Команда "The Cloud Room". Задание 10. Авторский фик "Не горят"

[reborn-nostra]

Название: Не горят
Автор: The Cloud Room
Бета: The Cloud Room и Анонимный доброжелатель
Герои (Пейринг): Хибари/Мукуро
Категория: слэш
Рейтинг: R
Жанр: драма
Размер: ок. 13 000 слов
Саммари: Вверх по лестнице, ведущей вниз.
Дисклаймер: медиафраншиза Katekyo Hitman Reborn! © Амано Акире и студии Artland
Примечания: фик написан на конкурс Reborn Nostra: Танец Пламени на дайри, тема «Главный цвет радуги»
Ссылка на скачивание: rusfolder



Цветной уровень

Савада покрутился в кресле, постучал пальцами по столешнице, с сосредоточенным видом обвел взглядом гардины и лепнину на потолке, избегая встречаться с Хибари взглядом, а потом произнес:
– Если вы считаете нужным. Сейчас уже нет большой разницы, где будут находиться кольца Вонголы.
Хибари сунул руку в карман и высыпал перед Савадой последние оставшиеся кольца: три облачных и одно туманное – все классом ниже B.
– Да, действительно, – кивнул Савада. – В таком случае, Хибари-сан, считайте, что у вас есть мое одобрение.
Он поднялся из кресла и подошел к сейфу, спрятанному в нише шкафа за томами "Справочника антиквара", "Прикладного сопромата" и папками с расчетом способности драгоценных металлов проводить пламя. От движения книг поднимались облачка пыли, запахло старой бумагой и новыми распечатками.
– Не думал, что придется так скоро им воспользоваться, – задумчиво сказал Савада. Он извлек из нутра сейфа грязный старый кусок разломанной сургучной печати и положил на стол перед Хибари. – Я вам доверяю. Будьте осторожны, – улыбнулся он, и улыбка вышла чистой и искренней, – почему-то мне кажется, что проблем вам не избежать.
– Вонгола – одна сплошная проблема, – заметил Хибари равнодушно. Если ему и грозили какие-то неприятности, вряд ли они могли сравниться с тем, что уже успело произойти.
Савада снова улыбнулся, на этот раз принужденно:
– Будь у нас возможность сделать так, чтобы она никогда не существовала, было бы разумнее препятствовать ее созданию. Но раз уж Вонгола существует, разумнее ее сохранить, – длинно произнес он.
– Научился использовать чужие афоризмы?
Сургучный осколок был легким и почти не ощущался в нагрудном кармане, но Хибари не мог перестать думать о нем.
– Не так уж мало вещей, за которыми нужно приглядывать, – развел руками Савада. – Просто потому, что иначе будет хуже.
Хибари кивнул и поднялся. Разговаривать здесь больше было не о чем.
– Остальные сейчас здесь, на базе. Гокудеру встретите в Неаполе – он сейчас там.
– В связи?
– Не вполне ясно, – поймав взгляд Хибари, Савада уточнил: – То есть нет, ясно, конечно. Мы проверяем стабильность работы Тринисетте. И, если честно, есть подозрения, что что-то могло измениться, но пока нет смысла об этом говорить. Гокудера уехал консультироваться с Верде, он обязательно сообщит вам, если узнает что-то важное, будьте уверены. Он там еще три дня. Вот. А где найти Мукуро, думаю, вы знаете лучше меня.
Хибари знал и знал просто отлично. Дисциплинарный комитет наблюдал за его передвижениями. Мукуро, в свою очередь, не стеснялся оставлять следы, будто нарочно дразня. Он не менял ни кредиток, ни номеров телефонов, всегда останавливался в тех же местах и работал только с проверенными медиумами – все они были знакомы Хибари лично. Мукуро разве что не отзванивался по вечерам. Он вел себя так, будто ничего не боялся и в любой момент был готов принять гостей, будь то сам Хибари, военные или семьи, не входящие в Альянс.
Хибари покидал подземную базу Вонголы, увозя с собой кусок сургуча, просроченную батарейку, малиновый леденец с намертво приклеившейся оберткой и склянку с водой, белесый осадок в которой ясно давал понять, что набирали ее из-под крана. В последнее время в Намимори было плохо с обеспечением, но Комитет уже приводил все в порядок.
Выезжая из гаража, Хибари успел заметить, как паркуется в дальнем ряду темно-красная спортивная машина. Бьянки вышла первой и протянула руки Реборну.

Неаполь или Лондон? Этот вопрос занимал Хибари некоторое время, пока Кусакабе не сообщил, что в Италии сейчас не ладится с погодой, зато небо над Северной Европой, напротив, чистое, как стекло.
Во время перелета Хибари предавался сладостным мечтаниям о том, как изобьет Мукуро: до отслоившейся кожи, осколков зубов, перекрученных конечностей с костями, раздробленными в крошку. Последним он вынет глаз – и тогда участие Мукуро в открытии тайника с кольцами Вонголы и вовсе не понадобится. Чем Мукуро только думал, сделав глаз своей частью ключа.
– Не хочу, чтобы все самое интересное происходило без моего участия, – сказал он тогда. Крайне легкомысленно. – Получите кольца обратно либо с моего согласия, либо через мой труп.
Разве Хибари мог упустить такой повод? Они и без того слишком долго откладывали решающий бой, остановленные обстоятельствами. Теперь, с окончанием войны, их больше ничто не сдерживало.
Над Ла-Маншем стелился туман, будто предупреждая: вы приближаетесь к цели. На гугл-картах это место выглядело как плохо расправленная ярко-синяя ткань, и Хибари задумчиво водил пальцем по экрану, прикидывая, где он сейчас находится – и долго ли осталось ждать.
Чтобы убить время, он проверил почту, оставленную с утра. В Намимори ничто не успело измениться за прошедшие сутки, только – Дисциплинарный Комитет нижайше извинялся и обещал разобраться в самое ближайшее время, этим хулиганам не жить, Ке-сан может быть спокоен – какие-то сектанты вздумали расклеить листовки на главных улицах. Расширение подземной базы продолжалось. Новостей о передвижениях Джессо не было: он все еще не покидал пределов острова, и действия его трудно было назвать подозрительными.
Хибари вспомнил растерянное, обиженное лицо Бьякурана: "Как, я же ничего не совершил". "Уже не совершил, – поправил его тогда Савада и еще сказал: – Я думаю, тебе повезло, что вообще остался жив". Бьякуран дулся, как мальчишка, и Хибари вполне его понимал. Воспоминания о прошлом – оба комплекта – ему и самому казались несколько смутными, напоминая затертую старую пленку с перекрученной резкостью. Фигурки людей то расплывались, теряясь на фоне пейзажа, то, наоборот, становились видны отчетливо и ярко, как будто нарисованные. Настоящим прошлым Хибари решил считать то, где Бьякуран Джессо был убит Савадой.
Тот мир казался ему куда более определенным – и куда более осмысленным. В том мире он ненавидел Рокудо Мукуро даже немного сильнее, чем в теперешнем.
– У нас всех в голове путается, – уговаривал Савада расстроенного Ламбо, когда изменился мир, – все в порядке, не волнуйся.
Гокудера сидел, раздраженный. Ямамото распространял вокруг себя успокаивающую ауру пламени дождя, Рехей сосредоточено чесал в затылке, то и дело сверяясь с записями на листке. Мукуро успел скрыться еще до того, как все они покинули Большую Белую Машину, и Хибари составлял компанию этим несчастным только потому, что ему самому понадобилось время, чтобы привыкнуть смотреть на них по-новому.
– Само пройдет, – говорил Савада. – Какие-то воспоминания останутся, какие-то уйдут, вот и все.

Мукуро нашелся в пригороде Лондона. Он сидел на высоком каменном крыльце, вытянув ноги и скрестив их в щиколотках, и вид у него был расслабленный и умиротворенный, будто мыслями он был где-то далеко. Хибари помнил это выражение, проступавшее на лице Мукуро, когда он напрямую связывался с кем-то из Кокуе или контролировал медиума, занимавшегося чем-то приятным.
– Собирайся, – сказал Хибари, подойдя. Мукуро нужно было вздернуть за шкирку, поставить на ноги и отправить за вещами. Вряд ли бы Мукуро позволил ему, вряд ли бы получилось сделать это так просто, вряд ли бы все обошлось мирно. Но влажный воздух, казалось, выстудил всю злость, еще недавно клокотавшую, как кипящая смола.
– Плохое настроение, да? – спросил Мукуро. – Не буду предлагать свою помощь, вряд ли она тебе нужна. И не садись тут, пожалуйста, меня угнетает твое общество.
Хибари опустился рядом, на ступени, мокрые от утреннего тумана, вокруг не было видно ничего дальше, чем на расстояние вытянутой руки. Молочная дымка окутала их с Мукуро, отделив от мира, и оставила вдвоем. Мукуро бросил на Хибари короткий взгляд и снова отвернулся, напевая что-то беззвучное себе под нос.
– Так куда ты меня зовешь? – спросил он, видимо, решив, что молчание затянулось. Он бывал удивительно предсказуемым, и Хибари всерьез опасался, что за показной любовью к обычным своим местам, старым контактам, вызывающей, но всегда похожей одежде, дурным вкусом в еде и музыке кроется целое поле запасных планов на те случаи, когда Мукуро не должен был никто ни узнать, ни выследить.
– Пора распаковывать, – ответил Хибари.
– А, – Мукуро мигом растерял весь интерес и погрузился в созерцание швов на перчатках, черных, с тканью, бугрящейся у основания пальцев, там где ее сдерживали кольца.
– Тебе повезло застать меня здесь. Завтра я бы уже уехал – сейчас есть дела интереснее. Хотя ради колец Вонголы могу и отвлечься, конечно.
– Тогда собирайся, – повторил Хибари. – Я не намерен долго ждать.
– Тут мы могли бы поторговаться, – лениво предложил Мукуро. – Ключ у меня, поэтому сколько я посчитаю нужным, столько и истрачу твоего времени, Хибари Кея. Или у тебя есть другие причины для спешки, кроме собственных прихотей?
Хибари поднялся и прошел в дом, больше не глядя на Мукуро.
Внутри было пустынно и затхло, эти нежилые, объеденные пустотой и старостью дома сами так и шли в руки Мукуро, где бы он ни был – в Японии, в Европе, в Новом Свете. Они походили на музеи заброшенных комнат и давно потерянных вещей, не нужных никому – даже их новому хозяину.
В пыльной раме над камином висело абсолютно черное полотно. Ссохшиеся цветы осыпались на пол, обнажив странно изогнутые черствые тонкие стебли. На заляпанных грязным диванах никто не сидел, должно быть, уже несколько вечностей, из-под чехлов виднелись края пыльного кружева.
Неслышно подошедший Мукуро произнес:
– Не советую приближаться. Думал, ты увидишь.
Глухая злость поднялась снова, Хибари не ощущал присутствия иллюзий, кроме тех привычных, что были на самом Мукуро, и успел расслабиться.
– Вон там, – Мукуро указал куда-то ему за плечо, в угол на потолке, откуда по стене ползла узкая, едва заметная трещина.
Хибари перевел взгляд – в неровном треугольном срезе, словно кто-то прошелся кривым ножом по углу здания, копошилось темное, густое и мохнатое, как будто дыра была заткнута мотком черной мокрой шерсти. Темнота не казалось ни живой, ни опасной, просто еще одним пятном интерьера, как будто существовавшим здесь всегда.
– Это то, зачем ты здесь? – уточнил Хибари, когда удалось оторвать взгляд. На периферии зрения пятно снова затянулось серой от времени побелкой.
– Именно, – Мукуро выглядел довольным. – Не знаю, что это, но иллюзии здесь ни при чем. Можешь не беспокоиться за свою внимательность.
Хибари поморщился, хорошего в таком оправдании было мало.
– Но выглядит безопасным, – добавил Мукуро, уже начав подниматься наверх, к спальням. Он свесился за перила и смотрел теперь на Хибари сверху вниз. – Твое пламя тоже не среагировало, так ведь? Это любопытные штуки, – продолжал говорить он, поднимаясь. Голос стихал, отделенный стенами, и Хибари последовал за ним. – Их находят то здесь, то там, но видят далеко не все. Мы видим чаще.
– Мы?
– Иллюзионисты, – по голосу Мукуро было слышно, как он улыбается.
Хибари почувствовал, как от раздражения всколыхнулось его собственное пламя тумана, разгорелось одно из колец – он носил его, чтобы скрывать вход на базу. Пользоваться услугами чужих иллюзионистов было не только опасно, но и неприятно. Иногда он ощущал досаду: надо же было оказаться носителем и этого пламени, обладатели которого не считались даже с законами природы, не говоря уже о человеческих правилах, чтобы получать то, что им нужно, – но старался не придавать значения. Нет ничего полезнее оружия врага.
– Расскажешь позже, – решил Хибари.

На кровати были разбросаны провода и пожухшие карты, изданные в середине прошлого века, одинокая тонкая книжка по оптическим явлениям, подшивка статей из местных газет о призраках и прочей ерунде – вкладки рассыпались по полу и покрывалам. На фотографиях пожелтевших вырезок изображены были люди с искаженными лицами, полуразрушенная техника – разбившиеся самолеты и машины – и пятна, множество пятен причудливой формы, усеявших печатные пейзажи.
– И ты думаешь найти здесь что-то достоверное? – поинтересовался Хибари.
– Просто проверяю все подряд.
Мукуро рылся в шкафу, и была видна только его широкая, туго обтянутая тканью спина и волосы, топорщащиеся на затылке. С верхней полки полетела пустая ваза, Мукуро отдернул руку, чертыхнулся. Теперь пол был весь усеян ровными острыми осколками, словно кто-то специально лепил вазу так, чтобы она распалась на красивые треугольники.
– Мы же ничего толком не знаем: как появляются, как исчезают, движутся ли они, растут ли. Я бы попросил Ирие Шоичи узнать, но вот беда – он-то не увидит никаких пятен.
Хибари ухмыльнулся:
– Волнуешься за свою сомнительную репутацию психически здорового человека?
– Ты думаешь обо мне даже хуже, чем я ожидал, Хибари Кея... Куда же я их дел? – Из шкафа полетели одежда и белье, и Хибари отвернулся, ощутив внезапную неловкость.
– Буду ждать внизу.

Время тащилось медленнее улитки, медленнее неповоротливой черепахи Каваллоне, медленнее машин в пробке. Ла-Манш давно был позади, но Хибари ощущал себя так, будто стоит в бесконечной железной очереди, окруженный скучающей, шумной толпой.
Мукуро читал, ловя книгой свет из иллюминатора, одну ногу свесив с дивана, а вторую устроив на мягкой ручке. Хибари посчитал бы позу неприличной, будь на месте Мукуро кто-то другой.
В пробку они все же попали – на подъезде к дому, в котором остановился Гокудера. Человек, сидящий за столиком напротив места, где они бросили машину, поправил темные очки и потянулся к уху. Стало видно, что колец он не носит.
– Хаято Гокудера всегда слишком сильно полагается на периферию, – прокомментировал Мукуро, поймав взгляд Хибари. – Не вижу ничего удивительного. К тому же, у тебя половина дисциплинарного комитета охраняет дом.
– Они отгоняют мух, – огрызнулся Хибари, – чтобы не жужжали. Мешают спать. Достойных гостей я способен встретить сам.
– Это двух человек, один из которых Реборн? – рассмеялся Мукуро. – А второй – понятно, кто.
– Не понятно, – решил подыграть Хибари, но Мукуро, видимо, счел самопохвалы излишними и только улыбнулся.
У них было не принято использовать людей без пламени, а счет тем, кто владел им достаточно хорошо, шел на десятки. Любое нарушение баланса грозило вызвать конфликт, сравнимый с недавней войной, и все соглашения, явные и неявные, соблюдались сейчас особенно тщательно. Мукуро мог голым пройтись по центральному холлу резиденции Джильо Неро – никто не сказал бы ему ни слова.
Гокудера открыл им двери, перевел глаза с одного на другого и сказал в трубку: “Понял. Они уже здесь”. Он сделал шаг назад, освобождая проход, и вернулся к начатому ранее разговору:
– Нет, пока ничего нового. На вашем месте я бы отправил кого-нибудь к Бьякурану спросить в чем дело. Если кто-то и в курсе, то он.
Гокудера прижимал трубку плечом к уху, а в руках вертел потрепанный справочник, разглядывая его то так, то эдак.
Квартира у него была крохотная и грязная, в раковине копились чашки, диван был завален одеждой, все горизонтальные поверхности покрыты слоем пыли, на кухонном столе лежали развалы металлических цацек, которые Гокудера так любил. Хибари брезгливо стряхнул их, чтобы облокотиться.
– Эй, ты что?.. – возмутился Гокудера. – Нет, я не вам, извините. Почему бы Ямамото не съездить?..
– Где вы его собрались искать? – тихо спросил Мукуро, невидимый из-за двери.
– В смысле? – Гокудера прикрыл трубку рукой. – Где обычно, на этом его острове. Или тебе что-то еще известно? Он пытался сбежать что ли, а мне не сообщили?
В голосе Гокудеры сквозило искреннее недоумение.
– Нет, что ты, – Мукуро успокаивающе поднял ладонь, Хибари видел только его руку в перчатке. – Запамятовал. Кстати, удачный выбор переговорщика.
Гокудера, перехватив телефон, пожал плечами.
– Кто бы сомневался, – проворчал он и, уже в трубку, сказал: – И, наверное, нужно будет проверить, не произошло ли что-то с кольцами Маре – я, как только вернусь... Да, конечно. Хорошо.
Мукуро, потеряв интерес к нему, прошел на кухню. Он осматривался, внимательно разглядывая какие-то совсем странные вещи: прожженную кастрюлю, пуговичные глянцево-черные магниты на холодильнике из тех, что продают в Икее, тень от стола, пятна от кофе на цветном линолеуме.
– Ну? – хмуро спросил Гокудера, тоже появляясь на кухне, и потер шею под волосами. Рубашка, расстегнутая до третьей пуговицы, обнажала ключицы.
– А скажи-ка мне, Хаято Гокудера, ты так мрачен, потому что у вас действительно серьезные проблемы или это отсутствие никотина делает из тебя чудовище?
– Я давно бросил, – непонимающе ответил Гокудера. – Да что с тобой сегодня такое? И да, у нас проблемы – он не рассказал тебе?
– Кея, как обычно, неохотно делится информацией. Придется тебе рассказывать. – Хибари моргнул, он не замечал прежде за Мукуро такой фамильярности. Мукуро тем временем устроился на подоконнике, прямо посреди распечаток, записок и пустых пакетов из-под еды, закинув ногу на ногу. – Кольца Маре? Бьякуран?
Гокудера бросил свой справочник под ноги, там же, где стоял, и прислонился к стене.
– Мы думали сначала, дело в том, что кольца Маре никто не носит. Прикидывали, стоит ли отдать их Варии. – Хибари подавил смешок, представив Занзаса, дорвавшегося до информации о параллельных мирах, в которых он, может быть, даже смог стать боссом Вонголы. Мукуро, напротив, слушал очень серьезно. – Ну я вот сейчас сижу, жду, что скажет Верде – он что-то проверяет на пустышках. Да, – спохватился Гокудера, – я знаю, зачем вы приехали. Как только достанете кольца – привозите сюда.
– Чтобы мы их привезли, – заметил Хибари, – ты тоже кое-что должен сделать.
– Подожди, – Мукуро свел брови, – вы уверены, что Верде стоит доверять?
– Если кто-то и знает, то Аркобалено, – сказал Хибари.
Мукуро перевел на него недоуменный взгляд, будто только что заметил его присутствие здесь.
– Если кому-то и выгодно скрывать проблемы с Тринисетте, то им же. Они первые должны были заметить и встревожиться.
– Слушай, проспись, – рявкнул Гокудера. – Какая разница, кто заметил? Проблемы у всех – исправляем все вместе.
– Гляжу, ты проникся ценностями Вонголы окончательно. Только еще стоило бы успокоиться. А то что же это тебя так перекосило? – Мукуро склонил голову, напряженно всматриваясь в его лицо. Хибари зевнул. Сцена начала ему надоедать.
– Вы пришли справиться о моем самочувствии или все-таки за ключом? – перебил Гокудера. Он снял со свободно висящего галстука застежку и бросил на стол. – Забирайте и проваливайте.

– Ты тоже заметил? – спросил Мукуро, когда они возвращались к машине.
– Что именно? Что ты сегодня не в меру разговорчив?
– Ты видел, что у него с лицом? – сказал Мукуро, пропустив комментарий между ушей. – И сигареты – понимаю, что и неделя может показаться вечностью, когда к чему-то очень внимателен, но из Большой Белой мы вернулись – сколько получается назад? Месяц?
– Помнишь, я говорил тебе про репутацию психически здорового человека? Можешь забыть о ней.
– Возможно, я знаю больше тебя, – после некоторого молчания сказал Мукуро. – Есть множество вещей, которые не снились, Кея, – нараспев произнес он.
– И откуда это обр...
Мукуро шел совсем близко, почти касаясь его плечом, и Хибари вдруг задумался – действительно, когда же Гокудера бросил курить. Или, может быть, никогда не начинал. Или как раз тот месяц назад, когда они все покинули машину Шоичи.
– Как с темнотой, которая не иллюзии?
– Это не иллюзии, – согласился Мукуро.
– Тогда не морочь мне голову.
Он задержался у ограды особняка, разглядывая парк за ней, и Хибари пришлось ждать. Когда Мукуро садился, Хибари поймал его за отворот рубашки и дернул на себя.
– Еще раз опоздаю, и ты повезешь к тайнику один только глаз? – опередил Мукуро его вопрос. – Вряд ли получится.
Он сидел, неловко извернувшись, опираясь рукой о сиденье в опасной близости от бедра Хибари, и чувствовалось, как его кулак проминает обивку. Мукуро протянул свободную руку и кончиками пальцев коснулся лба и скулы Хибари, задержав ладонь над глазницей.
– С тем же успехом я могу обыскать твой труп и сам забрать кольца.
Хибари мотнул головой, отбрасывая его руку, уже в который раз злость уходила, оставляя взамен понимание, что оба они просто оттягивают момент, в который кому-то из них станет гораздо скучнее жить. Он оттолкнул Мукуро.
– Ты даже не знаешь ключа.
Мукуро не торопился спорить, но всем своим улыбающимся видом показывал, что ему известно гораздо больше, чем Хибари мог бы подумать. Он не просто заставлял Хибари сомневаться – он прекрасно это понимал.
– Куда мы?
– Недалеко, – ответил Хибари. – В Падую.
– Снова на самолете или я могу рассчитывать на твое общество на более длительный срок?
– Можешь. Я оставил самолет Гокудере. Этот болван прилетел сюда общественным транспортом.
Мукуро кивнул.
Серый камень мостовых, казалось, светился в наступающих сумерках. Когда они доехали до побережья, оно выглядело мирным, глянцевым, очищенным от лишних предметов и людей. Море, видное в просветах между домами, сливалось с небом у горизонта. Отель выбрали первый же попавшийся. Пальмы, маскировавшие вход, были обклеены объявлениями, трепыхавшимися на ветру необорванными кончиками. Мукуро остановился, чтобы зачитать вслух:
– “Визуалисты. Отринем очевидное для понимания сути. Уберем наносное, нечеткое. За калейдоскопом цветов не видно формы...” Мне кажется, где-то я слышал что-то очень похожее.

Снилось Хибари что-то вроде этого калейдоскопа, яркое и хрупкое, недоступное пониманию. Собственные руки казались неживыми, исчерченными чужеродными линиями. Может быть, все дело было в том, что Мукуро перед тем как отправиться в свой номер – Хибари успел стащить пиджак – спросил задумчиво:
– Где же твоя татуировка?
Хибари непонимающе приподнял бровь.
– Когда мы впервые встретились – не то чтобы это было хорошее воспоминание, конечно, – на руке у тебя была нарисована птица.
Хибари моргнул.
– Не помню такого.
– Может быть, мне показалось, – легко согласился Мукуро, но мысль о несуществующей птице не оставляла Хибари до самого утра, мучая смутным чувством узнавания.
На всякий случай Хибари звонил Верде – тот выглядел осунувшимся и растрепанным, на детском личике видны были чернильные пятна. Первым делом он сказал:
– Пока ничего не известно, перезвони, будь добр, когда-нибудь еще, – он почесал шею и шмыгнул носом, – только попозже, попозже.
– Два вопроса, – сказал Хибари, – сколько тебе нужно времени и кто сейчас лечащий врач Мукуро.
Верде выплюнул кофе на стол.
– Идите-ка к черту, молодой человек, – процедил он, – со всеми вашими запросами. Лечащий врач скоро понадобится вам. Паранойя – это прежде всего заболевание, – он постучал ногой по столу, на котором стоял, – и не думайте, что вам помогут угрозы. Если увижу у себя хоть кого-то из Комитета, считайте, что ни одна из моих лабораторий больше на вас не работает.
– Когда это вы стали уважать личную жизнь подопытных... пациентов, я хотел сказать?
– Не в этом дело, – поморщился Верде. – Просто не лезь не в свое дело. Почему ты спрашиваешь о Мукуро. Симптомы?
– Впечатление такое, будто к нему вернулась часть воспоминаний измененного мира.
Верде сцепил пальцы.
– С опозданием. Что ж, и такое бывает. И в чем же проблема?
– Таких воспоминаний у него быть не могло.
– Тогда не этого мира, а другого, – предположил Верде. – Я учту. Но вообще-то он психически стабилен. Даже ты вызываешь у меня больше вопросов. Ничего интересного по ночам не снится?
Теперь снилось. Хибари смотрел на свои ненастоящие, яркие, нарисованные руки и думал, что в чем-то Мукуро был прав – не стоило доверять Верде. Савада уверял их, что знает, что делает – он всегда так говорил и чаще всего это оказывалось правдой, – но Хибари всегда казалось, что его привычка доверять людям сослужит им всем плохую службу. Единственной, наверное, причиной того, что он не воспротивился решению передать все медицинские вопросы в ведение Верде, оказалось то, что сам он с Вонголой практически никаких дел не имел.

Уезжали до рассвета.
– Хотел попросить тебя, – сказал Мукуро. Он появился в номере естественно и бесшумно, как будто привык наносить визиты Хибари в любое время дня и ночи, и его безрассудная уверенность вдруг передалась и Хибари, которому даже в голову не пришло выставить его, а когда он наконец-то вспомнил – было уже поздно. – Когда мы со всем разберемся, сможешь присмотреть за детьми?
– Кроме Франа, пусть остается в Варии, – ответил Хибари, наверное, слишком поспешно, и Мукуро закашлялся от смеха. – Почему вдруг?
– Ну, у меня свои планы на кольцо, – пожал плечами Мукуро. – Возможно, с ним мне удастся что-то новое узнать про эти пятна. А ты же все равно вернешься в Намимори, правильно я понимаю?
– Что, если нет? – Хибари смотрел на него искоса, не поворачивая головы. – Нашел, кого просить об одолжениях. Где, кстати, они сейчас находятся?
– Понимаешь, я мог бы сдать их всех Саваде или оставить в Варии, но мне же нужно, чтобы они за мной не увязались.
Лампа под потолком номера, коротко моргая, защелкала, и дрожание света на узорах обоев будто оживило их, делая живыми и хищными.
– Будет опасно? – спросил Хибари.
– Думаю, да.
– Даже для Франа?
– Естественно, – улыбнулся Мукуро. В мигающем свете движение его губ казалось чередой сменяющихся кадров. – Мне вообще кажется, это имеет отношение к Тринисетте, но говорить об этом я буду не с тобой.
Что-то взорвалось под потолком, и комната погрузилась в непроглядную темноту. Хибари прикрыл веки, чтобы привыкнуть. Он слышал дыхание Мукуро, шуршание ткани, когда тот сунул руки в карманы. Мукуро находился на расстоянии вытянутой руки, и по едва заметному движению воздуха можно было догадаться, как он стоит. Хибари подавил желание прикоснуться к нему. Было в этом что-то болезненно-знакомое, почти как в цветном сне, только вот что – он не мог вспомнить.
Мукуро щелкнул пальцами, и темное индиговое сияние проникло сквозь веки. Хибари открыл глаза – и в первый момент его ослепило.


Черно-белый уровень

Мукуро маячил в проеме двери и не собирался уходить, дожидаясь, пока Хибари закончит бриться. Пена стекала в слив вместе с короткими волосками – в неярком свете пламени они казались тоньше и мягче, чем обычно. Возможно, просто казались. С бритвы полетели капли воды. Собственное лицо в зеркале выглядело гладким и бледным, черты будто бы заострились. Нужно меньше ездить, решил он, остаться на месяц-другой в Намимори и решить все эти вопросы с сектантами – что они такое, если не справляется Комитет? Чаще есть, больше спать. Подождать решения Верде и не задаваться этим вопросом раньше времени. Что касается Мукуро...
Он перевел взгляд со своего отражения на отражение Мукуро, прислонившегося к косяку и бездумно рассматривающего Хибари так, будто ему самое место стоять в чужой ванной и освещать ее пламенем.
– Выйди, – сказал Хибари.
На мгновение на лице Мукуро отразились мучительные раздумья. Потом он ответил, спокойно и будто бы удивленно:
– Ты же не хочешь потратить лишнее кольцо на то, чтобы побриться? – Хибари молчал. – Прости, некоторые пробелы в моем воспитании до сих пор дают о себе знать.
Хибари смотрел, как он поворачивается спиной, как выходит и плотно притворяет за собой дверь. Потом раздался его голос:
– Так что? Мне на тебя не рассчитывать?
– Придумай что-нибудь сам, – отозвался Хибари, на ощупь раскрывая ящики в поисках салфеток. – А я поеду с тобой.
– Не доверяешь? – слышно было, что Мукуро улыбается. – Правильно делаешь. Признаться, я надеялся на такой исход.
Дверь скрипнула под тяжестью чужого тела, Мукуро, видимо, стоял, прислонившись к ней снаружи. Когда Хибари вышел, Мукуро все еще был там, он ненамного отступил, освобождая Хибари проход. В полумраке, не подсвеченном ничем, кроме пламени, все чувства обострились. От Мукуро, стоящего перед ним, тепло и резко пахло сном. Хибари обошел Мукуро, стараясь не задеть случайно, но тот сам поймал его за руку:
– И все-таки она есть у тебя.
Хибари опустил глаза. В свете, исходящем от чужих рук, было видно, что все предплечье покрыто татуировкой. От запястья до локтя его обвивала птица, черная, как уголь – слишком привычная и потому незаметная. Мукуро будто снял какой-то слой восприятия, заставив взглянуть по новому, обнаружить давно знакомое. Мукуро коснулся клюва, провел длинную линию от изогнутой шеи до крыла, царапнул перья хвоста, будто проверяя – не нарисовано ли.
– Как все же иронично, – произнес Мукуро, – с твоей стороны изображать на себе символ спокойствия и мира.
На самом деле Хибари просто нравились птицы. Татуировку он сделал в старших классах, без задней мысли выбрав рисунок, который выглядел лучше всего. Кусакабе нередко видел ее и так, а кроме него вряд ли бы кто-то осмелился спрашивать. Мукуро было не занимать безрассудства.
Хибари моргнул.
– Только что ее не было, – озвучил он свое осознание.
Мукуро кивнул:
– Теперь ты тоже видишь. Не татуировку, – уточнил он, – разницу.
Чужие пальцы на запястье и предплечье обжигали. Хибари стряхнул прикосновение.
– У всех нас по два комплекта воспоминаний, – сказал он на пробу.
– Ну как, можешь сказать, в котором из них у тебя была татуировка? С Бьякураном или без? – ехидно поинтересовался Мукуро. – Как это связано? Уже представил, как маленький добрый Бьякуран уговаривает маленького Хибари Кею нарушить дисциплину каким-нибудь изощренным способом.
– Мукуро, – уронил Хибари угрожающе.
– Не пытайся сделать вид, что все в порядке, Кея, – обращение все еще резало слух. – У вас же проблемы с Тринисетте, вот тебе и доказательство.

Утренний свет казался холодным и бледным, после темноты здания город в нем как будто выцвел и остыл. Мукуро хлопнул себя по нагрудному карману:
– Нашел наконец.
Хибари покосился на него – из плаща Мукуро извлек пакетик с какой-то мелочью.
– Одолжи-ка мне, – Мукуро развернул к себе зеркало заднего вида и, откинув волосы, принялся вставлять серьги в проколы.
Хибари съехал на обочину и остановил машину.
– Только вместе с водительским местом.
– Согласен, – Мукуро сосредоточенно пытался попасть металлическим штырьком в дырку. Хибари не мог оторвать взгляда от розового налившегося кровью уха. Он помнил их – эти гладкие металлические ободки и камешки в простой оправе.
Машина передвигалось рывками, то надолго замирая, то резко набирая скорость вместе с другими. Хибари вращал ободки колец на пальцах, подцеплял ногтем и прокучивал, они казались горячими от движения, наполненные пламенем. Кроме одного. Хибари в удивлении посмотрел на свои руки: вместе с кольцами облака на мизинце, отдельно от остальных было надето аккуратное, слабое кольцо тумана. Он помнил, что отобрал его у рядового Миллефиоре уже давно, больше года назад, после того, как убил. Хибари не брезговал мародерством – кольца нужны были всегда; облачные рассыпались практически мгновенно, кольца тумана служили долго – это пламя было слабым и тревожным, оно не нравилось Хибари, и он пользовался им, только если очень нужно было. Или все же нет?
Он оглянулся на Мукуро, но тот сидел, сосредоточив внимание на дороге; определенно кольцо предназначалось не ему. Да и вряд ли бы Мукуро заинтересовало что-то ниже класса B.
Хибари попробовал зажечь пламя, но ничего не вышло.
Мукуро обернулся, почувствовав, видимо, движение пламени. И тоже заметил:
– Туман? Я все думал, зачем ты его носишь, если не можешь пользоваться. Самовнушение?
Хибари стащил кольцо:
– Нужно?
– Ну разве что на память, – удивил его ответом Мукуро, но тут же добавил: – О том, как Хибари Кея утратил иллюзии. Прости за каламбур.
Хибари не разозлился, сам до конца не понимая, почему. Ирония Мукуро казалась знакомой, привычно безобидной, он насмехался как будто не всерьез.
– Расскажи про то, что ты успел узнать, – предложил Хибари и, сцепив пальцы, приготовился слушать.
Пятна появлялись всюду. В самых неожиданных местах и, насколько видел Мукуро, не спешили исчезать, не могли двигаться, но могли расширяться. Вещи, которых касалась чернота, исчезали, частично или полностью.
– Это нечто существующее или отсутствие всего? – спросил Хибари, но Мукуро на его вопрос ответить не смог, да и никто на его месте не рискнул бы проверить.
– Координаты +53° 41', +7° 38', несколько пятен в форме двух висящих в воздухе людей. Они появляются каждый десяток метров вдоль набережной. Или, к примеру, тот дом, куда ты за мной приехал. То, что я успел понять наверняка, – чем меньше людей, тем скорее образуются пятна. И обычно это такие незаметные места – углы, ямы, трещины. Места, которые хуже всего просматриваются издалека. Если бы я снимал интерьеры и пейзажи, они точно бы не попали в объектив, – сказал он.
– Кто же их тогда замечает?
– Чистая случайность, – поделился Мукуро. – Редко когда один и тот же человек видит пятно дважды, если только не ездит и ищет специально, как я.
– Если дело в Тринисетте, – предположил Хибари, продолжая беспокойно касаться колец, – стоит учесть пламя ночи – это может быть оно?
– Даже странно, что мы не подумали об этом раньше, – согласился Мукуро. Машина как раз замедлила ход, сиденье мягко качнуло. – Попробую спросить у Вендиче. Ребенок должен сейчас находиться в тех местах.
Хибари кивнул. Партнерство с Вендикаре было одним из тех соглашений, которые, будучи заключенными годы назад, все еще оставались в силе. Те, кто доживал в Вендикаре свои последние годы, держали пламя ночи в узде, но если это они не справились – последствия стали бы неизбежными.
– Мне сесть за руль? – спросил Хибари.
– Не нужно. Я волне могу поговорить с ним и так. Теперь веришь мне? – спросил Мукуро, не поворачиваясь, и Хибари кивнул, не раздумывая над тем, видно ли его движение.

Мукуро предупреждающе поднял руку. Они подъезжали к скоплению машин, перекрывшему дорогу.
– И это не авария, – произнес он, опережая предположения. – Только выглядит похоже.
Он медленно сдал назад. Улица поплыла в обратном направлении. Толчками передвигались здания. Сменяли друг друга одинаковые скамьи и похожие, как близнецы, пальмы, кусты, стриженные по линейке.
Машина остановилась напротив кованых ворот чьего-то двора.
– Что ты видишь? – спросил Мукуро, кивая наружу.
– Задний двор. Скамейку. Ограду. Ящик. Кусты. Вытоптанное место у сиденья, – непонимающе перечислил Хибари и продолжил ехидно: – Проволоку на подлокотнике. Большой серый камень. Блики. Твое отражение. Мое отражение.
– Нет, внимательнее, – Мукуро со своей стороны прильнул к стеклу так, будто увидел за ним что-то и ужасное, и притягательное одновременно, – я вижу черные пятна. Смотри, одно как раз выползает из-под сиденья, плывет по направлению к дороге... нет, свернула в сторону зеленого дома. Остальные копошатся вот там, – он указал в угол двора, который плохо просматривался с улицы, – ныряют.
– Когда ты в последний раз был у врача? – Хибари, сколько ни силился, не мог рассмотреть на залитой солнцем земле ничего темного.
– Мне казалось, мы уже решили вопрос с доверием, – сказал Мукуро. – Присмотрись, Кея, у тебя же получалось.
– С согласием, – автоматически поправил Хибари. Мукуро обернулся и положил руку ему на плечо, и вот тогда наконец стало видно, как едва заметные сначала и постепенно становящиеся все гуще, копошатся огромные темные кляксы, время от времени от общей лужи отделяется одна и отползает, оставляя за собой жирный черный след.
– Такого я еще не видел.
– Сейчас ты ищешь нам другую дорогу, – скомандовал Хибари, – а я выясню, что происходит.

Савада выглядел встревоженным, но голос его не выдавал волнения. За двоих работал Гокудера, расхаживающий на заднем плане, будто животное, мечущееся в клетке. Пепельница, попавшая в кадр, была полна окурков.
– Смотрите, – сказал Савада, – мы перебираем варианты последовательно. Ямамото сейчас уже находится у Бьякурана...
– Говорил же, самоубийца, – фыркнул Мукуро, и Хибари неожиданно понял – Ямамото не впервые было рисковать собой с редкостным равнодушием. Этот страх отмер в нем, казалось, еще в школьные времена, когда Ямамото стоял на крыше, готовый сделать шаг вперед. Он был обязан Саваде жизнью и теперь, не задумываясь, готов был вернуть подаренное обратно.
– Дайте, пожалуйста, знать, когда станет известно про Вендикаре... Как все же неудобно, что связаться напрямую с ними нельзя!
Вендиче показательно игнорировали все контакты, кроме личных, объясняя это тем, что их разлагающиеся тела неспособны были выдерживать излучения экранов и силы звука телефонов. Выманить их теперь куда-либо за пределы тюрьмы было практически невозможно – так бережливо расходовали они оставшееся им после Бермуды пламя ночи. А мафиозный мир, в свою очередь, больше не нуждался в тюремщиках.
– Но все же, думаю, Хибари-сан, Мукуро, дело не в этом.
Мукуро согласно кивнул: произойди утечка пламени, Вендиче и сами бы всполошились. Либо же пламя покинуло их, и они сейчас просто мертвы – даже более мертвы, чем раньше.
– В любом случае, дождемся информации. Зато Верде удалось кое-что узнать.
– Вижу, это кое-что не пролило света на происходящее, – мрачно заметил Мукуро, и Савада вздохнул. – Скажи лучше, как этот, – Мукуро кивнул на экран, видимо, его слова относились к Гокудере, – так быстро вернулся в Японию.
Савада нахмурился:
– Больше суток прошло. Да и первые результаты появились быстро.
Хибари поймал взгляд Мукуро; время двигалось рывками, то ускоряясь, то замедляя ход. Когда успел пройти день, так никто из них и не успел понять.
– А Верде говорит вот что: произошла рассинхронизация потоков пламени, то ли какое-то одно перебивает остальные, то ли работает не так, как нужно...
– Ох, ну вот кого уж я бы не стал слушать, – тихо заметил Мукуро.
– Эффект может быть непредсказуемым, и исправлять, похоже, придется вручную.
Мукуро ударил по тормозам, машину занесло.
– Да ты смеешься, Савада Цунаеши? Будешь генерировать пламя в атмосферу? Не хватает неба – пожалуйста?
Савада пожал плечами:
– Пока что мы даже не можем предположить, что делать и как это все связано с пламенем ночи, если вообще связано. Извини, Мукуро. Сейчас нам просто нужны кольца.
– Возьми Маре, Савада, не мне тебя учить, – сказал Хибари, неожиданно для себя вступаясь за Мукуро. – Хотел отдать их Варии – отдай.
За спиной у Савады что-то разбилось.
– Если бы они у нас были. Они исчезли сегодня в полдень, прямо у меня со стола.
Он поднял руки, предупреждая вопросы:
– Это не кража, иначе бы я уже знал. Пожалуйста, – сказал он. – Сейчас ваша самая главная задача – вернуть кольца.
– Атрибуты, – поправил Мукуро. Савада моргнул:
– Да. Я пойму, если вы в следующий раз захотите поговорить не со мной, а с Реборном, например, но от этого план действий не изменится.
Хибари отключил связь.
– Было бы неплохо, – Мукуро побарабанил пальцами по рулю и ухмыльнулся: – Хотя я готов поспорить, что Реборн с нами говорить не будет. Он слишком стесняется своего ломающегося голоса. – Хибари приподнял бровь. То, что было неизвестно раньше, приходило постепенно, вызванное оговорками и ассоциациями. – Неважно. Атрибуты.
Мукуро снова потянулся к мочке уха. Он глядел на Хибари, и в его глазах зажигался азарт, ожидание предстоящей гонки.
– Нам нужна подробная карта.
– У меня есть, – Мукуро коснулся виска. – Удобное ты все же выбрал место.

По прямой до Падуи было меньше двух часов, но дороги причудливо извивались, выставляли перекрытия, преграждали путь обвалами и разрушениями. Внутренние дворы, открываясь, выплескивали наружу вибрирующую подвижную черноту, опасно приподнимались канализационные люки.
Один раз им едва удалось обогнать поток жидкой темени, густо ползущий по водосточной канаве. Хибари вспомнил, как он ощущал эту тьму немногим более суток назад – совершенно мирной, безопасной – и сейчас, влажно захватывающей все новые области, стремящейся пожрать все вокруг. Теперь для него не составляло труда заметить пятна и потоки, те же, кто не видели, шли им навстречу, как слепые котята, и скрывались из виду, пропадая внутри насовсем.
– Это же их проблемы, правильно? – уточнил Мукуро, вдавливая в пол педаль газа.
– Да, – согласился Хибари. – Не наши же.
Сгущающиеся сумерки остановили их движение, ехать ночью было даже опаснее, чем стоять на месте, ожидая неизбежного. Темнота распространялась теми же неровными рывками, которыми двигалось время, нужно было выбрать лишь достаточно долгий маршрут, проходящий по людным и ярким местам – так объяснял Мукуро. Для Хибари понятие яркого потеряло смысл. В спешке он отмечал мелькание дорог, указателей, зданий, запоминая только основное – и цвет, температура, запах к важному не относились. Мир стал черно-белым, и на черной стороне лежало то, что двигалось пусть и не за ними, но им вслед.

Они сидели в ярко освещенной комнате еще одного из тех так любимых Мукуро оставленных зданий. Шторы везде были раздернуты, то, что могло отбросить тень, – вынесено. Теперь почти пустующая комната с лежащим на полу матрасом напоминала Хибари о японских интерьерах собственного дома.
Мукуро сидел, скрестив ноги – ему было неудобно, – и бездумно вертел вчерашнее кольцо в пальцах, то надевал на верхнюю фалангу, то держал в ладони.
– Оставь его уже, – сказал Хибари, раздраженный напоминанием, но Мукуро улыбнулся хитро и ответил:
– Кто знает, может быть, и я научусь лопать кольца не хуже тебя. Потом достанешь мне еще?
– Думаешь, мы не доберемся до атрибутов? – спросил Хибари, разглядывая, как Мукуро, оставив кольцо, теребит мочку уха. Проколы, оставленные для серег Вонголы, пустовали. Перчатки на его руках на этот раз были белыми и выглядели чуждо и медицински.
– Рано предполагать, не так ли? – сказал Мукуро. – К тому же, я не отказался бы и от достаточно сильных колец. Считай, что я тоже коллекционирую.
Мукуро потянулся и коснулся костяшек его пальцев, гладкая ткань проехалась по тыльной стороне ладони. В его действиях сквозило напряженное ожидание. Хибари не мог понять, что происходит, он весь подобрался в ожидании, но Мукуро мягко перекатился, сел ближе и спросил с неясным выражением:
– Я посмотрю еще раз?
Хибари расстегнул манжету, и он нетерпеливо потянул вверх ткань.
– Неужели что-то интересное? – удивился Хибари, Мукуро держал его за запястье и рассматривал рисунок с искренним любопытством. – Тогда будем меняться. На что-нибудь.
Мукуро на секунду нахмурился, а потом сказал:
– Можешь посмотреть, если хочешь, – он протянул руку ладонью вверх.
Хибари взялся за край перчатки, потянул, загибая. На третьем обороте Мукуро помог ему и сам, освободив основание ладони. Под пальцами Хибари красовался широкий бугристый шрам, какие бывают после ожогов, сквозь розовую кожу просвечивали тонкие черные линии штрих-кода.
– Не получилось вытравить, – сказал Мукуро. – Это не вполне татуировка, она видна при выделении пламени. То есть для меня – всегда. Я так и не понял, что это такое на самом деле.
Мукуро не отнимал руку, и Хибари дотронулся до гладкой, на ощупь горячей кожи, погладил ее, растер большим пальцем, пытаясь рассмотреть расплывшийся номер. Мукуро шумно выдохнул и слабо пошевелил пальцами. Напряжение схлынуло, и вместе с ним, как упавшие на воду листья, уносимые рекой, исчезли мысли о старых, тщательно леелемых обидах и все еще открытых счетах и даже об этом лицемерном оттягивании развязки. Все они мигом пронеслись в голове Хибари, уступив место одному только судорожному, болезненному желанию. Хибари гладил запястье Мукуро, проводя большим пальцем вдоль вен.
– Все меняется, – сказал он. Только почему же он так поздно вспомнил? Мукуро молча кивнул. – И дело не в Бьякуране, не в рассинхронизации. И не в пламени ночи.
– Ты только что понял? – в вопросе не было насмешки, Мукуро просто хотел знать.
– Да, – признался Хибари. – Верде уже говорил мне, но трудно было поверить. Ничто из событий тех двух миров, которые мне знакомы, не могло заставить меня относиться к тебе лучше.
– А, – сказал Мукуро напряженно и как-то неловко и попытался отнять руку, подавшись назад. – Я уже давно знаю. Некоторое время, точнее. Забываю, что было раньше, извини. Должно быть, ты не очень расположен налаживать отношения, тем более в такой момент.
Хибари крепче схватился за его запястье и дернул Мукуро на себя.
– Разберемся в процессе.
Чтобы не упасть, Мукуро оперся о его плечо. Хибари чувствовал жар чужого тела. Он обнял Мукуро за спину.
– Кея, – сказал тот серьезно и предупреждающе, и Хибари не нашел ничего лучше, чем повалить его на матрас.
Мукуро целовал его жадно, больно, крепко обхватив затылок. Он сильно сжимал его плечи, гладил в распахнутом вороте рубашки свободной рукой, будто точно зная, какую реакцию вызовут прикосновения, пока Хибари пытался выпутать его из брюк. Мукуро глухо застонал, когда Хибари обхватил его член и принялся неторопливо, сильно дрочить, а потом скользнул ладонью ниже. Пряжка расстегнутого ремня впивалась в бедро. Хибари глянул на раскрасневшегося, взмокшего Мукуро, откликающегося на каждое его движение.
– Хоть как, – поспешно, хрипло сказал Мукуро, – только быстрее.
Хибари медлил, и он попытался вывернуться, опрокинуть его на спину, но Хибари не позволил, удерживая Мукуро весом своего тела, прижимая его к простыням.
– Тихо, – сказал Хибари, ощущая смутное сожаление от своего отказа. Откуда-то он знал, что Мукуро может наделать глупостей. – Сейчас.
Он развернул его, посадил, прижав спиной, крепко обняв, и дрочил, как себе, а когда Мукуро кончил, толкнул его на матрас и лег сверху, вжимаясь в подставленные ягодицы, сполз чуть ниже, вдавливая член между чужих бедер. Мукуро низко, тихо рассмеялся и поерзал под ним, сводя ноги и сжимаясь крепче.
Чуть позже Хибари лежал и слушал его выравнивающееся дыхание. Мукуро вытерся первым, что попалось под руку – углом простыни, – и раскинулся на постели.
– Кто из нас будет спать? – спросил он.
– Для начала оденься, – посоветовал Хибари, – будет смешно, если кто-то запутается в штанах, убегая.
– Кто бы говорил, – хмыкнул Мукуро.
Хибари снизу смотрел, как он поднимается и застегивается, оставляя незаправленной рубашку, стаскивает перчатку, все еще остававшуюся на руке, ходит по комнате, проверяя вид за окном.
– У нас, конечно, нет другого выхода, – сказал Мукуро, – но все-таки они не идут на свет.
– Я понял, – согласился Хибари. Движение пятен, пока они ехали, казалось лишенным цели – они хаотично переползали, распространяясь и заливая собой все вокруг.
Мукуро вытащил из сумки со своими вещами ноутбук.
– Я подумал, спи ты, – произнес он. И тут же вопреки сказанному поинтересовался: – Как ты думаешь, здесь есть сеть?
Сеть, видимо, была, потому что когда Хибари очнулся от дремы, Мукуро все еще сидел, сосредоточенно уткнувшись в экран. Хибари подвинулся ближе и погладил Мукуро по колену, просунул руку под греющийся пластиковый корпус и сжал чужое бедро с внутренней стороны. В комнате было тихо, только слышно, как мерно гудят вентиляторы, щелкает клавиатура, как за окном проносятся редкие машины. Дом специально был выбран таким – под онами шло хорошо освещенное шоссе, дававшее путь к отступлению.
– Сколько времени прошло? – спросил Хибари, поняв, что хочет услышать голос Мукуро.
– Меньше часа.
Время снова сбивалось и перескакивало, на этот раз медленными, ленивыми толчками. Хибари казалось, он заснул вечность назад, и перед глазами маячила только глухая, пустая чернота. Хибари высвободил руку, сел.
– Новости?
– Не то чтобы, – ответил Мукуро. – У детей все пока в порядке, но Фран уже начинает беспокоиться, если тебе это интересно. – Хибари понял – да, интересно, еще как. – Но он вечно настроен на худшее. Никто не звонил. У Савады сейчас время то ли мозгового штурма, то ли сиесты. Я случайно наткнулся на любопытное объяснение про пятна. Никто, впрочем, не пишет, что их много.
– Тем, у кого много, не до общения, – заметил Хибари. Он зевнул и придвинулся к Мукуро ближе.
– Тоже верно, – кивнул Мукуро, – хотя вот по нам с тобой не скажешь. Кстати, как насчет сфотографироваться на фоне апокалиптических пейзажей?
– Они хоть видны на фото? – спросил Хибари.
Мукуро хмыкнул и открыл ему страницу, где один под другим в ряд шли черные прямоугольники.
– Это тред про современное искусство или свидетельства очевидцев?
– Посмотри на подписи, – предложил Мукуро. Хибари вгляделся. Под каждой из неудавшихся фотографий шел текст. “У нас пока все в порядке”. “Не знаю, о чем ты говоришь, реальнее не бывает”. “Какая, к черту, темень? Вот она, Виа Сеста Целере, я там живу недалеко”. Внизу страницы замигало и присоединилось новое сообщение с таким же черным фото.
– Они не видят, – констатировал Хибари.
– Кто знает, может быть, это избирательные галлюцинации? Или чьи-то иллюзии более высокого порядка? – Хибари нахмурился. Слышать такое от Мукуро было неожиданно и тревожно. – И тогда мы проиграли еще до начала, когда поверили в их реальность. Хотя это маловероятно.
– Вернемся к проблемам Тринисетте.
– Тринисетте, Тринисетте, – сказал Мукуро. – Если какое-то слово повторять слишком много раз, оно теряет смысл. Пока я искал про пятна, видел столько версий легенд про основополагающие вещи, что Тринисетте кажется среди них самой безобидной.
– Какое дело нам до городских легенд?
– Если начистоту, Кея, – Мукуро потянулся поправить волосы, задев его локтем, – какое дело нам до всего, что мы не можем доказать или опровергнуть? Это ты сейчас должен говорить мне что-то вроде “мы можем ехать, а можем не ехать, поэтому поедем”.
Губы сами собой растянулись в улыбке.
– Хорошо, расскажи мне тогда еще одну сказку.
Хибари с неохотой поднялся и обошел комнату. Ничего не успело измениться вокруг. Шоссе все так же светлело в ночи ровной линией, обрамленной огнями фонарей. Едва намечены были контуры их машины, стоявшей у выезда. На чернильном небе можно было различить несколько крупных звезд.
– Больше всего мне понравилась история про туалетную бумагу, – сказал Мукуро.
– Не сомневался в твоем вкусе, – сказал Хибари, – и про что же она?
– Про книги, конечно, – Мукуро сделал неопределенный жест рукой, – знаешь, как это бывает. У них чуть ли не собственная секта. – Хибари заинтересованно прислушался. – Монохромисты или как-то так. Аскеты, эстеты, презирают разнообразие. Они уверены, что в основе мира лежит нечто печатное. Книга – там как раз два цвета, меньше уже некуда. Или, может быть, журнал. Но тут я скорее поверю в книгу, какую-нибудь толстенную энциклопедию, где написано все сразу.
Хибари хмыкнул и дернул плечом.
– Ну, тут возможны варианты.
– Да, – кивнул Мукуро, – они и сами не уверены, и, пока обсуждали, добрались до туалетной бумаги. Там вообще всего один цвет. Правда, чуть позже тех, с туалетной бумагой, объявили еретиками. Вот что забавно, кстати. Все они уверены, что эта вещь не одна. Ну, правильно, у нее есть тираж, и весь он действующий... К чему я, собственно, это рассказываю. Появление черных пятен они считают признаком приближения настоящего мира.
Хибари склонил голову набок. Он подошел и мягко вытянул ноутбук из рук Мукуро.

Мукуро захлебывался криком, крохотные выпущенные из коробочки ежи покрывали его везде – в сводах ступней, изнутри бедер, в паху, на груди, под мышками. Хибари знал, как это должно чувствоваться – колко и щекотно, опасно.
– Я тебе отомщу, – возмутился Мукуро, часто дыша. – Не хотел использовать иллюзии, но здесь ты сам виноват.
Горячее и живое тут же потекло по спине, пачкая влагой. Оно обхватило Хибари за бока, присосалось сзади к шее, обвило бедра и раздвинуло ягодицы, растягивая и проникая внутрь. Оно крупно пульсировало, будто наполненное собственной кровью. Отчего-то Хибари не чувствовал ни неприязни, ни отвращения. То, что прикасалось к нему, тоже было Мукуро. Он устроился удобнее, приспосабливаясь к ощущению заполненности, а потом подхватил Мукуро под колени и подтащил ближе к себе, медленно наклонился, ловя ритм чужого дыхания. Мукуро дотронулся до его плеча и весь выгнулся, подаваясь навстречу. Все смешалось в единый клубок их собственных тел и живого пламени.
Они оба кончили быстро, слепо и жадно толкаясь навстречу друг другу.
– Надо было раньше начать, – доверительно сообщил Хибари на ухо Мукуро.
– М-м-м, – откликнулся тот, сладко вздохнул, а потом сказал: – Мы уже. Давно.
Хибари чуть отстранился, чтобы посмотреть на него. Мукуро сел на постели.
– Странно, что ты не помнишь. Мне казалось, вместе мы больше видим.
– Если это коллективное помешательство... “избирательные галлюцинации”, – саркастически процитировал Хибари, – все как раз объяснимо.
Мукуро провел по его руке – от шеи и до запястья – и сказал:
– Не нужно ничего объяснять. Попробуй вспомнить.
Хибари медленно вдохнул и выдохнул. Память действительно возвращалась к нему – образами, отдельными картинками, воспоминаниями о том, кто что говорил и когда. Отматывая события назад, он вспомнил, как впервые увидел Мукуро в его собственном теле – дважды, после Спейда, раненого, оборванного, слишком слабого, чтобы стать достойным противником; и второй раз, выйдя из Большой Белой Машины, – как же он был этому рад. От Мукуро тогда кисло пахло лекарствами, запах физиологического раствора водяной тюрьмы въелся в его кожу. После Вендикаре Мукуро сидел на таблетках, от которых горчили его рот и сперма. Можно создать новые органы, нельзя – вещество. Если бы иллюзионисты умели, они бы вымерли от перегрузки дофаминовых цепей. Возможно, те, кто научились, действительно вымерли. Трудно передавать знания, если занят собственным ментальным оргазмом.
Они спали и до того, конечно, но тогда в их коротких встречах не было того болезненного отчаяния, с которым живой Мукуро пытался не упустить ни капли реальности, к которой прикасался.
– Я помню, – сказал Мукуро, – но я помню какими-то отрывками. Сегодня. На прошлой неделе. Сразу после Большой Белой. Еще – в прошлом месяце, когда ты застал меня в Вонголе. Помню на заднем сиденье, когда мы ехали по Осаке. Трижды у тебя, нет, четырежды.
– Ты считаешь? – удивился Хибари. Было в этом что-то неправильное, досадное, жалкое. Мукуро не следовало рассказывать. – Еще на крыше, – сказал он.
Вряд ли про это можно было сказать “переспали”. От раскаленных плит, покрывающих крышу, шел жар, дверь не была закрыта, и в любой момент кто-то мог прийти. Хибари просто притиснул Мукуро к стене и опустился на колени – в бесконечно очередной раз.
На самом деле он не мог вспомнить и половины того, о чем говорил Мукуро.
– А когда мы начали? – спросил Хибари. Осознания Мукуро – может быть, дело действительно было в привычке распознавать иллюзии – опережали его воспоминания. Возможно, просто еще не вся память восстановилась.
Мукуро неловко улыбнулся и пожал плечами.

Утром период блаженного спокойствия кончился. Тело ломило, будто бы они всю ночь катались по холодному жесткому полу. Да должно быть, так и было – когда паркет под ним глухо скрипнул и вздыбился, охватывая его своей жесткой поверхностью, простыни перекрутились и впились в руки, вытягивая, одеяло мягко и тепло защекотало живот, а Мукуро склонился к его паху, мазнув по коже волосами, и они потекли узкими змеями по животу и бедрам, ему было безразлично, насколько эти иллюзии реальны, и что же внутри них. Мукуро держал его руками и туманом, грел теплом комнаты, обвевал воздухом, дышал вместе с Хибари, вздрагивавшим в такт сокращениям чужого горла.
– Это последний раз, когда я смогу так, – сказал Мукуро, и Хибари не понял тогда, что это значит, а сейчас прислушивался к мертвой рассветной тишине, больше похожей на предгрозовую, и думал, что отведенное им время передышки подходит к концу – и неизвестно, что последует за этим. В сером зыбком свете все казалось призрачным и неправдоподобным. Сначала на темной земле ничего не было видно, стекло бликовало, но Мукуро тронул его за плечо и кивнул в сторону виднеющихся вдали высоких домов с округлыми ребристыми крышами соковыжималок. От длинных стелющихся по земле теней, в которых тонули основания зданий, поползло бесформенное, гигантское пятно, на его поверхности бесшумно и быстро лопались огромные пузыри, обнажая дыры темнее, чем сама чернота.
– Пойдем, – сказал Хибари. Почти сразу же, не собираясь, не задерживаясь нигде, они оказались в машине.
– Если я правильно представил, как все это движется, то должен быть свободный объездной путь, – Мукуро расправил на коленях найденную карту. – Да, действительно, вдоль Виа Чезанова и Виа Пелоза – в этих местах.
С огромной скоростью мелькали за окнами двухэтажные жилые домики, окруженные живыми изгородями, машины, ожидающие мирно спящих хозяев, пустующие веранды летних кафе. Мукуро хмурился, оглядываясь вокруг.
Когда они миновали развязку шоссе, отделяющего окраины от центра города, он решил позвонить детям, долго и напряженно слушал сначала унылое бормотание Франа – Хибари был слышен только голос, слов было не разобрать, – потом переключился на Хром.
– Они тоже видят, – рассказал потом Мукуро, – но гораздо меньше, чем мы. Может быть, дело в том, что все они сейчас в Кокуе, и волна не дошла до восточного побережья. Но я бы предположил другое – у них нет никого, кто поддержал бы пламя тумана пламенем облака, и если они что-то замечают, то только своими силами. – Он задумчиво побарабанил пальцами по приборной панели. – Кен с Чикусой вообще ничего не заметили.
Полкилометра спустя Хибари спросил:
– Что с тобой?
Мукуро, не разнимая сцепленных рук, показал ему пальцы. Хибари отвлекся от дороги на секунду и только недоуменно приподнял бровь.
– Пламени нет, – объяснил Мукуро.
– Есть. – Ощущения Хибари он него не изменились, пламя тумана все еще было рассеяно в воздухе вокруг.
– Нет. Я еще ночью понял, что оно ослабевает, – Мукуро отвернулся. – А если оно пропало для меня, то и ты его скоро не увидишь. Мое – да и свое тоже.
– Просто поторопимся, – сказал Хибари.
Стрелка спидометра и без того опасно переползла за двести пятьдесят.

– Кея, – сказал Мукуро. – Я хотел бы тебя предупредить. Давай сначала выясним – мы наконец видим одно и то же или нет? Мы сейчас у центрального входа. Белый камень, кованые ворота, парк внутри. Где-то здесь должна быть толпа нищих, если их еще не прогнали.
– Никого нет, – сказал Хибари. – И парка тоже нет. И забор бетонный. Мы на территории, принадлежавшей бывшему клану Эстранео.
Мукуро потер ладонью лицо.
– Так, – произнес он, – это даже почти верно в целом. Дай мне руку, пожалуйста.
Зрение медленно поплыло. Мукуро цепко держал его за пальцы и размеренно говорил:
– Если подумать, нет большой разницы, все изменяется совсем немного.
Хибари попытался проморгаться. Отчего-то вокруг стало темнее. Предметы приобрели объем и форму. Новое зрение казалось настоящим, будто раньше вместо мира вокруг ему подсовывали бледные суррогаты.
На табличке у входа была вывеска, на нее сейчас смотрел Мукуро: “Больница св. Эстрана”.
– Как много неприятных детских воспоминаний, – вздохнул он и поморщился.
Хибари помнил, что Мукуро говорил ему, совершенно точно рассказывал давным-давно, уже когда они были достаточно знакомы, чтобы делиться такими историями.
– Впрочем, неважно, – Мукуро тряхнул головой и повернулся к нему. Растрепавшаяся челка приоткрыла правый, незрячий глаз. – Сначала нужно добраться до атрибутов. Даже если здесь закрыто, у меня с собой должны быть отмычки...
Он отнял руку, и Хибари, как никогда раньше, ощутил томительную, острую пустоту там, где только что его касался Мукуро.
– Не можешь просто выбить дверь?
Хибари поинтересовался автоматически, уже доставая Ролла, – он не мог привыкнуть к мысли, что Мукуро не может пользоваться пламенем, хотя теперь ощущение тумана от него пропало. Мукуро пожал плечами:
– А ты?
Хибари посмотрел на коробочку, зажатую в ладони. Вместо резного кубика Ролла в руках у него была зажигалка, тяжелая, металлическая, с откидной крышкой. На ней даже надписей не осталось в память о еже. И горела она тоже совершенно обыкновенным пламенем – огнем.
– Не нужно было так делать.
– Послушай, – окликнул его Мукуро, – не время раздумывать. Все равно оно ненастоящее. – Скрипнули петли ворот. – Кея!
В этот момент пространство затопила вязкая, густая тишина. Медленно, как во сне, как когда с неохотой переворачивают последнюю страницу, задерживая взгляд на самых последних словах, изменилось все вокруг. Хибари развернулся, уже зная, что бежать бесполезно. На него, окруженная остатками выцветшего мира, мощно, неотвратимо двигалась огромная, нескончаемая черная волна. И теперь Хибари понимал, что она – пустая.
Пламя разгорелось, повинуясь инстинкту. Хибари бросился к Мукуро в попытке и его охватить защитной сферой, но было уже поздно.
– Не волнуйся, – произнес Мукуро как будто издалека. – Я понял, ничего особенного не произойдет.