Consulenza Esterna Della Famiglia
Название: Ключ ко всему
Автор: Becky Thatcher, Илана Тосс
Бета: Илана Тосс
Герои (Пейринг): Хибари Кея/Савада Емицу, Алауди/Джотто
Категория: слэш
Рейтинг: NC-17
Жанр: PWP
Размер: мини (2 056 слов)
Саммари: «От наследства не отказываются. Оно с тобой навсегда, куда бы ты ни шел и как бы ты ни старался от него убежать»
Дисклаймер: Все взято из секретных архивов Амано Акиры. Команда не извлекает прибыли, только информацию
Примечания: фик написан на конкурс Reborn Nostra на дайри, тема «Дурное Наследство»
Комментарии: посвящается Пухоспинке
– Сила – ключ ко всему. Если у тебя ее нет, ты – бесполезное насекомое. Но если она есть, и ты не умеешь ею пользоваться, ты – ничтожество, пустое место. Запомни это.
Алауди окутывает неяркое свечение, он почти прозрачен, Хибари может разглядеть сквозь него перила школьной крыши, на которые тот облокачивается. Кажется, неплотное облако, из которого соткан Алауди, можно развеять одним ударом тонфа. Искушение почти непреодолимое, но Хибари слишком хорошо чувствует исходящую от этого то ли призрака, то ли миража смертоносную энергию. Он сжимает тонфа чуть сильнее, и на губах Алауди на миг появляется полуулыбка. Хибари подавляет порыв отступить на шаг назад.
– Я создал ЦЕДЕФ, потому что в Семье должна быть сильная рука. Гуманизм, дружба, прощение – удел слабаков. Главное – порядок и сила, которая его поддерживает. Вонгола должна выглядеть единой и сильной перед лицом любого врага, неважно, откуда он появится. И если глава Семьи не в состоянии взять на себя эту ношу, это должен сделать Внешний Советник. Если не получится миром, надо применить силу.
С каждым словом перед глазами Хибари все ярче разгорается вязь иероглифов.
Сила. ЦЕДЕФ.
Его Наследство.
Алауди исчезает, растворяясь в сумраке летней ночи, и Хибари погружается в сон без сновидений.
***
Он просыпается, когда отвратительно-бодрый женский голос объявляет, что они приземлились в аэропорту Палермо. За несколько лет, прошедших с того разговора с Алауди, Хибари научился понимать итальянский почти так же хорошо, как и японский, привык к бесконечным перелетам, темпераменту шумных жителей Сицилии и даже смирился с тем, что в боссы ему досталось бесполезное травоядное Савада Цунаеши.
Куда сложнее было научиться работать с Внешним Советником.
В отличие от первого главы ЦЕДЕФ, Савада Емицу был преступно беспечен, совершенно неорганизован, допускал ошибки и распустил организацию донельзя. Хибари, чьи подчиненные следовали заведенному порядку и правилам неукоснительно, подобного отношения к работе не понимал и не хотел. Все это время он старался сводить контакты с ЦЕДЕФ к минимуму. Но церемония вступления в наследство приближается, до нее осталась всего неделя, и дольше тянуть уже нельзя.
Он с раздражением морщится, когда на него налетает мамаша с ребенком, не слушает долгие извинения, в которых та рассыпается, перемежая их руганью и криками на малыша, разворачивается и выходит из здания аэропорта. В машине слышен только шорох шин и гул двигателя.
Стеклянные двери с эмблемой ЦЕДЕФ бесшумно раздвигаются в стороны, пропуская его в здание, и так же тихо закрываются, отрезая шум улиц. Хибари кивает блондинке в очках, встретившей его в холле и идет за ней наверх в кабинет главы организации.
Емицу сидит в кресле, облокотившись на стол, внимательно смотрит на него из-под полуприкрытых век и молчит. Хибари переводит взгляд на открывающийся за окном вид: небоскребы, солнце, небо, кажущееся сероватым из-за тонированных окон, и стекло – кругом стекло. Даже в кабинете половина мебели и стены стеклянные – что за бесполезный выпендреж?
– Пришел заявить свои права? – острый взгляд Емицу удивительно не сочетается с его широкой улыбкой. Хибари отрешенно думает, что из него получился бы неплохой руководитель, если бы он не тратил время на создание имиджа своего парня. – Я все думал, когда же ты решишься. Боялся, что придется применить силу.
Злость вскипает в Хибари, обволакивая сознание черными всполохами, перед глазами пляшут точки, и Хибари сжимает кулаки, подавляя порыв забить Саваду до смерти здесь и сейчас. Терпению он за эти годы тоже научился. Почти.
«Если не получится миром, нужно применить силу», – всплывают в голове слова Алауди.
«Применить силу, применить силу» – стучит в висках, звоном отдается в голове, отсвечивает разноцветными бликами на бесчисленных стеклах.
Улыбка Емицу становится шире, он встает – на стеклянной столешнице остаются отпечатки ладоней – обходит стол и останавливается перед Хибари. Смотрит сверху вниз, наклоняется почти к самому лицу Хибари и одними губами произносит: «Забирай».
Хибари не отдает себе отчет в своих действиях – хватает Емицу за галстук, одним движением обматывает его вокруг кулака и тянет на себя. Емицу удерживается на ногах, облокотившись на подлокотник кресла Хибари, смотрит насмешливо, словно спрашивает: «Неужели ты хочешь получить ЦЕДЕФ таким образом»?
Почему-то всплывают в памяти слова Алауди: «От наследства не отказываются. Оно с тобой навсегда, куда бы ты ни шел и как бы ты ни старался от него убежать».
Хибари не убегает, он принимает все, что делает его сильнее, но он не хочет так. У него есть отлично работающая организация, ему не нужна корзинка с травоядными, в которую Савада Емицу превратил ЦЕДЕФ, но остановиться он не может, его словно ведет чужая воля. Вокруг них закручиваются темные спирали Пламени Облака, скрывая их от посторонних глаз, не оставляя света и воздуха, и Хибари отпускает себя. Он целует Емицу, до крови прикусывая нижнюю губу, и тут же отпускает, разворачивает лицом к столу и толкает вперед. Часы на руке Емицу ударяются о стекло с громким звоном, это раздражает, и Хибари заводит ему руки за спину, сцепляя их появившимися из ниоткуда наручниками. Он не сопротивляется, и это почему-то возбуждает до дрожи. Хибари облизывается, чувствуя на своих губах вкус крови Емицу, и это возбуждает еще сильнее.
Он расстегивает ширинку, высвобождает из трусов член и поглаживает его неторопливо, обводит головку большим пальцем, размазывая выступившую каплю смазки, сжимает у основания и снова ведет вверх. Емицу почти лежит на столе перед ним, широко расставив ноги и упираясь пахом в стеклянную поверхность. Хибари поглаживает его по пояснице, выпуская рубашку. Кожа под ладонью горячая, даже слишком, кажется, внутри него бьется Пламя. Или это Пламя самого Хибари – он не знает.
Хибари просовывает руку между Емицу и столом и сжимает его член сквозь тонкую ткань летних брюк. Емицу с шумом выдыхает сквозь зубы, и Хибари думает, что надо бы заткнуть ему чем-нибудь рот. Он сжимает член сильнее – Емицу стонет, пытаясь приподняться, на столешнице остается запотевшее пятно, и Хибари решает, что затыкать ему рот он не будет.
Не в этот раз.
Он расстегивает ремень Емицу – тяжелая пряжка с глухим стуком падает на пол, тянет за собой вниз брюки и трусы. Емицу переступает через них и пытается подняться и обернуться, но Хибари надавливает ему на спину, заставляя снова лечь на стол и прогнуться в пояснице. Емицу тихо усмехается, и злость вспыхивает в Хибари с новой силой. Пламя сжимается вокруг них плотным кольцом, и уже не остается ничего, кроме стука крови в ушах и какой-то незнакомой жажды, не поддающейся ни контролю, ни доводам рассудка. Хибари не может с ней совладать, и от этого злится еще сильнее. Жажда, кажется, увеличивается в геометрической прогрессии.
– Не тяни, – в голосе Емицу слышатся те же злость и нетерпение. Надо было его все-таки заткнуть, но сейчас уже не до того. Воздух звенит от напряжения, дышать практически нечем, он задыхается в собственном Пламени, и кажется, может вздохнуть только прикасаясь к обнаженной коже Емицу.
Хибари облизывает пальцы и растягивает его торопливо, дурея от жара и тесноты, приставляет головку к анусу – Емицу вздрагивает и расставляет ноги чуть шире. Хибари входит осторожно, из последних сил пытаясь сдержаться: без смазки неприятно, он чувствует, как Емицу напрягается, но не может заставить себя замереть хотя бы на миг – раскачивается сначала мелкими движениями, постепенно увеличивая амплитуду и скорость. В ту секунду, когда Емицу полностью расслабляется, начиная подмахивать, у Хибари срывает крышу.
Мысли улетучиваются из головы, оставляя вместо себя клубы Пламени, смешанного со злостью и желанием подчинить, овладеть, проявить силу.
Сила.
Перед глазами снова, как тогда, на крыше средней школы Намимори, всплывают ярко светящиеся иероглифы, жгут веки, словно настоящий огонь. Хибари трахает Емицу, не сдерживаясь, не заботясь о его удовольствии, не думая ни о чем, кроме обладания.
Емицу дрочит себе быстро и беспорядочно, кончает, выплескиваясь на стеклянную поверхность и сжимаясь вокруг Хибари, отчего того накрывает волной оргазма столь сильного, что на мгновение он почти теряет сознание.
Он открывает глаза и видит перед собой знакомое приглушенное свечение. Оно прореживает Пламя, сгустившееся вокруг стола, и отбрасывает на волосы неподвижно лежащего Емицу причудливые блики. Алауди не улыбается, смотрит серьезно и почти печально.
Разбить бы что-нибудь, – думает Хибари, – но сил нет. И желания, как ни странно, тоже.
Алауди поднимает руку – кольцо на пальце вспыхивает ярким сиянием, точно таким же, как и кольцо Хибари. Перед глазами, будто в калейдоскопе, мелькают картинки прошлого: Джотто, стоящий рядом с Алауди около обезображенного трупа. Капли дождя оседают на обожженном теле, Джотто не смотрит на Алауди, только на труп человека, когда-то, видимо, бывшего их союзником или другом. Алауди переступает через него, уводя Джотто за собой.
Хибари смотрит на них и не может оторваться, его тянет вслед за уходящими фигурами, как пса на поводке. Алауди оглядывается – и Хибари намертво приклеивается к нему взглядом. Сиреневая вспышка – и Хибари стоит рядом с Джотто. Странное чувство. Хибари не видит Алауди, неожиданно длинная челка лезет прямо в глаза, и он отводит ее затянутой в кожаную перчатку рукой. Рукой, принадлежащей не ему.
Хибари – зритель в чужом теле. Все вокруг призрачное, зыбкое, только сам он – настоящий, но при этом еще более призрачен, чем все остальное. Он не может ни на что повлиять, чужое тело ему не подчиняется, и он просто наблюдает за тем, что показывает ему Алауди. Вереница картинок, вереница сюжетов, один за другим. Как немое кино.
Джотто, что-то доказывающий Хибари – Алауди – им обоим. Он активно жестикулирует, ходит по кабинету туда-сюда. С тех времен особняк Вонголы практически не изменился. Все те же картины на стенах, все те же кожаные диваны и темная обивка стен. Хибари – Алауди – стоит, прислонившись к двери и наблюдает за метаниями босса. Говорит что-то – Хибари не слышит – и Джотто замирает посреди комнаты. Поднимает голову – в глазах его пляшет яркое Пламя. Хибари кажется, он чувствует его жар.
Джотто, отлетающий к стене от удара в челюсть. Алауди бьет точно и аккуратно, Хибари изнутри его тела чувствует это. На кожаной перчатке ни следа крови, и некрасивый синяк на скуле Джотто сойдет уже через пару дней. Это знает Алауди – а с ним и Хибари.
Джотто, запрокидывающий голову в беззвучном крике. Он выгибается, вскидывает узкие загорелые бедра, и Хибари – Алауди – крепко стискивает их. На его руках все те же черные перчатки, так контрастирующие с обнаженным телом Джотто. Хибари – Алауди – движется мощными долгими толчками и чувствует, как Джотто дрожит от удовольствия. Дрожит, покоряясь его силе.
Опять особняк Вонголы. Хибари – Алауди – стремительно идет по коридорам. Понятливая прислуга убирается прочь, едва заслышав его издалека. Внимание Хибари – Алауди – привлекает неплотно притворенная дверь в кабинет босса. Джотто сидит за столом, спрятав лицо в ладонях. Хибари – Алауди – закрывает створку ровно в тот момент, когда Джотто поднимает голову и взглядывает на него. На дверь.
Джотто, смотрящий вслед уходящему Алауди. В его глазах – легкая грусть и всепрощение, а еще – понимание. Хибари – Алауди – приказывает своим подчиненным сжечь деревню, где живут конкуренты.
Сила.
Она рождает миры и хоронит цивилизации. Она управляет всем, она – ключ к жизни. Нет ничего важнее силы, нет ничего, что может ей противостоять.
Алауди доказал свое право владеть и распоряжаться силой, теперь и Хибари, последовав его примеру, воспользовался ею, чтобы получить то, что принадлежит ему по высшему праву. Когда Хибари понимает это, то возвращается в собственное тело. Вокруг по-прежнему сфера тумана, в которой только они с Емицу и призрачный силуэт Алауди.
Хибари опускает взгляд на бесчувственного Емицу и думает, что надо бы отпустить Пламя, дать ему глотнуть свежего воздуха, иначе он умрет. Не то чтобы это было такой уж помехой, но разбираться сейчас со смертью Савады Емицу ему не хочется.
Алауди пристально смотрит на него, потом кивает и отворачивается.
Он исчезает так же неожиданно, как и появился, Пламя постепенно рассеивается, сквозь темные клубы проступает солнечный свет, кажущийся еще ярче по сравнению с контрастом шара. Хибари расстегивает наручники и отрешенно наблюдает, как они уменьшаются и исчезают в Кольце, горящем ровным сиреневым Пламенем. Емицу шевелится, поднимается – за ним от стеклянной поверхности тянется мутно-белый след, – одевается и уходит, не оглядываясь и не говоря ни слова.
Хибари не может отделаться от ощущения, будто Савада знал, что так и случится.
Хибари поправляет одежду, отряхивает невидимые глазу пылинки на брюках, обходит стол и садится в кресло главы ЦЕДЕФ. Смотрит на разводы на стекле, протягивает палец, пробует на вкус чужую сперму – горько и солоно, ничего интересного. Он достает тонфа и ударяет без замаха. По стеклянной поверхности расползаются трещины, их становится все больше и больше, пока наконец стол не осыпается к его ногам прозрачным крошевом.
Завтра Хибари прикажет заказать новую мебель и заменить стены на непрозрачные. Затем наведет здесь порядок. Непременно.
На звон стекла в дверях появляется все та же блондинка. Смотрит настороженно и опасливо, будто принюхивается, определяя степень опасности, исходящей от Хибари. В кабинете пахнет потом и спермой, учуяв это, она морщится – мимолетно, невнимательный человек и не заметил бы. Хибари кажется, что глаза ее гневно сверкают – но, может, это просто блик неудачно лег на стекла очков. Девушка нейтральным тоном интересуется о дальнейших распоряжениях и коротко кивает ему, как боссу. Признавая его силу.
Хибари, не обращая на нее внимания, подходит к окну. Сила клокочет в нем, сила, способная создать и поддержать порядок в Семье. Сила, способная управлять большой и дружной волчьей стаей, имя которой – Вонгола.
Автор: Becky Thatcher, Илана Тосс
Бета: Илана Тосс
Герои (Пейринг): Хибари Кея/Савада Емицу, Алауди/Джотто
Категория: слэш
Рейтинг: NC-17
Жанр: PWP
Размер: мини (2 056 слов)
Саммари: «От наследства не отказываются. Оно с тобой навсегда, куда бы ты ни шел и как бы ты ни старался от него убежать»
Дисклаймер: Все взято из секретных архивов Амано Акиры. Команда не извлекает прибыли, только информацию
Примечания: фик написан на конкурс Reborn Nostra на дайри, тема «Дурное Наследство»
Комментарии: посвящается Пухоспинке
– Сила – ключ ко всему. Если у тебя ее нет, ты – бесполезное насекомое. Но если она есть, и ты не умеешь ею пользоваться, ты – ничтожество, пустое место. Запомни это.
Алауди окутывает неяркое свечение, он почти прозрачен, Хибари может разглядеть сквозь него перила школьной крыши, на которые тот облокачивается. Кажется, неплотное облако, из которого соткан Алауди, можно развеять одним ударом тонфа. Искушение почти непреодолимое, но Хибари слишком хорошо чувствует исходящую от этого то ли призрака, то ли миража смертоносную энергию. Он сжимает тонфа чуть сильнее, и на губах Алауди на миг появляется полуулыбка. Хибари подавляет порыв отступить на шаг назад.
– Я создал ЦЕДЕФ, потому что в Семье должна быть сильная рука. Гуманизм, дружба, прощение – удел слабаков. Главное – порядок и сила, которая его поддерживает. Вонгола должна выглядеть единой и сильной перед лицом любого врага, неважно, откуда он появится. И если глава Семьи не в состоянии взять на себя эту ношу, это должен сделать Внешний Советник. Если не получится миром, надо применить силу.
С каждым словом перед глазами Хибари все ярче разгорается вязь иероглифов.
Сила. ЦЕДЕФ.
Его Наследство.
Алауди исчезает, растворяясь в сумраке летней ночи, и Хибари погружается в сон без сновидений.
***
Он просыпается, когда отвратительно-бодрый женский голос объявляет, что они приземлились в аэропорту Палермо. За несколько лет, прошедших с того разговора с Алауди, Хибари научился понимать итальянский почти так же хорошо, как и японский, привык к бесконечным перелетам, темпераменту шумных жителей Сицилии и даже смирился с тем, что в боссы ему досталось бесполезное травоядное Савада Цунаеши.
Куда сложнее было научиться работать с Внешним Советником.
В отличие от первого главы ЦЕДЕФ, Савада Емицу был преступно беспечен, совершенно неорганизован, допускал ошибки и распустил организацию донельзя. Хибари, чьи подчиненные следовали заведенному порядку и правилам неукоснительно, подобного отношения к работе не понимал и не хотел. Все это время он старался сводить контакты с ЦЕДЕФ к минимуму. Но церемония вступления в наследство приближается, до нее осталась всего неделя, и дольше тянуть уже нельзя.
Он с раздражением морщится, когда на него налетает мамаша с ребенком, не слушает долгие извинения, в которых та рассыпается, перемежая их руганью и криками на малыша, разворачивается и выходит из здания аэропорта. В машине слышен только шорох шин и гул двигателя.
Стеклянные двери с эмблемой ЦЕДЕФ бесшумно раздвигаются в стороны, пропуская его в здание, и так же тихо закрываются, отрезая шум улиц. Хибари кивает блондинке в очках, встретившей его в холле и идет за ней наверх в кабинет главы организации.
Емицу сидит в кресле, облокотившись на стол, внимательно смотрит на него из-под полуприкрытых век и молчит. Хибари переводит взгляд на открывающийся за окном вид: небоскребы, солнце, небо, кажущееся сероватым из-за тонированных окон, и стекло – кругом стекло. Даже в кабинете половина мебели и стены стеклянные – что за бесполезный выпендреж?
– Пришел заявить свои права? – острый взгляд Емицу удивительно не сочетается с его широкой улыбкой. Хибари отрешенно думает, что из него получился бы неплохой руководитель, если бы он не тратил время на создание имиджа своего парня. – Я все думал, когда же ты решишься. Боялся, что придется применить силу.
Злость вскипает в Хибари, обволакивая сознание черными всполохами, перед глазами пляшут точки, и Хибари сжимает кулаки, подавляя порыв забить Саваду до смерти здесь и сейчас. Терпению он за эти годы тоже научился. Почти.
«Если не получится миром, нужно применить силу», – всплывают в голове слова Алауди.
«Применить силу, применить силу» – стучит в висках, звоном отдается в голове, отсвечивает разноцветными бликами на бесчисленных стеклах.
Улыбка Емицу становится шире, он встает – на стеклянной столешнице остаются отпечатки ладоней – обходит стол и останавливается перед Хибари. Смотрит сверху вниз, наклоняется почти к самому лицу Хибари и одними губами произносит: «Забирай».
Хибари не отдает себе отчет в своих действиях – хватает Емицу за галстук, одним движением обматывает его вокруг кулака и тянет на себя. Емицу удерживается на ногах, облокотившись на подлокотник кресла Хибари, смотрит насмешливо, словно спрашивает: «Неужели ты хочешь получить ЦЕДЕФ таким образом»?
Почему-то всплывают в памяти слова Алауди: «От наследства не отказываются. Оно с тобой навсегда, куда бы ты ни шел и как бы ты ни старался от него убежать».
Хибари не убегает, он принимает все, что делает его сильнее, но он не хочет так. У него есть отлично работающая организация, ему не нужна корзинка с травоядными, в которую Савада Емицу превратил ЦЕДЕФ, но остановиться он не может, его словно ведет чужая воля. Вокруг них закручиваются темные спирали Пламени Облака, скрывая их от посторонних глаз, не оставляя света и воздуха, и Хибари отпускает себя. Он целует Емицу, до крови прикусывая нижнюю губу, и тут же отпускает, разворачивает лицом к столу и толкает вперед. Часы на руке Емицу ударяются о стекло с громким звоном, это раздражает, и Хибари заводит ему руки за спину, сцепляя их появившимися из ниоткуда наручниками. Он не сопротивляется, и это почему-то возбуждает до дрожи. Хибари облизывается, чувствуя на своих губах вкус крови Емицу, и это возбуждает еще сильнее.
Он расстегивает ширинку, высвобождает из трусов член и поглаживает его неторопливо, обводит головку большим пальцем, размазывая выступившую каплю смазки, сжимает у основания и снова ведет вверх. Емицу почти лежит на столе перед ним, широко расставив ноги и упираясь пахом в стеклянную поверхность. Хибари поглаживает его по пояснице, выпуская рубашку. Кожа под ладонью горячая, даже слишком, кажется, внутри него бьется Пламя. Или это Пламя самого Хибари – он не знает.
Хибари просовывает руку между Емицу и столом и сжимает его член сквозь тонкую ткань летних брюк. Емицу с шумом выдыхает сквозь зубы, и Хибари думает, что надо бы заткнуть ему чем-нибудь рот. Он сжимает член сильнее – Емицу стонет, пытаясь приподняться, на столешнице остается запотевшее пятно, и Хибари решает, что затыкать ему рот он не будет.
Не в этот раз.
Он расстегивает ремень Емицу – тяжелая пряжка с глухим стуком падает на пол, тянет за собой вниз брюки и трусы. Емицу переступает через них и пытается подняться и обернуться, но Хибари надавливает ему на спину, заставляя снова лечь на стол и прогнуться в пояснице. Емицу тихо усмехается, и злость вспыхивает в Хибари с новой силой. Пламя сжимается вокруг них плотным кольцом, и уже не остается ничего, кроме стука крови в ушах и какой-то незнакомой жажды, не поддающейся ни контролю, ни доводам рассудка. Хибари не может с ней совладать, и от этого злится еще сильнее. Жажда, кажется, увеличивается в геометрической прогрессии.
– Не тяни, – в голосе Емицу слышатся те же злость и нетерпение. Надо было его все-таки заткнуть, но сейчас уже не до того. Воздух звенит от напряжения, дышать практически нечем, он задыхается в собственном Пламени, и кажется, может вздохнуть только прикасаясь к обнаженной коже Емицу.
Хибари облизывает пальцы и растягивает его торопливо, дурея от жара и тесноты, приставляет головку к анусу – Емицу вздрагивает и расставляет ноги чуть шире. Хибари входит осторожно, из последних сил пытаясь сдержаться: без смазки неприятно, он чувствует, как Емицу напрягается, но не может заставить себя замереть хотя бы на миг – раскачивается сначала мелкими движениями, постепенно увеличивая амплитуду и скорость. В ту секунду, когда Емицу полностью расслабляется, начиная подмахивать, у Хибари срывает крышу.
Мысли улетучиваются из головы, оставляя вместо себя клубы Пламени, смешанного со злостью и желанием подчинить, овладеть, проявить силу.
Сила.
Перед глазами снова, как тогда, на крыше средней школы Намимори, всплывают ярко светящиеся иероглифы, жгут веки, словно настоящий огонь. Хибари трахает Емицу, не сдерживаясь, не заботясь о его удовольствии, не думая ни о чем, кроме обладания.
Емицу дрочит себе быстро и беспорядочно, кончает, выплескиваясь на стеклянную поверхность и сжимаясь вокруг Хибари, отчего того накрывает волной оргазма столь сильного, что на мгновение он почти теряет сознание.
Он открывает глаза и видит перед собой знакомое приглушенное свечение. Оно прореживает Пламя, сгустившееся вокруг стола, и отбрасывает на волосы неподвижно лежащего Емицу причудливые блики. Алауди не улыбается, смотрит серьезно и почти печально.
Разбить бы что-нибудь, – думает Хибари, – но сил нет. И желания, как ни странно, тоже.
Алауди поднимает руку – кольцо на пальце вспыхивает ярким сиянием, точно таким же, как и кольцо Хибари. Перед глазами, будто в калейдоскопе, мелькают картинки прошлого: Джотто, стоящий рядом с Алауди около обезображенного трупа. Капли дождя оседают на обожженном теле, Джотто не смотрит на Алауди, только на труп человека, когда-то, видимо, бывшего их союзником или другом. Алауди переступает через него, уводя Джотто за собой.
Хибари смотрит на них и не может оторваться, его тянет вслед за уходящими фигурами, как пса на поводке. Алауди оглядывается – и Хибари намертво приклеивается к нему взглядом. Сиреневая вспышка – и Хибари стоит рядом с Джотто. Странное чувство. Хибари не видит Алауди, неожиданно длинная челка лезет прямо в глаза, и он отводит ее затянутой в кожаную перчатку рукой. Рукой, принадлежащей не ему.
Хибари – зритель в чужом теле. Все вокруг призрачное, зыбкое, только сам он – настоящий, но при этом еще более призрачен, чем все остальное. Он не может ни на что повлиять, чужое тело ему не подчиняется, и он просто наблюдает за тем, что показывает ему Алауди. Вереница картинок, вереница сюжетов, один за другим. Как немое кино.
Джотто, что-то доказывающий Хибари – Алауди – им обоим. Он активно жестикулирует, ходит по кабинету туда-сюда. С тех времен особняк Вонголы практически не изменился. Все те же картины на стенах, все те же кожаные диваны и темная обивка стен. Хибари – Алауди – стоит, прислонившись к двери и наблюдает за метаниями босса. Говорит что-то – Хибари не слышит – и Джотто замирает посреди комнаты. Поднимает голову – в глазах его пляшет яркое Пламя. Хибари кажется, он чувствует его жар.
Джотто, отлетающий к стене от удара в челюсть. Алауди бьет точно и аккуратно, Хибари изнутри его тела чувствует это. На кожаной перчатке ни следа крови, и некрасивый синяк на скуле Джотто сойдет уже через пару дней. Это знает Алауди – а с ним и Хибари.
Джотто, запрокидывающий голову в беззвучном крике. Он выгибается, вскидывает узкие загорелые бедра, и Хибари – Алауди – крепко стискивает их. На его руках все те же черные перчатки, так контрастирующие с обнаженным телом Джотто. Хибари – Алауди – движется мощными долгими толчками и чувствует, как Джотто дрожит от удовольствия. Дрожит, покоряясь его силе.
Опять особняк Вонголы. Хибари – Алауди – стремительно идет по коридорам. Понятливая прислуга убирается прочь, едва заслышав его издалека. Внимание Хибари – Алауди – привлекает неплотно притворенная дверь в кабинет босса. Джотто сидит за столом, спрятав лицо в ладонях. Хибари – Алауди – закрывает створку ровно в тот момент, когда Джотто поднимает голову и взглядывает на него. На дверь.
Джотто, смотрящий вслед уходящему Алауди. В его глазах – легкая грусть и всепрощение, а еще – понимание. Хибари – Алауди – приказывает своим подчиненным сжечь деревню, где живут конкуренты.
Сила.
Она рождает миры и хоронит цивилизации. Она управляет всем, она – ключ к жизни. Нет ничего важнее силы, нет ничего, что может ей противостоять.
Алауди доказал свое право владеть и распоряжаться силой, теперь и Хибари, последовав его примеру, воспользовался ею, чтобы получить то, что принадлежит ему по высшему праву. Когда Хибари понимает это, то возвращается в собственное тело. Вокруг по-прежнему сфера тумана, в которой только они с Емицу и призрачный силуэт Алауди.
Хибари опускает взгляд на бесчувственного Емицу и думает, что надо бы отпустить Пламя, дать ему глотнуть свежего воздуха, иначе он умрет. Не то чтобы это было такой уж помехой, но разбираться сейчас со смертью Савады Емицу ему не хочется.
Алауди пристально смотрит на него, потом кивает и отворачивается.
Он исчезает так же неожиданно, как и появился, Пламя постепенно рассеивается, сквозь темные клубы проступает солнечный свет, кажущийся еще ярче по сравнению с контрастом шара. Хибари расстегивает наручники и отрешенно наблюдает, как они уменьшаются и исчезают в Кольце, горящем ровным сиреневым Пламенем. Емицу шевелится, поднимается – за ним от стеклянной поверхности тянется мутно-белый след, – одевается и уходит, не оглядываясь и не говоря ни слова.
Хибари не может отделаться от ощущения, будто Савада знал, что так и случится.
Хибари поправляет одежду, отряхивает невидимые глазу пылинки на брюках, обходит стол и садится в кресло главы ЦЕДЕФ. Смотрит на разводы на стекле, протягивает палец, пробует на вкус чужую сперму – горько и солоно, ничего интересного. Он достает тонфа и ударяет без замаха. По стеклянной поверхности расползаются трещины, их становится все больше и больше, пока наконец стол не осыпается к его ногам прозрачным крошевом.
Завтра Хибари прикажет заказать новую мебель и заменить стены на непрозрачные. Затем наведет здесь порядок. Непременно.
На звон стекла в дверях появляется все та же блондинка. Смотрит настороженно и опасливо, будто принюхивается, определяя степень опасности, исходящей от Хибари. В кабинете пахнет потом и спермой, учуяв это, она морщится – мимолетно, невнимательный человек и не заметил бы. Хибари кажется, что глаза ее гневно сверкают – но, может, это просто блик неудачно лег на стекла очков. Девушка нейтральным тоном интересуется о дальнейших распоряжениях и коротко кивает ему, как боссу. Признавая его силу.
Хибари, не обращая на нее внимания, подходит к окну. Сила клокочет в нем, сила, способная создать и поддержать порядок в Семье. Сила, способная управлять большой и дружной волчьей стаей, имя которой – Вонгола.
@темы: слэш, авторский фик, команда ЦЕДЕФ, задание 12: фик/перевод, NC-17
-
-
15.05.2012 в 22:20идея фика... нуу если не она сама, то как минимум ее исполнение весьма странное... было б понятно, если бы Хибари набил морду Емицу в честном бою, но вот так вот взять и нагнуть и без сопротивлений со стороны Савады...как-то уж совсем никак
но прием с картинками из прошлого интересен, мысль, что И если глава Семьи не в состоянии взять на себя эту ношу, это должен сделать Внешний Советник. Если не получится миром, надо применить силу. тоже идет плюсом.
9/7
-
-
16.05.2012 в 21:54