуть из груди, и он с трудом разжал пальцы, вцепившиеся в одеяло. В конце концов, Цуне удалось хотя бы вдохнуть полной грудью, он выбрался из кровати и подошёл к открытому настежь окну, опёрся руками о подоконник, стараясь дышать так, как учил Реборн — глубоко и ровно.
Цуна бросил взгляд на часы — половина пятого. Гокудере должны как раз ставить очередную капельницу.
Гокудера... Мысли упорно вращались вокруг него и не хотели переключаться ни на что другое.
Цуне нравился Гокудера. Не только как прекрасный друг, незаменимый помощник и вообще умный парень, а просто по-человечески. У Хаято был необычный голос, он даже ругался красиво, мешая японские слова с итальянскими. Итальянских было больше. Цуне нравились запах пороха и сигарет, везде преследующий Гокудеру, и его руки, все в мелких ожогах и царапинах, и как он управлялся с динамитом.
Чертов динамит. Не имей Гокудера дела со взрывчаткой — он бы не пошел обезвреживать бомбу. Его бы так вообще не было в здании.
И он абсолютно точно не успел бы кинуться наперерез стрелку, не поймал бы пулю и не свалился бы с высоты нескольких метров в кучу строительного мусора, которую как нарочно забыли вывезти. Одна пуля и эта чертова куча почти унесли жизнь того, кто, возможно, спас жизни нескольких десятков людей.
Во сне подсознание раздуло страхи Цуны — в реальности все обошлось намного меньшими потерями и, хотя Гокудера сильно пострадал, врачи со временем обещали полное восстановление. Со временем.
Время, которого, как всегда, было мало.
Гокудеру прооперировали, определили в палату и запретили пускать к нему кого бы то ни было. Из коридора больницы Цуну вместе с Ямамото выгнал уже Реборн, сам отвёз обоих домой и пригрозил надавать по шее, если Савада вздумает ослушаться и рвануть обратно к другу.
Пока Цуна держался. Немного побродив по комнате, он сел за стол и уставился на коробочку Урагана, которую дал ему на хранение Реборн.
— Ну почему, — с горечью произнес он, — ты никак не можешь поверить, что я и сам кое-что могу? Почему ты не можешь понять, что потерять тебя для меня страшнее, чем самого себя?
Меньше, чем через неделю желание жить окончательно победило, и Гокудера, которому до сих пор пророчили долгую восстановительную терапию, семимильными шагами пошёл на поправку. Был бы здесь Рёхей — всё бы решилось намного проще, но ещё до взрыва он уехал по поручению Реборна в Европу и возвращаться пока не планировал.
Впрочем, Гокудера и сам неплохо справлялся. Перед Цуной он с самого начала храбрился — тот знал это, но делал вид, что не замечает, как тяжело Хаято даже просто ровно сидеть, не то что стоять без опоры, а потом — ровно ходить, дышать глубоко.
Ямамото тоже торчал у друга всё свободное время, по мере сил таская ему еду из своего ресторана и развлекая хандрящего из-за своей вынужденной беспомощности Гокудеру. Цуне следовать благому примеру не позволял Реборн, после происшествия с Гокудерой взявшийся за ученика с новыми силами.
Но всё налаживалось. Если не замечать, как осторожно двигается всегда ловкий и гибкий Гокудера, как непривычно посерьезнел Ямамото, как похудел и осунулся Цуна. Все налаживалось. В этом старался убедить себя каждый.
***
Тени плясали на лице Десятого, делая его моложе и невиннее. Казалось бы, куда еще моложе и невиннее. К такому Десятому даже приближаться было страшно, не то, что прикасаться. Тронь — и рассыплется.
Строго говоря, рассыпаться полагалось бы Гокудере.
— Ты действительно в порядке, Гокудера-кун? — Цуна смотрел с сочувствием.
Хаято попытался улыбнуться, чувствуя, как тянет кожу пластырь на правой щеке.
— Конечно, Десятый. В полном.
Цуна неуверенно улыбнулся в ответ.
Происшествие до сих напоминало о себе: не срослась кость в руке, беспокоили ребра, никак не заживали несколько ссадин. Впрочем, в этом Гокудера был виноват сам: постоянно сдирал пластыри и кричал, что он и так в норме. Врач — для разнообразия, кто-то незнакомый, — силой приклеивал пластыри на место. А потом Цуна, забегая к другу после уроков, тихо и как-то беззлобно ругал его, сминая в пальцах то край рубашки, то полу кофты Гокудеры.
Хаято за время лечения успел так всем надоесть, что его выписали, едва он смог ходить. И сейчас Гокудера брел рядом с Савадой, неловко держа сумку здоровой левой рукой, и смотрел на похудевшее и побледневшее за время его болезни лицо Десятого. Как будто не он, Гокудера, лежал пластом, а сам Цуна.
Первый день в школе после долгого отсутствия прошел хорошо. То есть, почти как обычно. Гокудера привычно огрызался на подначки Ямамото, хмыкал в ответ на очевидные, по его мнению, факты, озвученные учителями, столь же привычно тянул через трубочку сок на крыше. После окончания занятий последовал за Десятым, провожая его до дома, а потом — и до импровизированного полигона на полях, где проводил тренировки вернувшийся во взрослое тело Реборн.
Наблюдать за ними с Цуной со стороны было почему-то обидно. Но сегодня, в первый день «здоровой жизни», Гокудера не взял с собой ничего из того, что могло пригодиться на тренировке. И теперь он только кусал губы и дергался, когда Цуна пролетал рядом, в воздухе тормозил и пытался попасть по Реборну. В суть тренировки вникать было тяжело.
А на Десятого хотелось смотреть снова и снова, не отрывая глаз, пусть даже и на такого: запыхавшегося, взмыленного, уставшего. Каждая новая царапина на его руках была солью на раны Гокудеры, тем более что пока не вернулся, занимаясь таинственными поручениями Реборна, Рехей, а сам Реборн лечить учеников отказывался.
Об этом Хаято сказал однажды Ямамото, когда забегал к нему в больницу еще до выписки. У Ямамото тогда Реборн и жил, жил до сих пор. Кому, как не этому придурку, лучше знать? Реборн еще и занимался с ним, уделяя этому сейчас едва ли не больше внимания, чем тренировкам Десятого. Ямамото признался, что иной раз Реборна хочется просто прибить за его характер и невыносимую жажду действий, цель которых всегда была одна и та же: сделать из Цуны босса, а из них — настоящих хранителей. Как будто сейчас они фальшивые.
В общем, Гокудера нервничал. Сидеть в стороне, когда Цуне угрожала опасность, было невыносимо, и, будь у Хаято хоть немного больше сил, уж он бы… — взгляд Реборна примораживал к месту каждый раз, когда Гокудера приподнимался, и мысль пропадала. А Савада каждый раз дергался, будто спиной замечая движения друга, и пропускал все новые и новые атаки. Хаято только скрипел зубами.
— Успокойся, Гокудера-кун, — умоляюще проговорил Цуна, во время короткого перерыва подбежав к другу. — Все в порядке!
— Не в порядке! — Гокудера не выдержал: взвился, даже почти не покачнувшись, сжал кулаки. — Как ты можешь так говорить, Десятый?! Я же! Я же…
— Гокудера-кун, ну хватит. — Савада оглянулся на Реборна, с недовольным видом перезаряжавшим пистолет. Обеими руками, одетыми в эти его забавные варежки, сжал кулак здоровой руки Гокудеры. — Хочешь, пойдем домой, а?
Сердце гулко бухало в груди. Цуна держал друга за руку и терпеливо ждал, не отрывая взгляда от пластыря на щеке, надоевшего хуже горькой редьки — эта липучка мешала, но без нее рана заживала слишком уж долго.
— Как ты хочешь, Десятый.
— Цуна! На позицию!
Савада снова беспомощно глянул на друга и, отпустив его руку, вернулся к тренировке.
Оставаться на месте становилось все труднее. Гокудера прокручивал на пальце кольцо Урагана, бездумно зажигая и гася пламя в попытке хоть сколько-нибудь стать причастным. Не выходило. Его коробочки Десятый еще не отдал, говоря, что рано. Может, оно и к лучшему. С коробочкой Гокудера не ограничился бы тем, чтобы оттащить Цуну в сторону с линии атаки.
Худшим был разве что его оскал в лицо Реборну, да раздраженное: «Кто я такой, если не могу защитить Десятого?!», — прозвучавшее просто жалко, учитывая его состояние.
Но Реборн хмыкнул и посмотрел на Цуну.
— Свободны, оба.
— Но…
— Свободны. — Реборн даже не дослушал: развернулся и пошел прочь, вернув Леона в его обычную форму.
Цуна не сказал ни слова в обвинение, но Гокудера все равно чувствовал себя виноватым, из-за него прервали тренировку. В другое время Реборн продолжил, да еще и отчитал бы обоих, а сейчас…
Савада только сунул варежки в карман куртки и, закинув на плечо сумку, вместе с Хаято зашагал в сторону города. Он казался расстроенным, только чем именно? Не хотелось думать, что выходка Гокудеры стала тому причиной.
Домой пошли длинной дорогой, через стройку. Гокудере туда идти очень не хотелось, но Цуна даже не подумал свернуть, и он поплелся следом. Быстро идти не получалось — вспышка гнева закончилась, силы вместе с ней, и боль в поврежденных мышцах навалилась снова.
— Десятый, прости.
— Все в порядке, Гокудера-кун, — привычно мягким голосом ответил Цуна, глядя себе под ноги.
— Десятый…
Сверху предостерегающе крикнули, но Цуна не обратил внимания. Крикнули снова, что-то похожее на «Куда вы лезете, здесь опасно!».
— Десятый! — Гокудера поймал друга за локоть, но Цуна сбросил его руку.
— Все в порядке.
Ничего не было в порядке. Цуна не просто был расстроен — он злился, и, вероятно, заслуженно. Но разве можно было его оставить одного?! На что тогда ему Правая рука?!
— Десятый! — Гокудера забежал спереди, охнул, неловко стукнувшись локтем о стену. Возможно, Саваду остановило именно это. Он всегда был слишком добрым. — Ну, что не так?! Где я неправ?
— Все так, — Цуна смотрел с бесконечным терпением. — Пойдем домой, Гокудера-кун. Ты устал, я тоже. Пойдем, пожалуйста.
Оставалось только его пропустить, хотя чертовски не хотелось. И вообще, хотелось повернуть назад, пойти хотя бы другой дорогой, дольше или короче, но другой, черт!
Интуиция, которая до этого успешно помогала юному Гокудере выживать на долгом пути к должности Правой руки, кричала и билась, мешая думать. Это всего лишь стройка, японские стройки достаточно безопасны, чтобы…
Скрежет и грохот сверху заставили Хаято, опиравшегося на стену, все-таки поднять голову. Одна из плит, закрепленных над ними, накренилась.
— Десятый! — Цуна посмотрел на него в упор, очевидно, привлеченный паникой в голосе друга.
А Гокудера с проклятьями пытался выпрямиться, но рука не слушалась, нога заболела — весь организм словно взбунтовался и был против того, чтобы двигаться. Цуна удивленно поднял взгляд, резко побледнел и шатнулся вперед, выталкивая Гокудеру из тени.
— Десятый!!!
Цуна, не успевший сам сделать ни шага, молчал.
— Неверно.
— Ты слишком строг.
— Я не строг, это он — дубина!
— А что он мог здесь сделать, скажи мне?
— Поверить интуиции, ясное дело!
— Какие у тебя странные методы воздействия… Ну да ладно. Я дал тебе карт-бланш — я не отбираю у тебя этого права.
***
Тени плясали на лице Десятого, делая его моложе и невиннее. Казалось бы, куда еще моложе и невиннее. К такому Десятому даже приближаться было страшно, не то что прикасаться. Тронь — и рассыплется.
Строго говоря, рассыпаться полагалось бы Гокудере.
— Ты действительно в порядке, Гокудера-кун? – Цуна смотрел с сочувствием.
Хаято попытался улыбнуться, чувствуя, как тянет кожу пластырь на правой щеке.
— Конечно, Десятый. В полном.
Цуна неуверенно улыбнулся в ответ.
Гокудера непривычно пах не сигаретами, а лекарствами. Гокудера тихо огрызался, а не орал в голос. Гокудера хромал и шел медленнее, чем обычно, но точно так же хмурился на солнце и улыбался краешком губ.
Когда Хаято смотрел на Цуну, улыбающегося ему в ответ, — у него замирало сердце.
Казалось странным вот так идти по полусонной еще улице и смотреть на полусонного еще Саваду, который поднялся непривычно рано.
Курить хотелось неимоверно, но за сигарету Реборн обещал его прибить, и вот этой угрозе Гокудера верил. Пачка ждала своего часа дома.
Утром Хаято за нее чуть не схватился, проснувшись от кошмара. В кошмаре Цуна умер, перед этим чуть не поссорившись с другом по какой-то совершенно глупой причине. Этот сон затягивал, словно омут, не давал вырваться. Гокудера долго сбрасывал с себя его оковы, постепенно осознавая, что последним фактом, относящимся к реальности, была его выписка.
Он тогда сделал ужасную глупость...
— Гокудера-кун, — сонный голос Цуны в трубке успокоил куда лучше, чем все заверения самого себя. — Ты чего так рано?
— Ты в порядке, Десятый? — все-таки ляпнул Гокудера и тут же обругал себя за истерическое желание послушать его голос подольше.
— Конечно, — судя по интонации, Цуна немного удивился. — Гокудера-кун, что-то случилось? Ты никогда не звонил мне в, — послышался шорох, — шесть утра.
— Все хорошо, — Гокудера откинулся обратно на подушки и закрыл глаза. — Все хорошо. Прости. Я зайду за тобой утром?
— Конечно, — теперь Цуна говорил с явным удивлением. — Как обычно.
— Как обычно.
Действительно стало спокойнее. Магические слова какие-то: как обычно.
Из понятия «как обычно» выбивался только один факт — на подходе к школе Цуну ждал незнакомый Гокудере парень. Цуна обрадовался ему, как родному, познакомил его с Хаято и, убедившись, что Гокудеру поймал Ямамото, куда-то с этим парнем, Хигури, ушел.
— Давно он ошивается рядом с Десятым? — Гокудера неприязненно смотрел вслед новому знакомому.
— Довольно-таки, — признал Ямамото, выпуская, наконец, помятого друга из объятий. — Пойдем в класс?
«Там ты сможешь сесть и отдохнуть», — не прозвучало, но было написано на лице бесхитростного Ямамото. От осознания собственной беспомощности стало противно, но что поделать — Гокудере еще предстояло восстановить свои умения, и хорошо, что не с нуля. Начать жизнь практически с чистого листа было бы слишком сложно. Особенно если рядом с боссом и лучшим другом все время торчит подозрительный тип!
Хигури не отлипал от Десятого весь день, они даже сидели за соседними партами и на перемене убежали куда-то вместе. Гокудера тихо бесился, провожая их взглядом, и молчаливая поддержка Ямамото совершенно не успокаивала. Откуда он взялся, этот Хигури, похожий одновременно на всех встреченных Гокудерой в жизни проходимцев?! Как он сумел так быстро завоевать расположение Десятого, и почему, черт возьми, Десятый так радостно улыбался ему?!
— Он мне не нравится, — мрачно пробормотал Гокудера в конце дня, наблюдая, как Цуна в обществе Хигури идет к воротам.
Сам он брел немного позади вместе с Ямамото, отставая скорее ненамеренно: чертов Хигури постоянно увеличивал скорость, и если здоровый и бодрый Цуна этого не замечал, то Гокудера уже едва успевал за ними. Ямамото пытался поддержать его, но Хаято отпихивал руки и ругался — пока вполголоса. Догнать их все-таки не удалось.
— Куда они? — с подозрением осведомился Гокудера, пытаясь отдышаться. Ямамото обхватил его за плечи, давая опереться на себя.
— Не знаю. Можем зайти к Цуне и подождать там.
Чертов миротворец Ямамото. Но отказываться от неплохой идеи Гокудера не стал.
Та парочка, что действовала ему на нервы, шла если и домой, то очень длинной дорогой.
Детей дома у Десятого не было, а вот мама обрадовалась Гокудере и тут же усадила его есть, только после этого отпустив подождать Цуну в комнату. Хаято не высидел долго — снаружи остался Ямамото, и вообще как-то странно было сидеть одному дома у Десятого, дожидаясь его, гуляющего с кем-то другим, не их другом, не из Вонголы.
С Десятым Гокудера столкнулся внизу, уже обуваясь. Выпрямился, услышав щелчок замка, и на несколько мгновений задохнулся: не то от боли в потревоженных ребрах, не то от накатившего чувства горечи и обиды. За плечом Десятого улыбался Хигури.
— Гокудера-кун? — удивленный голос Цуны заставил дернуться снова. — Что ты здесь делаешь?
Наверное, это резануло больнее всего — раньше он мог заскочить в гости в любое время, и Цуна бы обрадовался. А сейчас… Признаться в реальной причине почему-то стало совершенно невозможно.
— Заходил к Реборну.
— Он у Ямамото-куна. — Цуна держал этого подлеца за руку.
— Да, загляну к нему. Извини, что побеспокоил, Десятый.
— Ничего страшного, Гокудера-кун. — Взгляд Десятого не отрывался от Гокудеры, но сейчас в его глазах читалось лишь ожидание скоро ухода друга. Хигури улыбался и разве что язык не показывал Гокудере.
Это только подогревало злость, и наружу Гокудера вылетел пулей, стараясь не вслушиваться в то, как мама Цуны радостно приветствует гостей. Наверняка обед дождался и их, и сейчас Цуна поведет Хигури в свою комнату.
Ревность — низкое и недостойное чувство. Особенно для Правой руки Десятого Вонголы. Но под сочувственным и понимающим взглядом Ямамото убеждать себя в этом намного тяжелее.
Путь домой вышел намного дольше, чем обычно: Гокудера чуть ли не у каждого столба останавливался передохнуть и подумать. Ямамото потащился за ним домой, легкомысленно отмахнувшись при напоминании о Реборне.
— Не беспокойся, он и сам отлично справляется. Тем более, он ждал каких-то гостей, не буду ему мешать.
Гокудера не сопротивлялся.
Едва войдя домой, Гокудера нашел спрятанную от греха подальше пачку сигарет и жадно затянулся, закашлявшись, когда в легкие попал дым. Как же он скучал по этому в больнице. Все предупреждения и угрозы Реборна теперь казались незначительными.
— Может, не стоит? — вздохнул Ямамото, не предпринимая, впрочем, заведомо бесполезных попыток отобрать сигарету.
Гокудера ответил ему неприличным жестом и отвернулся к окну, открывая створку настежь. Ничуть не обидевшийся Ямамото вздохнул снова и пошел ставить чайник.
Чай они пили там же, у окна, — молча, под сигаретный дым. Гокудера слишком нервничал. Злость переплавилась в обиду, потом в сожаление и обреченность, и Хаято только пожал плечами, услышав негромкий вопрос Ямамото.
— И ты ничего не сделаешь?
Такеши стоял на пороге кухни, скрестив руки на груди. Живое воплощение терпения. За вымытые чашки Гокудера был готов простить ему скопом все вопросы, которые он когда бы то ни было задавал или готовился задать. Или почти все.
— Гокудера. — Хаято приготовился уже огрызаться в ответ на нравоучения, но в голосе Ямамото сквозило лишь огорчение. — Если тебе станет хуже из-за этой сигареты, я себе этого не прощу.
— Если мне и станет хуже, — Гокудера оперся здоровой рукой на подоконник, — то из-за этого ублюдка!
Ямамото подошел ближе и прислонился к стене рядом с окном.
— Так сходи к Цуне, скажи ему, что тебе не нравится.
— Нет. — Гокудера выпрямился, стряхивая пепел. — Если это выбор Десятого, и я его приму.
Ямамото молчал. Впрочем, учитывая, сколько они уже пережили вместе, Гокудера и без слов распознал его неодобрение.
Что ему неодобрение Ямамото? От одной мысли, что дома у Десятого сейчас торчит этот Хигури, внутри поднималось бешенство, но это ведь решение Десятого. Правая рука, левая, да хоть третья нога, — Гокудера не считал, что он вправе оспаривать его решения.
— Ложись спать, — Ямамото боднул его лбом в плечо. – А я домой пойду. Зайду за тобой утром.
— Уже поздно, можешь остаться.
И снова — не нужно было оборачиваться, чтобы увидеть улыбку Ямамото. Это грело душу: хоть кому-то в этом чертовом мире его общество все еще было приятно и нужно. Ямамото, конечно, не заменял Десятого, но сравнивать их вообще было бы ошибкой.
Нет, первый раз предлагая Ямамото остаться у себя дома, Гокудера, конечно, нервничал: места особо нет, спать пришлось бы рядом с ним, а ведь японские традиции — личный футон, который все равно некуда стелить, разве что в переходе из комнаты в ванную. Но Ямамото оказался отличным соседом, завернулся в одеяло и всю ночь мирно сопел в подушку, примостившись у стены. Цуне такое Гокудера, в общем-то, и предложить не решился бы, а у Ямамото уже личная зубная щетка завелась. Не бежать же домой утром.
— Ложись, Гокудера. — Ямамото положил ладонь другу на плечо, сжал слегка, чтобы не причинить боли, а лишь напомнить о себе. — Утром подумаем, что можно сделать. Мне он тоже не нравится.
Гокудера нехотя кивнул, отходя, наконец, от окна.
Утро вряд ли принесет что-то новое, разве что за ночь Хигури неожиданным образом испарится из жизни Десятого.
Выбор Десятого оставался приоритетным, тем более что угрожало это только исключительно самолюбию Гокудеры. И, может, Ямамото, но с ним это даже обсудить не получилось — он вырубился, едва голова коснулась подушки. Гокудера уснул лишь под утро.
— Ты не дал ему ни единого шанса.
— Да он просто идиот!
— Что ты от него хотел?
— Чтобы он начал думать! Какого черта, откуда такая нерешительность? Он точно мой потомок?
— Не нервничай так.
— Так карт-бланш или нет?
— Я не отказываюсь от своих слов.
***
Тени плясали на лице Десятого, делая его моложе и невиннее. Казалось бы, куда еще моложе и невиннее. К такому Десятому даже приближаться было страшно, не то что прикасаться. Тронь — и рассыплется.
Строго говоря, рассыпаться полагалось бы Гокудере.
— Ты действительно в порядке, Гокудера-кун? – Цуна смотрел с сочувствием.
Хаято попытался улыбнуться, чувствуя, как тянет кожу пластырь на правой щеке.
— Конечно, Десятый. В полном.
Цуна неуверенно улыбнулся в ответ. Гокудера только отвел взгляд.
Это уже было даже не смешно. Его преследовало четкое ощущение дежавю, хотя он был уверен, что они идут этой дорогой в первый раз. Да и его состояние говорило о том же: плохо шевелилась рука в гипсе, не до конца сошли ссадины с лица. Рехея бы вызвать, показаться ему, но Правая рука Десятого не опустится до жалоб на здоровье и ноющие кости. Сами заживут — не первый раз. Тем более что дорога до школы выходила неплохой разминкой.
Черт.
Ночью, вынырнув из кошмара, а в кошмаре он повел себя донельзя глупо, Гокудера позвонил Десятому. Не сразу, конечно.
Сев на кровати, Хаято еще долго приходил в себя. Настолько реалистичных снов у него не было.
Нашел телефон — движение вышло совершенно машинальным, — но палец замер над кнопкой вызова. Середина ночи. Не будить же Десятого из-за того, что Гокудере приснился кошмар? Ничего страшного во сне и не было, Цуна был жив и здоров, только сердце после пробуждения почему-то колотилось, как бешеное.
И это тоже отдавало ощущением дежавю. Такое уже было. Было, черт возьми!
Гокудера ущипнул себя за руку — больно. Видимо, на этот раз он проснулся совсем.
— Гокудера-кун? — голос Десятого в трубке тоже был знаком, хотя, Гокудера был уверен, он в первый раз будил друга ранним звонком.
— Ты… В порядке?
— Конечно. — Цуна отчетливо удивился. Зевнул в трубку. Потом, видимо, сообразил который час. — Что-то случилось, Гокудера-кун?
— Нет. Просто плохой сон. Прости, Десятый, мне не следовало…
— Ну что ты, все хорошо.
Взаимные расшаркивания заняли немало времени, и снова уснуть Гокудера так и не смог.
Утром выяснилось, что — да, все действительно в порядке. Цуна, сонно потирающий глаза, ждал его у ворот дома, и у Гокудеры взмокла спина, когда он представил, что все произошедшее могло и не быть сном. Сейчас Десятого хотелось оберегать больше, чем обычно.
Хаято заметил, как подтянулся Десятый, как стал спокоен, и этот контраст с хорошо знакомым вечно взволнованным Цуной заставлял восторженно смотреть и не отходить от него ни на шаг. Ответные теплые взгляды Цуны заметно ободряли: тому явно нравилось, что Гокудера находится рядом с ним, но не кидается с воплями на каждого, кто косо посмотрит на на Саваду.
Не то, чтобы Гокудера не хотел… Просто не мог. И вот это действительно злило. Плохо слушающиеся мышцы, нотки сочувствия во взгляде Десятого и то, как осторожно Ямамото похлопал его по плечу при встрече, — это все безумно бесило. И сигареты у него отобрали, запретив курить под угрозой нового попадания в больницу. И никаких тренировок с ребятами и Реборном, и шашки оставить дома, пока не срастется рука. И даже на физкультуру ему нельзя, пока не срастется эта чертова рука!
На физкультуре было скучнее всего, Гокудере быстро надоело сидеть и смотреть на то, как играют в волейбол Ямамото и Десятый, — хотелось к ним присоединиться.
Говорить об этом — нет. Десятый и так уделял ему куда больше внимания, чем игре, и успел заработать пару замечаний. Ему, едва начавшему подтягиваться по физкультуре, эти замечания могли навредить, так что Гокудера старательно делал вид, что ему весело.
Впрочем, когда началась математика, выяснилось, что физкультура была всего лишь разминкой для его нервов. Их учитель, Сацугава-сенсей, весьма некстати заболел, и на замену вышел старый Такеяма, у которого любое объяснение почему-то выходило до безумия скучным. Едва только учитель отворачивался к доске, Гокудера откровенно зевал и вместе с ним — половина класса. В конце концов, наплевав на все, Хаято лег на парту, устроив больную руку на коленях, и искоса поглядывал на доску.
Через минуту перед его лицом на стол упал бумажный шарик. В меткости Ямамото, конечно, не откажешь, но прямо перед носом подозрительного математика… Впрочем, тот только покосился на них и отвернулся, понимая, что испытывать знания Гокудеры будет абсолютно бесполезно, а Ямамото как обычно выкрутится.
«Не спи».
Гокудера хмыкнул, сворачивая смятую уже бумажку вдвое. Бросил обратно.
«Я пытаюсь».
«Ты чего такой хмурый?»
Гокудера бросил через плечо мрачный взгляд. Ямамото усиленно конспектировал, покусывал кончик ручки и вообще делал вид, что он тут ни при чем. Когда только этот прилежный ученик успевал записки строчить?
«Все в порядке».
«И поэтому ты постоянно отвлекаешься».
Гокудера хмыкнул.
«В самом деле, кто же меня отвлекает?»
Сзади раздался смешок, и Ямамото прошептал, наклонившись к нему, пока учитель писал очередной пример.
— Я не даю тебе уснуть окончательно.
— Ну, спасибо, — сквозь зубы процедил Гокудера, не отрывая взгляда от доски. Это же элементарный пример, почему у всех такие кислые лица?
— Гокудера, к доске, — бросил учитель, окончательно разозленный его невниманием. – Ямамото, готовься.
Цуна спрятал улыбку в ладони, когда Гокудера посмотрел в его сторону, но эта улыбка все равно грела душу.
Пример он решил за две минуты и потом еще пять спорил по поводу решения. Даже настроение поднялось, да и класс во главе с Цуной перевел дух. Ямамото вышел к доске с его обычной улыбкой, подмигнув по пути Гокудере, и против обыкновения расправился с заданием в рекордно короткие сроки. Математик, наслышанный о способностях капитана бейсбольной команды, позеленел и отчетливо расстроился.
На Десятом, к радости Гокудеры, ему отыграться тоже не удалось — Савада успел подготовиться и соображал куда лучше, чем в прошлый раз, когда Такеяма занимался с их классом. Гокудера беззвучно поаплодировал ему, улучив момент, когда учитель отвернулся к журналу, и Цуна снова улыбнулся ему.
Гокудера им гордился. Им невозможно было не гордиться — таким спокойным и уверенным в себе.
Хаято проводил друга взглядом, когда тот занимал свое место, и только вполголоса огрызнулся на Ямамото, когда тот оценивающе и, скотина, понимающе хмыкнул и показал Десятому большой палец.
А потом взгляд Гокудеры зацепился за что-то, но он не сразу понял, за что. Казалось бы — все в полном порядке, вид из окна именно такой, какой и должен открываться из этого, чужого им, класса на первом этаже. А потом дошло — посторонний человек. Совершенно нечего было делать в учебное время на территории школы человеку в черном костюме.
Мужчина в темных очках и черном костюме. Как банально.
— Ямамото, — губы едва слушались, и неожиданно перехватило дыхание. Человек смотрел на них, вынимая руку из кармана. — Ямамото, Десятый!..
Гокудера и сам не понимал, что именно он хочет сообщить, и слава богу, что Ямамото хотя бы на него удивленно посмотрел. Десятый не видел ничего, отвлекшись на конспект.
Хаято не был особенно хорош в чтении по губам, но тот тип артикулировал очень четко.
«Вонгола должна закончиться здесь и сейчас».
До ужаса медленно поднимался пистолет, и раньше Гокудера бросился бы наперерез ему мгновенно – сейчас он сумел только закричать, рвануться, опрокидывая парту. Вскинулся Ямамото, изумленно приподнялся со своего места Цуна, открыл рот для гневного крика учитель.
Слайд-шоу.
Клик — выстрел. Клик — открытые в немом изумлении глаза Десятого. Клик — по стеклу бегут трещины от аккуратного пулевого отверстия. Клик — Ямамото выбивает стекло, выпрыгивая наружу. Клик — там, снаружи, падает на землю стрелявший. Клик — здесь, внутри, падает на пол Цуна. Клик — от боли в ребрах темнеет в глазах.
— Десятый!
— Ты же понимаешь, что он никак иначе не мог отреагировать?
— Главное — не то, как он отреагировал, а то, что он при этом чувствовал.
— И что тебя не устроило?
— Все меня не устроило. Это не то, что мне нужно. Он опять считает себя круче всех.
— Он подумал о Ямамото.
— И что? О Ямамото он, прости меня, думает куда больше, чем полагалось бы.
— Ну и…
— Договаривай.
— Не хами.
— Это я хамлю?!
— Скажи лучше, зачем тебе нужно было доводить до самого конца?
— А как иначе?
***
Тени плясали на лице Десятого, делая его моложе и невиннее. Казалось бы, куда еще моложе и невиннее. К такому Десятому даже приближаться было страшно, не то что прикасаться. Тронь — и рассыплется.
Строго говоря, рассыпаться полагалось бы Гокудере.
— Ты действительно в порядке, Гокудера-кун? — Цуна смотрел с сочувствием.
Хаято попытался улыбнуться, чувствуя, как тянет кожу пластырь на правой щеке.
— Конечно, Десятый. В полном.
Цуна неуверенно улыбнулся в ответ. Гокудера отвел взгляд.
Он просто устал, иначе это никак нельзя было объяснить.
Сказать, что это все выматывало — это ничего не сказать. Эти глупые сны, и воспоминания, и сны, накрадывающиеся на воспоминания… Жесточайшее чувство дежавю. День сурка, только кажется, что во сне. Или нет.
Гокудера думал, что такого не бывает — пока оно не начало происходить с ним самим. Он чертовски устал, и это нельзя было списать на утомление после выздоровления.
— Гокудера-кун? — теплые пальцы Десятого коснулись его запястья.
— Да? — Гокудера обернулся и слегка поежился, наткнувшись на внимательный взгляд друга.
— Ты снова ушел в себя. — Он смотрел понимающе. Сейчас Десятый был ростом почти с самого Гокудеру. Когда только успел вытянуться… Или Хаято просто не замечал этого раньше?
— Извини, Десятый.
— Ничего страшного, Гокудера-кун.
Хотя чаще это был все тот же Цуна: нескладный, неловкой, не слишком сообразительный, неуверенный в себе и еще куча разных «не», но такой родной и близкий. Оба этих Цуны — новый, еще не слишком привычный, и прежний, с которым прошли вместе огонь, воду и медные трубы, — были.
Он был — все. Небо. Не Небо Вонголы, а просто — личное Небо Гокудеры Хаято. Не то, чтобы непривычно было это осознавать. Скорее, непривычно было осознавать это настолько четко.
Нет, ему действительно нужно было несколько раз лишиться Десятого, чтобы это понять?
Вечером Гокудера сделал то, о чем мечтал с момента выписки — сам позвал Десятого погулять. Тот согласился так радостно, что Хаято заподозрил неладное, но, кажется, Цуне просто не хотелось делать уроки. Во всяком случае, только о них он и говорил, расслабившись в обществе друга. Хаято слушал и с готовностью подсказывал варианты решений задач. Это расслабляло и его тоже, и даже вечная паранойя дала сбой: он не следил за миром вокруг непрерывно. Гокудера даже удивился, когда Десятый вдруг придержал его за рукав.
— Постой.
Цуна смотрел в сторону сквера, мимо которого они проходили. Гокудера мысленно пнул себя за невнимательность — это как надо было уйти в себя, чтобы пропустить настолько громкий звук.
Под деревом ревела девчонка лет пяти, на дереве хрипло попискивал рыжий комок шерсти. Котенок до безумия напоминал Ури, и, если бы кошка сейчас не дремала спокойно в коробочке, хранящейся у Десятого дома, то Гокудера бы перепроверил ее наличие.
— Как твоя Ури, — словно читая на его мысли, Цуна улыбнулся и, выпустив рукав кофты Гокудеры, поспешил к девочке. Хаято побрел следом.
Наблюдать за деятельным Десятым было одно удовольствие: он поговорил с девочкой, успокоил ее, благополучно залез на дерево и передал котенка подоспевшему другу. Искренней благодарности удостоились оба, и Цуна смутился даже больше, чем Гокудера, вообще непричастный к спасению кошки. Девочку они на всякий случай проводили до дома, и Цуна болтал с ней всю дорогу, хотя у самого еще руки тряслись после спуска со злополучного дерева.
Это было до того мило, что все дневные тревоги совершенно вылетели у Гокудеры из головы.
Мама девочки обрадовалась им едва ли не больше, чем девочка котенку. Гокудера хотел было отказаться от приглашения на чай, но Десятый согласился раньше, чем он успел открыть рот.
— Мне ужасно неловко просить о таком, — замялась под конец чаепития женщина. — Но вы, кажется, хорошие ребята и понравились Мияке. Не могли бы вы поиграть с ней еще часок? Ее отец давно должен был вернуться с работы, и я волнуюсь…
Цуна растерялся и беспомощно оглянулся было на друга, но, не заметив явного протеста, осмелел и кивнул, соглашаясь. Гокудера молча кусал губу — ему это не нравилось, но кто его знает, просто паранойя взыграла или может быть реальная опасность. Десятый был взволнован не больше, чем полагалось нормальному подростку после такой просьбы.
Но оставаться наедине с просиявшей от такой новости девочкой ему, кажется, тоже не особенно хотелось. Гокудера даже понимал, почему. Вспомнить хотя бы Ламбо.
К тому же, был еще один вариант решения проблемы.
— Десятый, — медленно окликнул друга Гокудера, выпрямляясь в кресле. — У меня идея.
Ямамото ответил на звонок мгновенно, быстро приехал с коробочкой и без вопросов выпустил на волю Джиро. Обе дамы были в полном восторге от пса и никак не хотели его от себя отпускать, даже когда стало ясно, что лучше попробовать поискать след пропавшего отца и мужа, а не ждать его.
Как следует накормленный пламенем Джиро взял след от станции и деловито побежал вперед, увлекая за собой хозяина и его спутников. Из всех присутствующих Гокудера оставался единственным, кто собачьего энтузиазма не разделял, даром, что идею использовать Ямамото и Джиро он предложил сам.
Ситуация выглядела слишком наигранной и притянутой за уши, да еще раны опять давали о себе знать. Ноющая боль отнюдь не добавляла Хаято дружелюбия и тем более не уменьшала его подозрительность. Ямамото добродушно обзывал его параноиком, а Цуна… Цуна жалобно хмурился и не мог понять, что не так.
В конце концов, смирился и Гокудера. Раз уж Десятый с его фамильной интуицией считал, что все в порядке, значит, его Ураган действительно всего лишь параноик.
Размышлял Хаято уже в пути, он ворчал, ругался, но шел вслед за Джиро вместе с товарищами. Встревоженная супруга пропавшего согласилась, что на всякий случай ей стоит остаться дома, и предполагалось, что Гокудера будет держать с ней связь, но об этом тот думал меньше всего. Спутники подстраивались под его шаг, Ямамото придерживал пса, и это злило.
Когда идущие впереди друзья остановились, Гокудера от неожиданности чуть не врезался в спину Десятого.
— Все? — с подозрением осведомился он, подавив соблазн на эту самую спину опереться.
— Почти, — растерянно ответил Цуна.
— Пока да, — поправил его Ямамото, проходя еще немного вперед.
Они успели уйти довольно далеко в парковую зону на окраине Намимори и сейчас стояли перед пещерой. Пещеру, конечно, исследовали вдоль и поперек, но Джиро крутился у входа, поскуливая и делая попытки войти внутрь.
— Надо идти дальше. — Ямамото решительно скинул с плеч рюкзак и вынул из него два пакета. В одном обнаружилась еда, из второго запасливый Такеши достал два фонаря и тут же вручил один Цуне. Гокудера собрался было возмущенно заявить, что не станет ждать их возвращения и что он тоже хочет быть полезен Десятому, но прервался на полуслове, наткнувшись на умоляющий взгляд Цуны.
— Гокудера-кун, пожалуйста, останься здесь, — Савада мялся, оглядываясь на вход в пещеру, но тихий голос звучал твердо. Во всяком случае, достаточно твердо для того, чтобы Гокудера кивнул и сел на камень, выражая полную готовность быть снаружи столько, сколько потребуется.
Этой готовности он отнюдь не чувствовал, и если бы не прямая и недвусмысленная просьба Десятого, он бы не задержался ни на минуту. Отправлять его в пещеру в обществе Ямамото было не так страшно, как если бы Десятый пошел один, но все равно — дико.
Гокудера честно старался не накручивать себя. Получалось плохо, его настроение, и без того не радужное, портилось с каждой минутой.
Время шло. Часы тикали. Этот звук был слишком уж отчетливо слышен за шелестом листвы и порядком нервировал. Из пещеры не доносилось ни звука, но Гокудере постоянно чудились отблески приближающегося пламени на темных стенах. Вряд ли Ямамото или Десятый стали тратить пламя на освещение, но все-таки Гокудера каждый раз срывался с облюбованного камня и подходил к черному зеву, смотрел в него несколько секунд и, не обнаружив ничего нового, возвращался обратно.
Через полчаса его начало колотить от тревоги. Что можно делать там столько времени?! Будь он хоть немного здоровее, имей он хоть немного больше сил…
Через сорок три минуты перспектива подохнуть в этой чертовой пещере стала казаться куда более привлекательной, чем ожидание снаружи.
Через сорок девять просьба Десятого стала чем-то эфемерным и далеким, и если бы не отсутствие фонаря…
Через пятьдесят три в оставленном Ямамото пакете обнаружился еще один фонарь. Больше ждать Гокудера просто не мог — он и так сидел здесь слишком долго. Непозволительно долго.
Превозмогая боль в растревоженных ребрах, Хаято ринулся внутрь.
— И все?
— Мне хватит. Снова провал.
— Может, хватит над ним издеваться?
— Он еще ничего не понял.
— Но уже близок.
— Да. Это был последний костыль, дальше он будет справляться сам.
— Не пожалеешь?
— Ни за что. Я в него верю.
— Меньше минуты назад ты не был так оптимистичен.
— Я верю в него. Но это не мешает мне считать его идиотом.
***
Тени плясали на лице Десятого, делая его моложе и невиннее. Казалось бы, куда еще моложе и невиннее. К такому Десятому даже приближаться было страшно, не то что прикасаться. Тронь — и рассыплется.
Строго говоря, рассыпаться полагалось бы Гокудере.
— Ты действительно в порядке, Гокудера-кун? — Цуна смотрел с сочувствием.
Хаято попытался улыбнуться, чувствуя, как тянет кожу пластырь на правой щеке.
— Конечно, Десятый. В полном.
Цуна неуверенно улыбнулся в ответ.
— Врешь ведь.
— Вру.
Естественно, ни о каком порядке речи не шло. И, когда Ямамото с разбегу повис на его плечах, Гокудера не удержался от гневного вопля пополам с руганью. Ямамото только смеялся и трепал его по волосам, а Гокудера выворачивался и огрызался, но это никого не обманывало — было приятно. И пусть Ямамото и так заглядывал к нему через день, этого все равно оказалось мало. Десятый появлялся и того реже, занятый тренировками и учебой, а телефон Хаято вернули не сразу. Не иначе, как Шамал постарался.
Гокудере оставались аудиокниги, — компьютер и книги бумажные тоже отобрали, дескать, голова и так пострадала, нечего глаза лишний раз напрягать; общество докторов, а позже, когда выписали — Ямамото. Тренироваться с динамитом и тем более с коробочками ему и вовсе запретил лично Реборн. Приходилось слушаться, тем более что Цуна его всецело поддерживал.
По Десятому Гокудера скучал больше всего. И сейчас, когда он наконец-то мог просто пройти по улице рядом с ним, почти в нормальном темпе, да еще и с Ямамото, повисшим на шее — тот рассчитывал силы и не наваливался слишком сильно, — сейчас Гокудера был счастлив.
Светило солнце, тень от листвы ложилась на лица и на тротуар. Цуна улыбался шуткам Ямамото, щурился, глядя на небо, и вообще был, кажется, на редкость доволен жизнью.
Гокудера просто не мог ожидать, что этот день и закончится хорошо. Он оказался прав.
Реборн ждал их у входа в школу, опираясь на капот шикарного черного авто. Абсолютная классика жанра: мафиози в шляпе и строгом костюме. Разве что рубашка у Реборна была снова желтая, и это яркое пятно сильно бросалось в глаза.
— Все в жизни повторяется дважды, но в виде драмы — только однажды, второй раз — насмешки вроде бы, в виде пародии, только пародии. — Прозвучало вместо приветствия.
Реборн определенно кого-то цитировал, и эта философская меланхолия в его голосе пугала Гокудеру куда больше, чем если бы он орал и размахивал пистолетом. В любом случае ничего приятного это не предвещало.
— Опять неприятности? — предположил Ямамото, поправляя на плече ремень сумки.
Реборн молча кивнул на машину, мол, забирайтесь, и сам сел за руль.
— Задача, — невыразительным тоном сказал он, выруливая на центральную улицу, — имеющимися ресурсами выгнать из гнезда шайку отморозков, которые решили, что в Японии они могут делать, что хотят. Дон Тимотео настоял на том, чтобы его наследник сделал это лично. Цуна, можешь взять с собой тех, кого хочешь.
На лице Цуны был написан ужас.
— Все ваше оружие я забрал.
Гокудера задохнулся от возмущения.
— А Десятого спросили?!
— Приказ дона… — начал было Реборн, но был перебит.
— Тише, Гокудера-кун. Все в порядке.
На несколько секунд в машине воцарилась тишина, даже Реборн в зеркало заднего вида безмолвно разглядывал Цуну. А тот обхватил себя руками за плечи и смотрел за окно, закусив губу, бледный и хмурый настолько, что у Гокудеры повторно перехватило дыхание — теперь от восхищения.
— Никчемный Цуна вырос, — хмыкнул в конце концов Реборн, снова сосредоточившись на дороге. – Хаято, если не слушаешь голоса разума, послушай своего босса.
Остаток дороги прошел в молчании: Ямамото пялился на дорогу и подкидывал в руке коробочку, Цуна невидящим взглядом смотрел на спинку сидения Ямамото и беззвучно шевелил губами, будто уговаривая самого себя, а Гокудера не мог оторвать глаз от босса и друга.
«Послушай своего босса».
Невольно вспомнился этот многоуровневый сон, реальный настолько, что после пробуждения утром Гокудера долго не мог понять, где он и куда делась пещера. Было опасение, что это новый виток сна, но щепок за руку вышел ощутимым, а больше никаких способов проверить не было. Если сон — так тому и быть.
Если нет… Нельзя допустить, чтобы Десятый попал в опасность.
Если это значит ослушаться приказа... Раньше бы Гокудера не раздумывал. Благополучие Десятого превыше всего.
Прямо сейчас, когда он смотрел на Цуну, Хаято думал, что превыше всего все-таки слово. Слово Цуны или слово, данное ему, не важно. В любом случае выходило так, что Гокудера был последним кретином, не доверяя никому, кроме себя, защиту Десятого. Правая рука, конечно, должна быть на страже жизни босса, но, наверное, это может быть и ни к чему?
Десятый судорожно сжал пальцы у себя на плечах, и Гокудера не выдержал, накрыл их ладонью. Цуна, кажется, даже не осознал жеста, но слегка расслабил пальцы в ответ на неуверенные поглаживания.
Необъяснимым образом стало спокойней.
— На месте. — Реборн припарковался на окраине города, кажется, последний ряд домов, дальше уже поля. И никто здесь практически не живет, а сейчас, похоже, и вовсе не было ни души. — Дальше вы сами и пешком.
Пока доставали оружие и сдавали Реборну коробочки: «Сам вас убью, если используете лишний раз!», — Гокудера нервничал.
Когда только открыли багажник, у него было одно желание — схватить перевязь с шашками, нацепить пояс с коробочками и рвануть вперед самому. Тут же сам Десятый! Ему же нельзя!
Но вот именно, что это был Десятый.
Не важно, что это было — сны, галлюцинации, мороки. Но они были. И Цуна уже столько раз страдал из-за того, что его упертая Правая рука просто не могла ему довериться. Даже в таком состоянии — не смогла, хотя, казалось бы, какого ж хрена?!
Это же — Десятый.
Это же его Цуна, которого Гокудера столько раз видел в деле: и в сложных ситуациях, и в простых, и в реальных боях, и на тренировках, и… — это же Цуна.
— Десятый, — Хаято неуверенно замер, держа в руках перевязь. В его нынешнем состоянии он был скорее обузой и не мог этого не понимать.
— Гокудера-кун, все в порядке, — Цуна слегка улыбнулся, натягивая варежки. — Просто оставайся здесь.
— Держи, — Ямамото передал ему нетбук и наушник. — Будешь следить.
— Вы справитесь, Десятый. Ямамото. — В голосе не было ни намека на вопрос.
Взгляд Десятого был благодарным.
Реборн рядом удивленно хмыкнул, и почему-то показалось, что не только он.
— Слушайте, — наставник повернулся к «боевой группе». — Вам нужно всего лишь припугнуть их и заставить уйти. Цель — прямо, три квартала вперед. Шуметь можно и нужно.
Неподвижность далась Гокудере еще тяжелее, чем далось бы движение, особенно когда Десятый рванул вперед на пламени, а следом за ним побежал Ямамото.
— Ураган, сердце атаки, тоже мне… — Гокудера отвернулся, скрывая нервозность за ворчанием. Поскреб щеку через пластырь — чертова царапина опять чесалась. Поправил наушник. Пока ничего интересного слышно не было, и две точки двигались по электронной карте размеренно, хоть и с разной скоростью.
— Иногда сердце атаки и острие атаки — не одно и то же, — голос Реборна звучал до странного ровно и отстраненно, как будто он думал о чем-то своем.
Как-то некстати вспомнилось, что Аркобалено Урагана был спокойный внешне и доброжелательный Фон. Ураган бывает и таким?
Но потом началась операция, и стало не до размышлений.
Впрочем, так же неожиданно и быстро, как началась, она и закончилась. Ни помощь, ни вмешательство Гокудеры не потребовались, но было приятно чувствовать себя причастным, особенно когда Ямамото и Десятый почти хором отчитывались.
— Порядок, Гокудера-кун.
— Все чисто, Гокудера.
Сияющие глаза благополучно вернувшегося Десятого убедительно доказывали: иногда Ураган должен просто оставаться позади, чтобы его Небу было спокойнее. Чтобы Небо стало сильнее.
Пока Цуна и Ямамото по очереди докладывали Реборну о результатах проведенной операции, Гокудера ими совершенно бессовестно любовался, сидя прямо на земле.
Домой шли той же компанией, уже вечером. Реборн довез их до школы,и предложил прогуляться, и друзья не стали спорить.
Цуна по дороге пару раз поинтересовался, точно ли Хаято в порядке, слишком уж Гокудера был тих и задумчив. А у Гокудеры всего лишь открылись глаза на мир, и этот новый мир был прекрасен. Весь, с Десятым во главе.
Ямамото в этот раз оставил их на полпути, свернув к своему дому. После его ухода Десятый еще больше замедлил шаг. Теперь это уже никак нельзя было списать на заботу о больном товарище, которому быстрый темп ходьбы тяжело дается.
— Десятый, — осторожно окликнул Гокудера друга. Цуна обернулся с такой готовностью, что стало даже неловко. – Все в порядке?
— Да, — улыбка Десятого была неуверенной, но светлой, как всегда. — Просто… — он повел плечами, потянулся, закидывая руки за голову. — Хорошо. Удачно закончили.
Гокудера энергично кивнул. Действительно — удачно.
— Извини. Я был идиотом, — как-то само собой сорвалось с языка то, вокруг чего крутились мысли всю дорогу.
Признаваться в собственной глупости оказалось не так неприятно, как Гокудера ожидал. Может, потому, что сейчас перед ним стоял живой и здоровый Десятый, разве что уставший после насыщенного дня.
— Ты — прекрасный босс, и я счастлив, что иду за тобой.
Удивление и радость Джудайме были заметны невооруженным глазом. Но уже в следующую секунду Цуна смутился и рванул обратно, неловким жестом поймал Гокудеру за рукав.
— Ну что ты такое говоришь, Гокудера-кун…
От этого благодарного «Гокудера-кун» в этот раз перехватило дыхание. Цуна, впрочем, быстро выпустил руку друга и даже отошел на полшага.
Если и это тоже сон, то сон определенно счастливый, с хорошим концом, и после него одно удовольствие будет просыпаться.
Впрочем, был один очень хороший способ проверить.
— Десятый, ты сейчас не дерись, ладно?
— Гокудера—ку..?
Все-таки сон. В реальности даже их мягкий и добрый Десятый бы вырвался, будучи пойманным в охапку и поцелованным с энтузиазмом, который вполне компенсировал отсутствие опыта.
— Гокудера-кун? — оторопело выдохнул он, когда Гокудера отшатнулся.
Вот черт. Этот сон придется досмотреть до конца? Выплеск адреналина тот еще, но вот же он, Десятый, стоит и смотрит на него, моргая и безотчетно облизывая губы.
Такой красивый.
Мысль застряла в голове и уходить не желала.
— Зачем? — голос Десятого звучал жалобно.
— Я… Десятый, я… — Гокудера сжал руки в кулаки.
«Я безмерно виноват перед тобой, Десятый, этого не повторится!»? «Я сожалею, Десятый!»? «Я не должен был этого делать, Десятый!»?
— ...Можно еще?
Цуна вспыхнул до корней волос. Но не убежал, значит, шанс есть.
Молчание тяготило. Гокудера хотел все-таки извиниться, пообещать больше так не делать, что угодно пообещать, лишь бы Десятый не смотрел на него с таким выражением лица. Хаято уже подобрал слова и набрал воздуха в грудь, когда взгляд Цуны прояснился и потеплел, и Десятый осторожно улыбнулся.
— Можно.
Почему-то было отчетливое ощущение, что с этого момента их совместная жизнь и деятельность начинается заново. Как будто кто-то могущественный перелистнул страницу и начал новую главу, совсем непохожую на предыдущие.
А целоваться, кстати, Десятый умел ничуть не лучше его.
Эпилог
— Не пожалел? — с улыбкой поинтересовался Вонгола Примо, сложив руки на груди.
— Не пожалел, — Джи хмыкнул и довольно натурально сделал вид, что вытирает пот со лба. — Джотто, я пару сотен седых волос себе заработал с этим упрямцем. Так мастерски обходить все верные варианты!
— Ты хочешь сказать — единственный вариант? — мягко отозвался Примо, наблюдая за потомком.
— Ну, да. — Джи отмахнулся, оперся на его плечо локтем. — Но сколькими путями он мог до него дойти!
— Немногими. Не беспокойся, Джи. Он все-таки справился.
Потомки творили зачатки непотребства, положенным образом при этом смущаясь. До настоящего непотребства им, конечно, оставалось еще несколько дней смущения и взаимных переглядок, но для двух отчаянно влюбленных и нерешительных душ и этого было с избытком.
— Но, согласись, я молодец — уместить все это во сне.
— Несомненно, — Примо рассмеялся, бросил короткий взгляд на друга. — Нам пора идти. Задачу мы выполнили.
— Пойдем. Но Спейду я теперь, конечно, хорошенько должен.
Потомки не обратили внимания на легкие облачка необычного цвета. Сейчас они были слишком сильно заняты друг другом.